Борис Акунин - Фантастика

• Название: Фантастика
• Автор: Борис Акунин
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2005
• ISBN: 5-8159-0532-1

Сверхпопулярный проект Бориса Акунина «Жанры» – это попытка создания своеобразного инсектариума жанровой литературы, каждый из пестрых видов и подвидов которой будет представлен одним «классическим» экземпляром.

Третья книга проекта была, пожалуй, самой неожиданной и непредсказуемой. Новый роман Акунина «Фантастика» вновь доказывает умение автора, сместив угол зрения, придумать увлекательную, в меру правдоподобную интерпретацию известного всем и каждому события. На этот раз им стал август 1991-го – теперь каждый узнает, почему тряслись руки у суровых путчистов и кем на самом деле был Борис Ельцин.

---

Ключом открыть дверь он не мог – ключ остался в больнице, вместе с одеждой и документами. Пришлось звонить.

Открыла не мать – Рожнов. Он был в шароварах, в обвисшей на плечах майке. Серый сразу понял, что отчим находится на самом поганом этапе запоя: спать не может, есть тоже, даже табаку дыхалка не принимает. Только глушит ханку и бесится.

Как увидел Серый у Рожнова незажженную папиросу в углу рта, глаза в красных прожилках, лиловый отлив щек, так сразу внутри всё и упало. И костольеты снова перескочили на пулеметный стрекот.

– А-а-а-а-а, явииилсяааа, – пропел отчим, издевательски растягивая звуки. – А бреехааали чтооо под автообус поопааал. Надуууть хотееелиии? Рожнооовааа еще никтооо нее надуувааал. Зааходиии, миил чеелоовеек, гооостееем бууудешь.

Медленно, со вкусом стал отводить правую руку, сжимая пальцы в кулак. Уверен был, сволочь, что никуда Серый не денется. Не посмеет ни убежать, ни даже закрыться от удара. Не торопился, растягивал удовольствие.

Мохнатый кулачище двинулся к лицу Серого, целя точно в нос. Это у Рожнова, когда особенно осатанеет, такая манера: сначала ослепить ударом в нос, чтоб ты захлебнулся кровью, потом левой под дых, дальше сшибет на пол локтем по затылку, ну а напоследок отработает ногами, сколько запалу хватит.

Но сегодня что-то очень уж вяло он разворачивался. Должно быть, перепил. Серый успел присесть, и кулак со всего маху двинул по косяку. Хряснуло солидно так, смачно.

– А-а-а, ёооо… – заматерился было отчим, но Серый, боясь второго удара, толкнул его ладонью.

Не сказать чтоб сильно, однако Рожнов отлетел в коридор, бухнулся об стену и сел на пол.

Глаза у него недоверчиво выпучились. Из разбитой об дверь кисти сочилась кровь. А рожа из красной, злобной, вдруг стала серой, напуганной.

И сделалось тут Серому очень хорошо, просто-таки замечательно.

Он подошел и двинул отчиму ногой по уху – голова мотнулась влево.

Потом с другой стороны – голова дернулась вправо.

Рожнов зажмурился и захрипел.

– Еще когда хавало на меня разинешь – хребет сломаю. А за мать вообще убью! – пообещал Серый. – Узнаю, приеду и убью.

Перешагнул через съежившегося отчима и пошел в комнату. Взял аттестат за восьмилетку, свидетельство о рождении (паспорт, жалко, в больничке остался). Одёжи прихватил.

Потом на кухню двинул. Очень жрать хотелось.

Только пусто было в холодильнике, шаром покати. В окно светило яркое солнце, Серый от него сощурился.

Хоть воды попить.

Из водопроводного крана выдулся радужный пузырек. Медленно, очень медленно полетел вниз, со звоном ударился о жесть раковины. Цок!

Токо-так, токо-так, токо-так! – откликнулась бешеная дробь в висках.

Глава четвертая

Опыты

В Первой градской, куда мамхен перетащила-таки сынулю из райбольницы, диагноз подтвердили: физических травм нет, а про удивительную психическую аномалию Роб помалкивал. Был приглашен знаменитый неврологический профессор Кацнельсон, но Дарновский изо всех сил изображал естественность и в глаза светилу старался не засматриваться – боялся, чтоб выдаст себя, если снова увидит зеленые искорки. Кацнельсон тем не менее что-то такое унюхал. Может, именно из-за того, что десятиклассник упорно отводил взгляд.

Приговор светила был таков:

– Сильное потрясение, но это неудивительно. Последствия столь серьезной психической травмы непредсказуемы. Существует так называемый SS, Survivor Syndrome, очень сложное и недостаточно изученное наукой явление. Ясно одно: как всякому, кто выжил в катастрофе, вам предстоит заново выстраивать отношения с жизнью. Вы как бы родились во второй раз, вернулись в состояние новорожденного младенца. Вам предстоит снова учиться всему: ходить по улицам, ездить в транспорте, налаживать отношения с окружающим миром. Не суетитесь, не подгоняйте себя. Процесс это медленный, чреватый всякого рода рисками и неожиданными открытиями.

И Роб воспользовался советом профессора, даже не подозревавшего, до какой степени он попал в точку.

Новорожденным младенцем десятиклассник Дарновский себя не чувствовал. Тут скорее было уместно другое сравнение: вроде как жил человек до семнадцати лет слепым и вдруг прозрел, научился видеть – ну, пускай, не весь окружающий мир, а окружающих людей. И они оказались вовсе не такими, как этот человек воображал себе на основании данных слуха-нюха, осязания и чего там еще, ах да, вкуса.

Люди были одновременно и проще, и сложнее, чем Роб думал. А главное страшнее.

Взять того же Кацнельсона. Один разок заглянуть ему в глаза все же пришлось – когда тот светил в зрачки фонариком. Ну, разумеется, вспыхнули искры. И раздался настоящий голос профессора, дряхлый-предряхлый, как у столетнего старика. «Выжил, – тоскливо сказал спрятанный в психоневрологе старикашка. – Зачем выжил? Заурядный, некрасивый, прыщи, лживые глазки. А Мишенька… Лучше бы этот лежал с раздавленным лицом… Стоп. Стоп. Стоп. Спокойно».

На «заурядного» и «некрасивого» Роб страшно оскорбился, но потом, уже после консультации, узнал от заведующего отделением (того самого, брата Зинпрокофьевны), что у светила в прошлом году сын разбился на мотоцикле – его переехала автофура.

Кацнельсону этому теперь, наверно, на всех молодых парней смотреть тошно, успокоил себя Дарновский.

А когда ехали из больницы домой, вышло еще хуже. Ненарочно, само получилось, заглянул мамхену в глаза и подслушал такой текстик – чуть не рухнул: «Слава богу, всё хорошо, всё хорошо, домой, винегрет, рассольничек, котлетки его любимые, потом в кровать, доктор про крепкий сон, и можно к Рафику, можно, теперь можно, ах ты, ах ты, трусики поменять, лифчик черный, с кружавчиками…»

Роб пришел в ужас. Рафик – это наверняка Рафаил Сигизмундович, мамин однокурсник, плешивый, с пузечком, весь воротник в перхоти. Что-то он в последнее время в гости зачастил, но Робу, конечно, и в голову не приходило. У мамхена любовник?! Лифчик с кружавчиками? Это в сорок четыре года?!

Мамхен додумывала что-то такое вовсе порнографическое, но Роб зажмурился, затряс головой.

– Что? Что? Голова болит? – переполошилась мамхен. – Я хотела вечером в библиотеку заскочить, в каталоге поработать, но если тебе нехорошо…

– Нет, мне жутко хорошо. Лучше не бывает. После катастрофы-то, – мстительно сказал он.

В общем, с самого начала стало ясно, что жизнь с Подарком Судьбы (так Роб окрестил свою новообретенную способность) это не только розы. Штуковина занятная, но в то же время и опасная. Можно такого наслушаться, что не зарадуешься.

Об этом он и думал в первый послебольничный день – как жить дальше.

С музыкой, которая теперь звучала в нем неумолчно, прямо rock around the clock[2], Дарновский свыкся довольно быстро. Она была с ним все время, даже во сне. То мелодичная, то по-авангардистски нервная, то вовсе как ногтем по стеклу. Через пару дней он ее уже почти не замечал. Ну, лабает себе и лабает, непосредственного отношения к действительности этот акустический феномен не имел. Такой концерт без заявок радиослушателей. Единственное – Роб начисто перестал гонять маг, а до аварии только и делал, что кассеты менял. Диско не признавал, только хард-рок или, под настроение, Элвиса. Однако на внутреннюю музыку механическая никак не ложилась, получалась фигня. Если нон-стоп, начавшийся в башке 10 мая, не прекратится, маг и кассеты можно продавать, больше не понадобятся.

Но музыка – хрен с ней. Куда больше Роба занимал Подарок. Инструмент это был многообещающий, но в обращении явно непростой, требующий навыка. К тому же не снабженный инструкцией по эксплуатации.

Именно этим – освоением своих новых способностей – Дарновский и решил заняться, благо времени было достаточно, брат Зинпрокофьевны дал жертве катастрофы освобождение от занятий до самого конца учебного года.

В школе про аварию, конечно, узнали. Звонила и классная руководительница, и староста, и даже Регинка, но Роб велел мамхену к телефону его не подзывать. Ну их всех в болото, тут, как говорит принц Гамлет, имелся магнит попритягательней.

Итак, механизм Дара (это слово звучало, пожалуй, лучше, чем Подарок) в сущности прост, размышлял десятиклассник. Достаточно встретиться с кем-то взглядом, а потом слышишь его мысли и внутренний голос, который может дать ключ к пониманию самой сути этого человека.

Теоретическая часть, таким образом, была более-менее ясна. Теперь требовалось проверить ее на практике. Укрепить экспериментальную базу.

С опытами на живом мамхене Роб завязал, себе дороже. Лучше потренироваться на посторонних.

И вот день полевых испытаний настал.

Утром, едва Лидочка Львовна ушла на работу, обладатель Дара, отчаянно волнуясь, предпринял первую вылазку, пока недальнюю – в собственный подъезд, к почтовым ящикам. Стоял, кряхтел, лязгал замочком, вроде как ключ застрял.