Дин Кунц - Мертвый и живой

• Название: Мертвый и живой
• Автор: Дин Кунц
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-38898-1

Монстры безумного ученого, рожденные в резервуарах сотворения, люто ненавидели одряхлевшее человечество. Доктор Франкенштейн прожил на свете 240 лет. И все эти годы стремился уничтожить существующую цивилизацию и заменить ее новой – разумной и рациональной. Всемирное господство должно было стать только первым шагом на его пути. Впереди – все планеты Вселенной. Неожиданный сбой в программах псевдолюдей мог привести к крушению всех его планов. Именно в этот критический момент первое из его созданий встретилось с последним. Однако при любом повороте событий Франкенштейн знал, что в тайной комнате роскошного особняка находится нечто или некто – залог его бессмертия и дальнейших невероятных успехов…

---

«Акадиана» нигде не рекламировалась. Вывеска – и та отсутствовала. Местные жители туристам об этом заведении не рассказывали. Из страха, что популярность разрушит сложившуюся там особую атмосферу, местные не очень-то делились сведениями об «Акадиане» и с местными. И если человек все-таки находил «Акадиану», значит, он относился к людям с особым складом души, которые и захаживали туда.

– Мы уже пообедали, – напомнил ей Майкл.

– Допустим, ты – в камере смертников, ешь последний раз, знаешь, что после десерта тебя посадят на электрический стул, но вдруг тебе говорят, что казнь откладывается на время, достаточное для того, чтобы второй раз съесть последнюю трапезу… и ты скажешь «нет»?

– Я не думаю, что тот обед – наша последняя трапеза.

– А я думаю, что очень может быть.

– Может быть, – признал он, – но, вероятно, нет. А кроме того, Девкалион велел нам кружить по улицам поблизости от «Рук милосердия», пока он не позвонит.

– Я возьму с собой мобильник.

«Акадиана» обходилась без автомобильной стоянки. И припарковаться рядом не представлялось возможным, потому что путь к ней вел через темный проулок. Оставить там автомобиль решались только копы.

– С такой машиной нам придется парковаться за квартал. И что будет, если мы вернемся, а ее уже кто-то украл?

– Только идиот захочет украсть эту рухлядь.

– Империя Гелиоса разваливается, Карсон.

– Империя Франкенштейна.

– Никак не могу заставить себя произнести эту фамилию. В любом случае она разваливается, и мы должны быть наготове.

– Я недоспала и умираю от голода. Поспать мне не удастся, но уж съесть пубой я могу. Послушай, меня можно показывать по телевизору как пример того, до чего доводит женщину дефицит белка, – она свернула в проулок. – Я припаркуюсь здесь.

– Если ты припаркуешься в проулке, мне придется остаться в машине.

– Хорошо, оставайся в машине, мы поедим в машине, мы когда-нибудь поженимся в машине, мы будем жить в машине с четырьмя детьми, а когда последний из них уедет в колледж, мы наконец-то избавимся от этой гребаной машины и купим дом.

– Ты, я вижу, немного нервничаешь.

– Я очень нервничаю, – она выключила фары, но не двигатель. Оставила включенными подфарники. – И безумно голодна.

С обеих сторон Майкла, прикладом вверх, стояли помповики «Городской снайпер» с укороченными до четырнадцати дюймов стволами.

Тем не менее из кобуры, которая висела под пиджаком спортивного покроя, он достал пистолет «Дезерт игл», заряженный патронами калибра «ноль пять магнум»: такая пуля могла остановить гризли, в дурном настроении бродящего по улицам Нового Орлеана.

– Хорошо, – кивнул он.

Карсон вышла из автомобиля, держа правую руку под курткой на рукоятке такого же пистолета «Дезерт игл», кобура с которым висела на ее левом бедре.

Все это оружие они приобрели нелегально, но Виктор Гелиос являл собой экстраординарную угрозу для нее и ее напарника. И они полагали, что лучше потерять жетон детектива, чем голову, сорванную с плеч бездушными прислужниками безумного ученого.

За всю ее полицейскую карьеру слова «бездушные прислужники» ни разу не приходили на ум, тогда как другие два слова – «безумный ученый» – в последние несколько дней стали расхожим выражением.

Она поспешила сквозь дождь к двери под светящейся табличкой с надписью «22 ПРИХОДА».

Шеф-повар, он же и владелец «Акадианы», прилагал все силы для того, чтобы о его заведении знало как можно меньше народу. На территории той части Луизианы, которая называлась Акадиана, находились двадцать два прихода. И если этого не знать, создавалось впечатление, что дверь эта – в какую-то религиозную организацию.

За дверью уходила вверх лестница, и лишь поднявшись по ней, человек попадал в зал ресторана, где видел перед собой истертый деревянный пол, виниловые кабинки, столики под красно-черными клетчатыми скатертями, на которых горели свечи в красных стаканчиках. Звучала музыка зидеко[7], за столиками оживленно разговаривали посетители, в воздухе витали ароматы, от которых рот Карсон тут же наполнился слюной.

В этот час ресторан заполняли рабочие второй смены, которые жили по распорядку, отличному от распорядка тех, кто работал днем, проститутки, встречающиеся здесь после того, как обслуженные ими и утомленные клиенты засыпали, люди, мучающиеся бессонницей, одинокие души, считающие своими лучшими друзьями официанток, и другие одинокие души, которые всегда обедали здесь после полуночи.

Гармония, царящая на этом дне городской жизни, впечатляла Карсон и оставляла надежду, что в конце концов человечество будет спасено от самого себя… и вообще достойно спасения.

У прилавка, к которому подходили те, кто хотел забрать еду с собой, она заказала пубой с зажаренной красной рыбой, салатом из шинкованной капусты и лука, ломтиками помидора и соусом тартар. Попросила разрезать его на четыре части и каждую завернуть отдельно.

Кроме того она заказала тушеную красную фасоль, рис в вине, грибы, тушенные в масле и белом вине с кайеннским перцем.

Женщина, стоявшая за прилавком, разложила заказ в два пакета. В каждый добавила по пол-литровой бутылке ледяной местной колы, в которой содержалось в три раза больше кофеина, чем в национальных брендах.

Спускаясь по лестнице к проулку, Карсон поняла, что руки у нее заняты, и она никак не сможет ухватиться за рукоятку «Дезерт игл», которая торчала из кобуры. Но до автомобиля добралась живой. От большой беды ее отделяли еще несколько минут.

Глава 13

В комнате наблюдения, стоя у пульта управления тремя изоляторами, Рипли повиновался трансформированному Уэрнеру, когда тот необычным голосом приказал не прикасаться к переключателям.

С момента выхода из резервуара сотворения (прошло уже три года и четыре месяца) Рипли только и делал, что повиновался, не только Пасечнику, но и другим Альфам, которые занимали более высокое положение. Уэрнер был Бетой, не ровней Альфам, а теперь перестал быть и Бетой, превратился в выродка, дикое месиво клеток, которым никак не удавалось обрести устойчивую форму, но Рипли все равно повиновался. От привычки повиноваться избавиться трудно, особенно если она заложена в твоих генах и введена в мозг методом прямой информационной загрузки.

Ни убежать, ни спрятаться Рипли не мог, вот и стоял, глядя, как Уэрнер приближается к нему за задних лапах пантеры и передних паучьих лапках. Но с каждым мгновением от насекомого в Уэрнере оставалось все меньше, тогда как человеческих компонентов все прибавлялось, и вот он уже выглядел почти как всегда, просто как всегда, правда, карие глаза остались огромными и лишенными век.

И заговорил Уэрнер уже своим голосом:

– Ты хочешь свободы?

– Нет, – ответил Рипли.

– Ты лжешь.

– Возможно.

Уэрнер отрастил веки и ресницы, подмигнул Рипли, потом прошептал:

– Ты можешь освободиться во мне.

– Освободиться в тебе?

– Да! Да! – с неожиданным пылом воскликнул Уэрнер.

– И как это может произойти?

– Моя биологическая структура рухнула, – вновь прошептал Уэрнер.

– Да, – кивнул Рипли. – Я заметил.

– Какое-то время во мне царили хаос, боль и ужас.

– Я это понял по твоим крикам.

– Но потом я поборол хаос и обрел сознательный контроль над моей клеточной структурой.

– Не знаю. Сознательный контроль. Такое невозможно.

– Далось это нелегко, – прошептал Уэрнер и тут же перешел на крик: – Но у меня не было выбора! НЕ БЫЛО ВЫБОРА!

– Да, конечно. Наверное, – ответил Рипли, лишь для того, чтобы остановить крик. – Пасечник говорит, что он сможет многое узнать, изучив и препарировав тебя.

– Пасечник? Кто такой Пасечник?

– Ой. Так я про себя называю… Отца.

– Отец – безмозглый козел! – взревел Уэрнер. Потом улыбнулся и вновь перешел на шепот: – Видишь ли, вместе с моей клеточной структурой рухнула и моя программа. Он больше не властен надо мной. Мне нет нужды повиноваться ему. Я свободен. Я могу убить любого, кого пожелаю. Я убью нашего создателя, если он даст мне такой шанс.

Это утверждение, наверняка ложное, приободрило Рипли. До этого момента он и представить себе не мог, как бы его порадовала смерть Пасечника. И тут же он понял, что не так уж и отличается от Уэрнера, раз тоже бунтует против своего создателя.

Озорное выражение лица Уэрнера и его заговорщицкая улыбка заставили Рипли подумать о пиратах из фильмов, которые он смотрел на компьютере в то время, когда ему полагалось работать. Внезапно он понял, что тайная загрузка фильмов из Интернета – еще одно проявление бунтарства. В нем начало нарастать непонятное возбуждение, эмоция, которой он не мог дать название.

– Надежда, – Уэрнер словно читал его мысли. – Я вижу это по твоим глазам. Ты впервые ощутил надежду.

Подумав, Рипли решил, что это удивительное новое чувство, возможно, и есть надежда, хотя, с другой стороны, речь могла идти о некой форме безумия, предшествующего коллапсу, через который прошел Уэрнер. И не в первый раз за этот день его охватила тревога.