Сергей Магомет - Записки Степной Волчицы

• Название: Записки Степной Волчицы
• Автор: Сергей Магомет
• Жанр: Современная проза

---

Возможно, это случилось в детстве, когда я перестала быть русалочкой. Я вдруг поняла, что девочка — это маленькая женщина. Как маленькая березка — это все-таки береза. Нет, я не хотела бы жить в холодном и сыром подводном царстве, в омутах и заводях, собирая с поверхности кувшинки и лилии, плетя из них венки, выходя на берег лишь раз в год. Я поняла, что люблю всё русское, раздольное, привольное. Какая радость крутить педали по солнечным лугам! Какое счастье вдвоем ломать каравай горячего хлеба, хоть и не хлебом единым жив человек! Какая гордость любоваться своим мужчиной, который с топором в руках сидит верхом на стропилах крыши, словно ветхозаветный Ной на своем Ковчеге. Я была готова плыть с ним, куда угодно. И плыла. А в нашем русском ковчеге нашлось место и для наших детишек, детенышей, и для приблудившегося котенка с обрубком-хвостом, и для хромого на заднюю лапку песика. Какая нежность охватывается меня при одном воспоминании обо всем этом! Пусть вокруг ураганы-бури, мы отсидимся в добром и пахучем нутре нашего ковчега. Пока другие, натянув на себя хоботы противогазов, издыхают в зловонных пыльных городах, мы будем жевать сушеную чернику и заваривать морковный чай. Ни аллергий, ни неврастений. Случается, на иную женщину нахлынет — хочется просто чувствовать себя самкой. Но Степной Волчице, которая и есть самая что ни на есть самка, никогда не придет в голову мечта о том, чтобы почувствовать себя женщиной… Теперь мне кажется, что ничего этого не было. Что это был всего лишь сон Степной Волчицы. Будучи зверем, он просто не могла понять, что всё это значит. Как человеку лишь в видениях приходит знание о непостижимом Боге, так Степной Волчице мерещилось и бластилось о человеческом житье-бытье…

Спохватившись, я с опасной измерила взглядом содержимое моей бутылки. Боже мой, я выпила чуть не половину! Довольно, не то не знаю, что со мной будет. Какое странное сочетание — Джон, битлы, рок-н-ролл и русский ковчег. Какая вопиющая, несусветная эклектика! Но мой художник объяснял, что только в России это и могло зажить настоящей жизнью. Подобно тому, как дремало в младенчестве христианство, пока не возродилось в русском Православии. Художник рассказывал, как один его знакомый хиппи ушел в монахи-звонари, и теперь на Рождество вызванивает мотивы «Let It Be». Я внимала объяснениям моего художника, и мне чудилось, что я, Степная Волчица, бегу по русским равнинам, ловя ухом эту пронизывающую всю землю звуковую волну. У-ум-м-м!.. О-ом-м-м!.. Как камертон. Нечто подобное я где-то читала.

Я вышла из кабачка в превосходном расположении духа, хотя и потратила практически все деньги. Удивительно, сколько человек может выпить и съесть. Но куда теперь?.. От одного намека на этот вопрос даже посреди жаркого летнего дня на меня повеяло могильным холодом. Я видела такие изящные композиции — из перьев, цветов, морских водорослей — когда по какой-то хитроумной технологии хрупкие и нежные предметы помещают в стеклянный шар, где при сохранении всей иллюзии своей хрупкости, они абсолютно неподвержены никаким воздействия, как муха, застывшая в куске янтаря, могут сохраняться вечно… Ах, как бы я хотела быть такой мухой! Вернее, чтобы мою душу, едва-едва озарившуюся этим робким проблеском счастья и надежды, можно было законсервировать, как предметы в хрустальном шаре.

Стало быть, спешить некуда. И, по большому счету, некуда идти. Дойдя до окраины городишки, где начинались грязные свалки и вонючие болотца с черной гнилой водой, еще дальше кладбище, я повернула назад. Снова из-за заборов, шевеля тяжелой листвой, начали ломиться яблони и груши. Малинник опутан паутиной. Магазины и лавки оказались закрыты, и я обнаружила, что солнце уже почти провалилось за холмы. По двое, по трое стали попадаться смурные алкаши с испитыми до черноты лицами. Я казалась себе человеком-невидимкой. Точнее, волчицей-невидимкой. Затрещали примитивные электронные трещотки, замелькали разноцветные огоньки. Бок о бок с кабачком, где я сидела днем, обнаружился зал игровых автоматов. Около каждого однорукого бандита толпились бедно, если не нище одетые люди, вроде пенсионеров. Хорошо бы выиграть миллион долларов и… отправиться на Гаваи. Мелькание и звуки казались все более неприятными. Я поспешно свернула в переулок — в поисках калитки, где я видела столь заинтриговавшее меня объявление. «Вход строго ограничен». Более того: «Только для брошенных жен». Никаких следов. Чудесные змейки давно разбежались. О Господи, как душно! Я присела на каменное основание чугунной ограды, пытаясь определить, действительно ли откуда-то доносится музыка или она играет у меня в голове.

Вдруг по переулку запылила какая-то рыжая баба-разносчица с тележкой, толкая ее впереди себя толстым животом. Я испуганно поджала ноги — такой грубый и решительный был у нее вид, казалось, сейчас нарочно отдавит мне колесами пальцы. Пачки газет и журнальчиков, довольно истрепанных после дневной торговли, были уложены кое-как в пухлой картонной коробке и перехвачены резинками. Астрологические сонники, сборники кроссвордов, железнодорожное расписание. В следующее мгновение баба резко затормозила и, раскорячив поросячьи ноги, застопорила тележку. Выдернув откуда-то сбоку свернутый в трубку плакатик, она развернула его, как разворачивают свиток или грамоту, и прилепила на калитку. Я изумленно взглянула на плакатик.

… волшебная сказка…

вход строго ограничен

только для…

— Прошу вас, одну минутку! — обрадовавшись, как ребенок, закричала я, вскакивая. — Это когда, где? Что это за сказка?

— Оно вам надо? — равнодушно буркнула баба, наддала животом свою тележку и потопала дальше. Мало ей было дневной болтовни. Разговоров на рубль, барыша на копейку. В поездах торговать и то прибыльнее.

— Одну минутку! — продолжала кричать я, пытаясь забежать впереди тележки и заискивающе улыбаясь. — Мне нужно… железнодорожное расписание, сборник кроссвордов и…

Я лихорадочно рылась в сумке. Не сбавляя ходу, торговка выхватила из коробки какую-то брошюрку и молча сунула мне. Я машинально взглянула на обложку, чтобы прочесть название. Шрифт был какой-то невообразимо наляпистый, а мелкий подзаголовок я прочесть не смогла, поскольку уже было довольно темно, да и очков у меня с собой не было. Когда я снова подняла голову, баба уже громыхала где-то в конце переулка, потом нырнула за угол и пропала.

Усталость навалилась на меня, как мертвое тело. Я чувствовала, как в виске разгорается боль. Если я поскорее не напьюсь своего патентованного болеутолителя, то мои дела дрянь: придется мучиться до утра. Поэтому, не теряя времени, я сунула брошюрку под мышку и, проскакав сквозь совершенно обезлюдевший пристанционный рынок, где лишь несколько шелудивых собак лениво рвали какие-то куски, побежала к дачам. Я сконцентрировалась только на том, как доберусь до стакана с парой шипучих таблеток, как упаду в креслице, покрепче обниму себя руками за плечи, даст Бог дождусь облегчения, чтобы включить ноутбук и, засев за работу, погружусь в психопатологию, черную неврастению, если не шизофрению, какой-то другой одинокой женщины, которая так чудесно умеет складывать слова, что притягивает к себе тысячи и тысячи таких же мрачных шизофреничек, как она сама, — теперь и у нас, в России. Моя единственная благородная цель и задача — придать этому потоку больного сознания добрый и поэтический колорит.

Хозяйка мило заулыбалась, принялась уговаривать меня попить чайку со свежими пенками от варенья, но я лишь жалобно улыбнулась и шмыгнула наверх в свою светелку. Было очень жарко. Я сбросила с себя абсолютно всю одежду, жадными глотками, словно это был прекрасный охлажденный пунш, осушила стакан с растворенными в воде таблетками, устроилась в кресле и, почувствовав, что и на этот раз мне удалось обмануть мигрень, потянулась к сумочке и, надев очки, взяла в руки брошюру, которая напомнила мне самиздатовские книжонки нашей молодости. Я глазам своим не поверила, но она и впрямь была озаглавлена: «Онтология Степной Волчицы».

Забыв обо всем на свете, я уже не отрывалась от чтения, пока не проглотила всё единым духом.

ОНТОЛОГИЯ СТЕПНОЙ ВОЛЧИЦЫ Только для брошенных жен

Жила-была некая женщина по паспорту Александра Степанова, а по душе Степная Волчица. То есть, хотя сосцов у нее было не шесть пар, а волчья шерсть сохранились лишь в интимном уголке, по своей истиной природе она была именно волчицей. Правда, для волчицы она оказалась настолько смышлена и чувствительна, что усвоила множество чисто женских приемов и фокусов. Однако не научилась одному: обращению с мужчиной. Много-много лет она жила с мужчиной под одной крышей, наивно и беззаветно веря, что в этом человечьем мире оба они — одной, волчьей крови и что разлучить их может только смерть. К тому же, они растили двух чудесных детенышей — настоящих волчат, точь-в-точь отец. Стоит ли говорить, что, кроме него (кого всегда почитала своим идолом и безграничным властителем) она не признавала никого другого. Ничей авторитет, кроме мужниного, естественно, не принимался ею в расчет. Даже когда родная мать пыталась втолковать ей, что ее супруг никакой не волк, разве что пес, кобель и собака. Даже после ухода мужа она обижалась и не хотела ничего слышать, что супруг, может быть, не только не волк, не мужчина, а вообще неизвестно кто — баба какая-то, самая последняя дрянь и тряпка. Ох, неспроста еще тогда он рассказывал, как днажды ему приснилось, что он женщина и что с ним совокупляется мужчина. Даже оргазм испытал, бесстыдник. «Он же отец моих детей, мамочка, — тихо говорила Александра. — Мы же восемнадцать лет прожили вместе, мамочка!» Но мать продолжала ворчать: «И не знали, что он дрянь!..»