Уолтер Лакер - Черная сотня. Происхождение русского фашизма

• Название: Черная сотня. Происхождение русского фашизма
• Автор: Уолтер Лакер
• Издательство: Текст
• Жанр: Политика
• Год: 1994
• ISBN: 5-7516-0001-0

Книга американского историка У. Лакера «Черная сотня» — одно из наиболее подробных и аналитически точных исследований правого движения в России от его зарождения до наших дней. Эта уникальная работа, содержащая ценнейший фактический материал, направлена не только в прошлое, но и будущее: автор дает свой вариант ответа на вопрос, который занимает сейчас не только россиян, но и все человечество, — что ждет Россию завтра?

---

Горький, который по причинам личного характера получил в пуританской Америке не самый сердечный прием, красноречиво писал о «желтом дьяволе» (мамоне), управляющем Америкой. После 1945 года советская пропаганда долго изображала Америку как самую большую опасность. Правда, существовали и проамериканские настроения — и в народе, и в интеллигентной среде Америкой восхищались, даже чего-то преувеличенно ожидали от нее, однако правой все это было чуждо. Для нее Америка — материалистическое общество, лишенное идеалов и ценностей; искусственная, сборная нация, которая рано или поздно распадется отчасти из-за своего капиталистического характера, отчасти из-за чрезмерного эгалитаризма и отсутствия элиты. Это бесплодная страна, которая никогда не могла создать собственной культуры.

Подобные высказывания многие годы слышались в Западной Европе; среди критиков был и Адольф Гитлер, объявивший, что «в одной симфонии Бетховена больше культуры, чем во всей американской истории». Правые не считают Америку подходящим партнером России во внешней политике. Америка — главный враг, хотя между двумя странами нет ни территориальных споров, ни экономической конкуренции, ни столкновения имперских интересов. Однако, как считает русская правая, Америка систематически и небезуспешно пытается превратить Россию в своего сателлита.

Не очень-то любят правые Китай и Японию. Они отчасти уважают коммунистический Китай, который вроде бы решает свои экономические проблемы несколько лучше, чем Россия, и который к тому же успешно управился с собственными либералами. Но Китай — это также и «желтая опасность», которая всегда угрожала России в Азии, это более чем миллиардная орда, которая в один прекрасный день может выплеснуться на Сибирь. Японией восхищаются из-за ее национальной спаянности и экономических достижений, но культурные различия столь велики, что это препятствует подлинному сближению (не говоря уже о территориальных спорах). В отличие от либералов, правые отчаянно сопротивляются уступке какой-либо части русской территории, даже если она вошла в состав советской империи только после 1945 года, как Курилы[197].

Некоторые правые верят, что есть неплохие перспективы стратегического союза с возникающей мусульманской империей, даже если она будет вдохновляться идеями исламского фундаментализма. Однако мир ислама далек от единения, и многие правые опасаются, что исламские амбиции могут скоро прийти в столкновение с законными интересами России в Азии, а то и в Европе. Во время войны в Персидском заливе русская правая единодушно поддерживала Ирак и осуждала свое правительство за то, что оно не отстранилось от американской и западной агрессии[198]. До начала войны крайние правые предсказывали, что Америка потерпит полное поражение. После разгрома Саддама Хусейна заговорили по-другому — дескать, преимущество Америки было настолько огромным, что было позором для Запада вступать в такую неравную битву. Некоторые правые авторы доказывали, что хорошие отношения с мусульманским миром помогут Москве сдержать сепаратистские тенденции в советских мусульманских республиках. Другие, наоборот, опасались исламизации России, если среднеазиатские республики останутся частью Союза[199]. Эти дебаты прекратились в 1991 году после отделения среднеазиатских республик. В 1990–1991 годах в националистических журналах печатались восторженные статьи о политической преемственности в этих республиках, но годом позже и они прекратились.

Во время кризиса в Персидском заливе среди правых не было полного согласия в том, какая политика была бы правильной. Все сходились, что косвенная поддержка, якобы предоставленная американцам Горбачевым и Шеварднадзе, позорна. Но если Кожинов отстаивал ориентацию на «третий мир» (в соответствии с последними трудами Ленина), то Шафаревич предпочел российский вариант доктрины Монро и политику изоляционизма на то время, пока страна не справится с внутренними трудностями.[200]

Крайне правая сопротивлялась восстановлению дипломатических отношений с Израилем. Она возродила давно бездействовавшее Российское Палестинское общество, сохранившееся со времен царизма (тогда оно занималось религиозной и научно-археологической деятельностью). Однако эта и другие подобные инициативы имели ничтожное значение. Широкая публика вряд ли знала о них. В целом действия правых носили оборонительный характер и ограничивались обвинениями Горбачева и в особенности Шеварднадзе в оптовой сдаче российских позиций, как территориальных, так и военных, а значит — в роковом ослаблении положения России как великой державы. Остается рассмотреть концепции евразийства (к которым мы вернемся позднее) и идею «континентального альянса». Евразийство было и остается туманной идеей как в культурном, так и в политическом смысле. Владимир Соловьев спрашивал своих друзей: когда они обращаются к Востоку, какой Восток они хотят — Христа или Ксеркса? Нынешние евразийцы не желают ни Христа, ни Ксеркса, ни Хомейни, ни Каддафи; они желают чего-то такого, чего не существует и потому не представляет собой реальной альтернативы.

В этом контексте следует хотя бы вкратце упомянуть о теориях Льва Гумилева — сына Анны Ахматовой и поэта Николая Гумилева. Он разработал оригинальные концепции этногенеза в целом и происхождения России в частности. Этнос, по Гумилеву, имеет биологическую природу и основан на пассионарности («инстинкте» или «движущей силе»). Гумилев вплотную подошел к идеям расовой сегрегации.

Его идеи привлекательны для правых, поскольку в какой-то мере совпадают со славянофильством, усматривавшим различия между русским этносом и Европой; кроме того, Гумилев проповедовал что-то вроде евразийства. Некоторые его труды не могли быть опубликованы до 1987 года, а в условиях гласности правые авторы, такие, как Д. Балашов[201], стали широко популяризировать их. Однако правые нападали на Гумилева за то, что он постоянно говорил о тесной связи между Россией и монголо-татарской Золотой Ордой. Он считал, что связи между Россией и ее восточными соседями были намного теснее и сердечнее, чем принято полагать. Такие идеи неизбежно оскорбляли тех, кто верил в чистоту русского этноса[202].

«Континенталисты» более многочисленны. Они стоят за европейский союз на оси Берлин — Москва как противовес США и их могуществу. Доводы в пользу «Рапалло наоборот» — если вспомнить никогда не осуществленный договор 1922 года между Россией и Германией — можно кратко изложить следующим образом. Немцы и русские традиционно были добрыми соседями и близкими партнерами, во многом дополнявшими друг друга. Правда, им случалось воевать между собой (1914–1918, 1941–1945 годы), но это было результатом западных (и жидомасонских) интриг, и в итоге страдали оба великих народа. В 1922 году Германия была слабой стороной в союзе, сегодня в плохой форме Россия[203]. Но в истории народов бывают подъемы и спады. Рано или поздно Россия оправится, и если Россия и Германия объединят свои силы, то станут сильнее всех в Европе или даже во всем мире. Русские правые авторы с удовлетворением отмечают антиамериканские настроения в Германии и указывают на идеологическое сходство двух стран: Россия склоняется скорее к авторитарному правлению, чем к демократии, и Германия так же не слишком всерьез принимает нынешний парламентаризм. Как пишет В. Осипов, Германия, в сущности, консервативная страна, и разложение не затронуло ее в такой степени, как остальную Европу и Америку[204].

Авторы всех этих историософских или «геополитических» фантазий — не специалисты; они мало или вовсе ничего не знают о мире и об интеллектуальной жизни за пределами России. Они рассуждают в шпенглеровском духе о странах и народах, которых никогда не видели. Отсюда постоянная тяга к переоценке американской заинтересованности в Европе и к недооценке перемен, произошедших в Германии после второй мировой войны. Отсутствие глубоких знаний и способности понимать других людей сочетается у них со стремлением везде видеть заговоры. Еженедельник «День» гордо оперирует изобретенным им для этой цели термином «конспиратология» — новой «науке» посвящен постоянный раздел газеты. В XIX веке русские консерваторы — от славянофилов до Победоносцева, — как правило, отлично знали Запад. Одно из печальных последствий изоляции России после 1917 года в том, что даже ярые враги большевизма не понимают окружающего мира. Их теории чаще берут начало в мире фантазий, нежели в реалиях современного мира.

Наш обзор идей крайней правой почти не касался безумных маргиналов этого лагеря. Между тем они существуют, созывают митинги, издают журналы, и границу, отделяющую их от более респектабельных фигур крайней правой, не всегда удается различить невооруженным глазом. Самые крайние издания, вроде «Народного дела» или «Русских ведомостей», обнаруживают огромный интерес к сексуальной тематике. Они доказывают, что белая раса (в отличие от цветных) не подвержена угрозе СПИДа и что русская женщина, хотя бы однажды имевшая сношение с негром или евреем, впредь не сможет родить генетически «чистого» русского ребенка — она будет матерью еврейского или негритянского ребенка[205]. Нечего и говорить, что в подобной периодике широко публикуются Розенберг, Геббельс и Муссолини.