Ахмедхан Абу-Бакар - Белый сайгак

• Название: Белый сайгак
• Автор: Ахмедхан Абу-Бакар
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1980

Во второй том избранных произведений А. Абу-Бакара вошли повести «Исповедь на рассвете», «Белый сайгак», «Солнце в «Гнезде Орла», «В ту ночь, готовясь умирать…», связанные единством замысла писателя, утверждающего высокие моральные ценности, преданность долгу, любовь к родной земле.

---

— Почтенный Закир-бай, не был я твоим врагом. На фронте я был врагом для врагов Родины. Не суди меня так строго, выслушай меня. Может быть, я немного ослабил узду, но я не враг вам. Я семь раз ранен. Есть еще осколки во мне — в ноге и около сердца. Закир-бай, ноют во мне раны…

— Тем более, Эсманбет, если раны ноют, они должны были удержать тебя от кривых и слепых поступков. В тебе ноют честные раны, полученные в жестоких боях, а ты теперь предаешь их. Под суд их, кто гонится за легкой добычей и нарушает закон. Это я вам говорю, люди, будьте добры к нашей степи и будьте жестоки к ее врагам… Это мое мнение… Ну а у вас на то головы на плечах, чтоб судить…

— Я понимаю горячность почтенного Закир-бая. Мороз по коже бежал, пока я слушал его. Но будет ошибкой, если мы проявим по отношению к Эсманбету такую жестокость.

— Решайте!

— Я настаиваю на исключении… — не унимается Закир-бай.

— Будут еще какие предложения? — спрашивает первый секретарь, стуча карандашом по стеклу на столе. — Я думаю, что Эсманбета еще можно спасти. Не такой он человек, чтобы не мучили его угрызения совести. У меня есть предложение объявить ему строгий выговор с занесением…

Эсманбет все усерднее вытирал затылок. Лицо его то бледнело, то краснело. Он боялся, что обо всем узнает семья, он боялся, что его исключат из партии. Первый секретарь поставил на голосование оба предложения. Большинством голосов приняли решение: объявить Эсманбету выговор с занесением в личное дело.

Да, нелегкий сегодня выдался день в райкоме. Все знали Эсманбета, всем было его жалко, но жалость — плохой советчик, не осудить Эсманбета было нельзя.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Необычная прохлада разлилась по ногайской степи. Солнце закрылось высокими белыми облаками. С земли они похожи на пышные кучи шерсти, на причудливые крепости, на папахи, на белобородых стариков, молчаливых от мудрости, внушительных и почтенных, как вечные снега на кряжистом хребте Гутона. Но с самолета они совсем другие, они похожи на снежную степь, и загораживают от взгляда уже не солнце, а землю. Мухарбий видел однажды облака с самолета, когда летел в Болгарию на международный симпозиум по охране природы. Это было четыре года назад. А вспомнилась поездка Мухарбию еще и потому, что сегодня он оказался в рубашке, купленной тогда в Болгарии. на самолете Мухарбий летел впервые. Вернее, приходилось летать на маленьких самолетах, на так называемых «кукурузниках», работающих на местных линиях. Но в Болгарию летел большой современный скоростной самолет. Перед вылетом в Москве шел дождь, и Мухарбий обрадовался этому дождю, помня, что, по степным поверьям, дождь перед дальней дорогой — добрая примета.

Впереди Мухарбия сидели в креслах молодые люди, как видно, муж с женой. Из их разговора Мухарбий понял, что они летят отдыхать на болгарское черноморское побережье и что молодая женщина тоже летит на самолете впервые. Впрочем, к разговору супружеской пары Мухарбий прислушался не сразу. Сначала он безотрывно смотрел в иллюминатор. Летели на высоте девять тысяч метров. Земли не было видно с такой высоты. Внизу расстилались облака. Сначала они лежали под самолетом ровные, как зимняя степь, но постененно стали клубиться, подниматься, образуя белоснежные горы с сияющими, просвеченными солнцем вершинами, с глубокими ущельями, с широкими долинами, с бездонными пропастями. Мухарбий зачарованно смотрел на эти причудливые воздушные образования, и созерцание их рождало в душе Мухарбия не страх, а чувство восторга перед непостижимым величием вселенной, по сравнению с которой такая малость — человек со всеми его делами, хотя он и летает над облаками на железной птице, рожденной его разумом. Впервые Мухарбий понял, что в наш век, век высоты и скорости, земля как бы сделалась маленькой, совсем уж круглой и более близкой. Но если мала вся земля, то что же есть его родная ногайская степь? Странное дело, поняв всю мизерность того участка земли, который Мухарбий привык считать своей родиной, он почувствовал, что родная степь сделалась ему еще роднее и драгоценнее.

Постененно внимание Мухарбия к облакам притупилось, или, может быть, глаза устали смотреть на яркие облака, и он невольно обратился к салону, к соседям, к разговорам пассажиров. Молодая женщина впереди Мухарбия, как видно, уже оправившись от страха, не давала покоя своему мужу.

— Ты говорил, что София со всех сторон окружена горами. А вдруг за тем громадным облаком скрыта гора и наш самолет врежется в нее?

— Не беспокойся. У пилотов в кабине есть такой прибор, который видит сквозь облака.

— А как ты думаешь, нас встретят? — не переставала беспокоиться женщина.

— Как же, обязательно.

— А сели не встретят?

— Ну… сами доберемся до гостиницы. Ты не волнуйся, все будет хорошо.

— Это от тебя я слышу семнадцать лет.

— Правильно. Но ничего же не случилось за это время, никаких катастроф.

Пусть простит мне читатель, что я немного отвлекся. Но не виноват же я, что Мухарбий, выехав сегодня в степь, развспоминался о своей поездке в Болгарию.

Прохладна сегодня ногайская степь, хотя понятие прохлады здесь относительное. Просто нет обычного иссушающего зноя, облака закрывают солнце, ветерок гуляет по степи, забираясь под рубашку Мухарбия и приятно щекоча спину.

Мухарбий остановил свою машину за небольшим холмом, отмеченным (оттого и виден издалека) старым узловатым пнем карагача, который можно принять сначала за каменную бабу. Мухарбий взял с собой бинокль, постелил около пня плащ, лег и стал наблюдать за просторной ковыльной степью. Там, где серебрилась вдали полынь, он заметил семейство сайгаков. Это все недалеко от голубых артезианских озер, кажущихся в степи миражем. Но нет, не мираж — прозрачные, чистые, прохладные озера, украшение безводной степи. Чудесные озера, и берега у них песчаные. Волны, правда, поменьше морских, ну да разве в этом дело! Вот затратил человек немного труда и украсил землю, сделал ее богаче и лучше. Если бы всегда и везде так действовал человек!

Взять хотя бы Болгарию, которая благодаря надетой с утра рубашке что-то целый день вспоминается Мухарбию. Он побывал тогда на болгарском берегу Черного моря, потому что симпозиум по охране природы проводился на Золотых песках, около Варны. Понравилось там Мухарбию, хорошо, красиво. Куда ни посмотришь, везде отели, рестораны, дома отдыха, удобные, сливающиеся с окружающей местностью. Много зелени, деревьев. И не просто деревья — ивы и тополя, — но плоды, фрукты. Дорожки к морю устроены в виде лестниц из красивого ракушечника или выложены плитами. Как раз было время зрелых груш и персиков. От малейшего ветерка падали на землю спелые сладкие плоды. Хочешь попробовать? Пожалуйста! Вон рядом журчит, льется из каменного желоба холодная родниковая вода. Обмой персик, упавший на землю, и ешь на здоровье. А если хочешь купить, все плоды, фрукты, вся зелень стоит копейки, если по-нашему, а по-болгарски — стотинки. Да и у нас, Мухарбий помнит, когда был мальчиком, огурцы, помидоры, да и фрукты стоили гроши. В чем дело? Что случилось? Разучились хозяйствовать или какая-нибудь другая есть на это причина? Стоит ведь над этим поломать голову. Теперь взять наш берег Черного моря. Нет слов, здравницы на первом счету, здравницы — всем на добрую зависть. Но как мною народу собирается там! Пляжи переполнены, в столовые не пробьешься, везде надо стоять в очереди. Много, очень много народу, все стремятся на Черноморское побережье. А спросить, чем хуже родной Мухарбию берег Каспийского моря? Песок мелкий, не камешки какие-нибудь. И неправда, что берега Каспия все испачканы нефтяными отходами. Будто прыгнешь в воду белым, а вылезешь коричневым, как мулат. Неправда. Есть на Каспии и золотые, и серебристые пески, есть и черные. Но только это не мазут, это участки черного, измельченного природой ракушечника. А сколько разных целебных вод на берегах Каспия, подобных тем, какие имеются в Хосте, в Цхалтубо и на других знаменитых курортах. Есть и лечебные грязи, есть и солнце в избытке.

Но нет на берегу Каспия ни отелей, ни ресторанов, ни курортов. Создаются, правда, проекты, но пока они только на бумаге. А то, что мало питьевой воды, так ведь можно сделать, чтобы вода была. Мало ли в Дагестане рек и родников? Что стоит при современной технике подвести воду с гор, прекрасную горную воду? Есть уже искусственные озера в степи, людьми созданы. Мухарбию хотелось бы гордиться своей землей, показывать ее людям. Сейчас время туризма, путешествий. Гости, которые приезжают из разных стран, в большинстве хорошие, добрые люди. Стали бы рассказывать о нас у себя дома, их доброе слово было бы нам приятно. Так думает Мухарбий, глядя через бинокль на свою степь и на сайгаков, пасущихся около серебристого ноля полыни. Мухарбию знакома эта семья сайгаков. Всегда в мае они появляются на этом месте.