Сергей Морозов - Великий полдень

• Название: Великий полдень
• Автор: Сергей Морозов
• Издательство: Проза.ру
• Жанр: Современная проза

По черному льду Москвы-реки несется кортеж, составленный не из лимузинов, а из сказочных троек. В морозной ночи сверкает громадный супер-современный мегаполис, чудо архитектуры. В недрах удивительного московского небоскреба есть огромный, удивительный офис. Здесь, в полной изоляции от внешнего мира, восходят другое солнце и луна, синеет другое чистое небо, а в чудесном лесном озере плавают живые утки. Здесь проходят совещания, на которых решаются судьбы мира, а по ночам в средневековых гондолах появляются зловещие и загадочные фигуры в черном. Здесь обитает всевластный Папа, который держит в руках все нити, который, ради одному ему ведомых целей, играет на человеческих пороках и добродетелях, сплетает в тугие узлы тщеславие, жажду любви, месть и предательство, и, наконец, провоцирует небывалую в истории схватку между детьми и родителями.

«Великий Полдень» — это масштабный, фантасмагорический роман из жизни нескольких влиятельных московских семейств, оказавшихся в эпицентре драматических событий. Глазами модного столичного архитектора из свиты нового олигарха, изображены личная и политическая жизнь элиты, жестокая, оснащенная новейшими компьютерными технологиями и в то же время византийски хитроумная борьба за власть, государственные заговоры и дворцовые перевороты, интриги в змеином клубке политических партий, дерзкие покушения, массовые беспорядки и вооруженные конфликты.

---

Честно говоря, и мне было не очень-то уютно оттого, что они вот так вдруг нагрянули и теперь эдак вежливо, но пристально все рассматривают, словно в музей-квартире. Наконец, очередь дошла до макета.

— Какая огромная кропотливая работа! У вас был помощник? Наверное жена? — принужденно улыбаясь, поинтересовалась Альга, окидывая взглядом макет.

Уж не иронизировала ли она?.. Нет, она явно была не в своей тарелке.

— О да, — усмехнулся я, — само собой…

К счастью, появился отец и стал звать гостей пить чай с вареньем. Я был почти уверен, что Папа откажется, но он как раз с готовностью согласился и просительно взглянул на Альгу, чтобы та не отказывалась от приглашения. Он даже не поглядывал поминутно на часы. Заметно поколебавшись, девушка согласилась.

Пока пили чай, люди Толи Головина бесшумно демонтировали и вынесли макет. Я уже совершенно с этим смирился. В конце концов, может, это и правильно: безопасность реальной Москвы прежде всего.

Отец обстоятельно, как заправский аналитик, пересказывал Папе все, что вычитал в газетах или высмотрел по телевизору. Он рассуждал о текущей политической ситуации, о последних событиях, включая происшествие с доктором. И все твердил: «Это факт, это факт!» Неужели действительно решил просветить самого Папу? Мне было стыдно за моего старика. Но Папа как ни в чем не бывало кивал головой и посматривал на Альгу. Потом она сказала: «Мне пора». И они сразу стали прощаться.

Пришедшая с работы Наташа застала их на пороге. Гости исчезли, а жена так, кажется, и не поняла, что означал их визит. Чуть позже она заглянула в комнату Александра и крикнула мне: «Ну вот, наконец-то, ты решил навести чистоту!» Зато Александр, когда вернулся из школы, ужасно расстроился, обнаружив, что макет исчез. Я как мог объяснил ему причины. Конечно, его огорчило не только то, что он лишился домашней достопримечательности. Вероятно, он надеялся, что если Косточка вдруг захочет помириться, то у него, у Косточки, теперь не будет особого интереса идти к нам в гости, поскольку мы остались без макета.

Вечером я пораньше улегся у себя в комнате на диван, раскрыл какой-то искусствоведческий фолиант, но уже через минуту выпустил его из рук и задремал. Сквозь сон, я услышал, как в комнату вошла жена, тихо устроилась рядом со мной. Так в полусне, хорошо, все и произошло. Потом также тихо она вышла, а я крепко заснул…

Около полуночи я проснулся в сильнейшем волнении и долго лежал, не спал, размышляя над тем, что мне приснилось. Это был редкостный сон. Не в приметах дело, не в глупых пророчествах и знаках. Если о снах говорят, что это иная реальность, то вот именно в ней, в иной реальности я и побывал. Во всяком случае этот сон был совсем не то, на что можно махнуть рукой: мол, пустое. Для меня было крайне важно припомнить все, что я узнал.

Бывают такие сны, в которых ощущаешь себя одновременно мальчиком и взрослым. Точнее, внешне как будто ты снова ребенок, как будто превратился в мальчика, но внутри ты тот же, что и наяву — то есть взрослый, со всеми своими опытом, знаниями, чувствами и так далее. Происходящее во сне, обстановка, чем-то напоминают детство, но отнюдь не детство. Что-то искаженное и незнакомое. Например, школьный класс, но в нем ничего школьного: учителя не учителя, экзамен не экзамен. Нечто потустороннее. И никаким психоанализом этого не прояснить.

Комнату заливал яркий полуденный свет. У моего Экзаменатора была шишковатая голова, поросшая седым кабаньим ежиком, а под серым пиджаком бугрились мышцы атлета. Судя по всему, я предстал перед тем, кому дана высшая власть судить и выносить приговоры. Странная это была процедура. Он не задавал вопросов. Я мог просто говорить то, что сочту нужным. Просто делиться сокровенными мыслями.

Тут на меня снизошло что-то вроде божественного озарения. Припомнился один старый философский спор об арифметике, вообще о математике, о науке и человеческом знании. Я понял, что именно это я и обязан объяснить моему Экзаменатору. Все было до гениальности просто. Кстати, я всегда был уверен, что мне предстоит совершить нечто великое. Нужные слова подбирались с удивительной легкостью, и я даже не заметил, что начал с дерзости.

— Что такое вся ваша наука? Что такое математика? — взволнованно заговорил я, чувствуя жар на своих щеках. — Сплошная фикция! Что такое, например, корень из минус двух? Разве в природе существует нечто подобное? Что такое квадратура круга? Что такое бесконечность, деленная на ноль? Сплошные фикции! То есть абсолютное ничто, нихиль!.. Что толку рассуждать о высших материях, о сложных построениях, если основа — арифметика представляет собой набор бессмыслиц! Конечно, мы привыкли, сроднились с этими бессмыслицами. В наши головы вдолбили символы и правила, не имеющие ничего общего с простой и понятной реальностью… Что такое дважды два? Что такое вообще умножение? Где вы его видели? Может, это что-то вроде размножения? Нам внушили, что это аксиомы. Абстракции. То, чего в действительности не существует… Но Бог с ним, с умножением. Кто сможет внятно объяснить, что такое сложение? Яблоко плюс яблоко? Или яблоко плюс груша? Два плода в одной кастрюле компота?.. Какой сакральный смысл, — тут я даже позволил себе ироническую улыбку, — имеет этот странный соединительный символ «плюс», который ставится между двумя предметами, явлениями или сущностями? Вы не задумывались, что именно происходит в момент сложения?.. Или взять цифры: один, два, три, четыре, пять… — увлеченно продолжал я и, кажется, даже потянулся за листком бумаги, чтобы графически проиллюстрировать свою мысль. — Что такое цифры? Нас убеждали, что самым естественным для человека было пересчитать пальцы на своей руке, а затем пересчитать предметы. Но пальцы для нас, наши собственные пальцы — мизинец, безымянный, средний, указательный и большой, а «не один плюс один плюс один плюс один»! Попробуйте сложить их вместе: получиться кулак или кукиш. Что же считать результатом сложения?.. Что такое один плюс один, если все пальцы разные и каждый палец единственен и неповторим? Допустим, мы загибаем большой палец, потом указательный. Согласимся даже назвать эту манипуляцию сложением «А плюс Б». Что есть их сумма? Очевидно «АБ». Это еще кое-как похоже на правду… Или, допустим, мы загибаем указательный палец, а затем большой. Что получилось? На этот раз результат сложения — «БА». По крайней мере, каждый объект подобной процедуры не теряет своей неповторимости и занимает свое определенное место. Не нарушается причинно-следственная связь, и мы ясно видим различие между «АБ» и «БА». Если уж потребовалось изобретать арифметику, то нужно было искать в этом направлении и не впадать в ересь. Например, когда нам говорят, что А плюс А равняется 2А — ясно, это уже от лукавого. Можно не сомневаться, что если одно А есть нечто реальное, то другое А — не А вовсе, а его двойник, — т. е. оборотень, подделка, ложь, нечто гнусное и злокачественное. Не говоря уж о том, что 2А, 3А есть удвоение, утроение, наглое умножение лжи… Или вот еще: процедура, которая считается обратной сложению. Что она из себя представляет? Это называется вычитанием, — т. е. вычесть, отнять, убавить. Подразумевается некий процесс, и он изображается знаком «минус»… Вот вам задачка. Скажем, у мальчика было три конфеты, одну он съел, другой поделился с товарищем, а третью у него отнял злой дядька. Сколько конфет осталось? Ноль? А что такое ноль? Ничего?.. Но мы знаем, что ничего в этом мире так просто не исчезает. Даже если исчез бесследно сам мальчик, исчез его товарищ, с которым он поделился конфетой, а злой дядька до сих пор бродит по окрестностям… Или вот еще задачка: сколько будет «1−2»? Не торопитесь отвечать «−1». Лучше спросите любого ребенка: была 1 конфета, отняли 2 конфеты, сколько конфет осталось? Подозрительно простой вопрос, не правда ли? Ребенок слишком почтителен, чтобы назвать вас дураком. Разве такие глупые вопросы задают взрослые люди? В лучшем случае ребенок разведет руками: ничего, мол, не осталось. Но никогда не скажет, что осталась «минус одна» конфета. Потому что ребенок еще не вкусил от «древа познания», и его уста запечатаны для лжи… А цифры как таковые, что это такое, как не те подлые семена, из которых и произросла вся последующая мировая ложь!

Если уж истина открывается, то не через цифру, а только через слово, — горячо заявил я. — Цифры понадобились как раз для изображения прямо противоположного. Однажды, еще в детстве, мне попался альбом с рисунками душевнобольных. Все рисунки имели между собой поразительное сходство, словно были составлены из одних и тех же фигур — из цифр и математических символов. Кстати, раньше душевнобольных называли одержимыми бесом… И то верно: сам человек не смог бы выдумать ничего подобного цифрам. Существование дьявола не подлежит сомнению, исходя уже из одного существования арифметики. Цифра — его лукавое наущение, подброшена им, им…