Н Козин - Постижение России; Опыт историософского анализа

• Название: Постижение России; Опыт историософского анализа
• Автор: Н Козин
• Жанр: История

---

В этом смысле общечеловеческие ценности и смыслы бытия в истории, сама общечеловеческая логика истории - это абстракция, реально существующая, но абстракция, на основе которой жить точно так же трудно, как трудно питаться абстракцией плода вместо реально существующего многообразия плодов - яблок, вишни, груш... Поэтому тот, кто попытается положить в основание своего исторического бытия, и тем более цивилизационного, общечеловеческие ценности, смыслы и логику истории, тот неизбежно обрекает себя на нечто странное, в высшей степени неожиданное в истории. На то, чтобы жить в исторической абстракции и исторической абстракцией, а в итоге - в режиме постоянных исторических потрясений, провоцируемых противоречиями между абстрактным и конкретным, общечеловеческим и тем, как оно реально существует в национальных формах своего воплощения, в которых и посредством которых оно только и может обрести свою реальность в качестве нечто общего всем формам своего национального бытия. Иных форм для своего реального существования общечеловеческое в истории обрести не может, ибо не может существовать помимо форм своего национального бытия в истории.

В своей действительности всякая попытка жить по общечеловеческой логике истории оборачивается банальной, но от этого не менее разрушительной попыткой жить просто иной национальной логикой, логикой иных цивилизаций и культур. По этой причине тот, кто пытается заменить логику национального бытия в истории на общечеловеческую, ничем, кроме как хаотизацией и преодолением своего бытия, как национального, реально закончить не может. Это и подтвердила история России после Октября 1917-го, которая стала историей тягчайшей борьбы общечеловеческих начал с национальными, интернациональных с русскими. Классовая борьба за социальную справедливость была доведена до борьбы с цивилизационными основами России, до пределов исторического абсурда - была превращена в борьбу с национальной почвой России, с основами идентичности русских как русских, России как России.

Начиная с Октября 1917-го, произошло нечто большее, чем совпадение формационных изменений с цивилизационными. Необходимость формационных изменений в России была превращена в цивилизационные изменения самой России, логика формационной модернизации была не просто совмещена с логикой цивилизационной модернизации, а превращена в логику самого радикального за всю историю человечества цивилизационного переворота. И суть дела в данном случае не в том, что есть принципиальные различия между тем, чтобы перейти от одной общественно-экономической формации к другой - это одна проблема исторического развития, и тем, чтобы выйти из одной локальной цивилизации и войти в другую. Хотя и в этом тоже, так как это уже совершенно иная историческая проблема - проблема гибели одной локальной цивилизации и зарождения новой и другой, с другим генетическим кодом истории.

Суть дела все-таки заключается в ином: формационные изменения в России были подчинены не столько собственной логике исторического развития, в частности, осуществлялись не столько по логике формационной и цивилизационной преемственности в связи и на основе развития России, сколько в связи и на основе ее преодоления как России. Все изменения в отношениях собственности и власти были центрированы на цивилизационные изменения, подчинены им как цивилизационным, то есть строительству новой цивилизации - общечеловеческой. Это многое объясняет в парадоксах истории России после Октября 1917-го. Она стала заложницей цивилизационного проекта преодоления России.

Именно здесь конечный источник, постоянно подпитывавший хронические сложности социально-экономического развития страны. В самом деле, где конечный источник непомерной идеологизации экономики? Откуда вообще происходит практика связывания экономических процессов с внеэкономическими в масштабах, разрушительных для самих основ экономической целесообразности? В частности, откуда безудержная политизация экономики? Это ведь не просто следствие безудержной политизации общества. И то и другое, в свою очередь, сами стали ценой, которую заплатило общество за попытку слома основ цивилизационного бытия России в истории. Экономика стала жертвой политики, а политика - жертвой коммунистического цивилизационного проекта разрушения исторической и национальной России. Без него невозможно было бы придать такой масштаб преодолению экономики в экономике. Оно просто не имело бы никакого смысла.

Смысловые компоненты, постоянно дестабилизировавшие социально-экономическое развитие страны, но оправдывавшие хронические трудности и проблемы их переходным, временным характером, задачами достижения высших социально-экономических ценностей новой цивилизации, имеют больше цивилизационное, чем формационное происхождение. В конечном счете, именно задача осуществления коммунизма как цивилизационного исторического проекта, превратила экономику страны в вечно переходную - в переходную от одного переходного состояния к другому, вновь переходному, в этих переходах окончательно запутывая экономическое развитие страны.

Где источник, доводящий до маниакального постоянства практику исторического творчества не считающейся со сложившимися формационными реальностями России, завышенных представлений о потенциале изменчивости самой социально-экономической ткани социума, с которым именно поэтому можно делать почти все, что заблагорассудится? Откуда стремление к постоянному ускорению социально-экономического развития, желание уже сегодня жить проблемами не завтрашнего, а послезавтрашнего дня? В чем причина навязывания обществу схем социально-экономического развития, которые не имеют серьезных оснований либо в социально-экономической и цивилизационной специфике России, либо в уровне их развития, а потому всякий раз взламывающих сложившуюся социально-экономическую и цивилизационную идентичность общества? Откуда вообще необузданная тяга к социальному экспериментированию, легкость перехода к непродуманному реформированию общества, отказа от одних и освоения новых социально-экономических тенденций и технологий развития? Откуда постоянное стремление начать жить как бы заново, предварительно измордовав экспериментами социально-экономическую реальность? Откуда неуважение к ней как к реальности, стремление преодолеть ее сразу и всю без остатка, отношение к ней как главному препятствию, которое подлежит уничтожению на пути к светлому будущему? Наконец, почему само это светлое будущее не окрашено в русско-российские тона, почему оно национально и цивилизационно безлико? Почему оно должно принадлежать России лишь в той связи и мере, в какой принадлежит всем? Почему Россия как Россия так отчуждаема от "светлого будущего" всего человечества, и является ли оно в этой связи будущим и России, если в нем она умирает как Россия? И так ли оно необходимо России, если в нем не будет места для самой России?

Все это вопросы, ответы на которые восходят к ценностным архетипам цивилизационного проекта преодоления России. Все, что есть Россия, уже только поэтому не стоит уважения и сохранения в истории. Все это подлежит тотальной дискредитации уже в сознании и на этой основе преодолению в истории, ибо то, что исчезает в сознании, после этого и на этой основе неизбежно исчезает и из самой истории. Есть прямая зависимость между дискредитацией сложившейся социально-экономической реальности как российской и самим масштабом и характером ее преодоления и как социально-экономической, и как российской. Чем меньше уважение к ней как к российской, тем меньше уважение к ней как к социально-экономической, тем больше желание преодолеть ее сразу и без каких-либо исторических остатков и уже только на том основании, что она является российской.

Максимализм исторического действия на евразийских просторах России обусловлен постоянно воспроизводимым в России чрезвычайно разрушительным комплексом представлений о ее непреоборимой то ли исторической отсталости, то ли, что еще хуже, принципиальной неполноценности, но, бесспорно, такой инаковости цивилизационных основ ее бытия, которые настолько извращают саму ткань социально-экономической реальности социума, что делают ее принципиально не реформируемой без радикального отрицания.

Поэтому преодоление, тотальное преодоление, не считающееся ни с какими издержками, всякий раз становится лозунгом исторического момента, как только Россия входит в режим исторического реформирования и модернизации. Возникающие противоречия воспринимаются не как нечто вполне закономерное, как необходимое следствие естественноисторического развития России, а как проявление принципиальной исторической ущербности России, самих цивилизационных основ ее бытия в истории. Так открывается пространство для свободы любого отношения к сложившимся социально-экономическим реальностям, для любых способов их реформирования и модернизации, для действий, взламывающих основы сложившейся социально-экономической и цивилизационной идентичности, их соответствия друг другу. Так предельно хаотизируется историческое пространство посредством превращения его в пространство новых цивилизационных экспериментов. В них убивается главное - наиболее органичные способы и пути реформирования и модернизации общества, выстраданные всей национальной почвой национальной цивилизации.