Евгений Козловский - Грех

• Название: Грех
• Автор: Евгений Козловский
• Жанр: Русская классическая проза

---

Монах отклонил ее руку:

-- Оставьте. Мне его все равно носить больше нельзя.

-- Нельзя?

-- Это аметист, -- покраснел вдруг монах. -- Символ девственности. Целомудрия.

-- А!.. -- прошептала-пропелаНинка. -- Так вы и вправду -- ни с кем никогда?

Монах сквозь землю готов был провалиться от неловкости.

-- Так у нас же с вами все равно ничего не было, -сновапротянулаНинкаперстень.

-- Нет, -- покачал головою Агафангел. -- Не не было.

Еще кто-то прошел в черном, оглянулся наних.

-- Все-таки я ужасная дура, -- сказалаНинка. -- Вы здесь так все навиду!

-- Неужели вы думаете, Нина, что мне важно хоть чье-нибудь о себе мнение, кроме собственного? И потом -- тут у нас не тюрьма. Я мог бы выйти отсюда, когдазахотелю

-- Поняла, -- ответилаНинка. -- Я не буду к вам приставать больше. Никогда, -- и быстро, склонив голову, пошлак воротам.

-- Нина! -- окликнул, догнал ее монах. -- Господи, Нина!

Неизвестно откуда, тьмою рожденный, возник старик, тогда, ночью, молившийся в келье:

-- Считай себя хуже демонов, отец Агафангел, ибо демоны нас побеждаютю -сказал и растворился, как возник.

-- Старец, -- шепнул Сергей после паузы. -- Мой духовник. Я должен ему исповедоваться.

-- Ты что?! -- ужаснулась Нинкасовершенно изменившимся вдруг, заговорщицким, девчоночьим тоном. -- Ты все ему рассказалю про нас?

-- Как я ему расскажу такое?! Никому, никому не могу! -- в лад, по-мальчишечьи, ответил Сергей.

-- А мне? -- спросилаНинкаи посмотрелаясными невинными глазами. -- А я, знаешь, я бабульке все-все рассказываю. У меня родители погибли -- мне шести не было. Нефть качали в Африкею

Зазвонили колокола.

-- К молитве, -- пояснил Сергей.

-- Иди, -- отозвалась Нинка.

-- Нет! Я буду тебе исповедоваться, -- и, схватив заруку, монах повлек, потащил ее по тропке к собору, к задней дверце.

-- Не надо! -- пыталась вырваться Нинка. -- Не надо туда! Вообще -- не надо!

-- Почему не надо? -- задыхался Сергей и отпирал замок извлеченным из-под рясы ключом. -- Почему не надо?! Мы ж -- исповедоваться!.. -- и почти силою втолкнул Нинку внутрь, заложил дверь засовом.

Нинкапритихла, шепнулав ужасе:

-- А если войдет кто?

-- До утра -- вряд ли. А и войдет -- что с того?..

Гулкие их шаги звенели, усиливаемые, размножаемые куполами-резонаторами. Уличный свет пробивался едва-едва, изломанными полосами. Сергей зажигал свечу.

-- Ой, что это?! -- Нинканаткнулась надерево и понялавдруг сама: -Покойница.

-- Ну и ладно, -- отвел ее от гробаСергей. -- Что ж, что покойница? Ты что, мертвых боишься? -- и усадил наковер, наступени какие-то, сам опустился рядом.

Потянулась тишина, оттеняемая колоколами. Сергей гладил нинкину руку.

-- Ну, -- вымолвилаНинканаконец.

-- Что? -- не сразу отозвался Сергей.

-- Ты ж хотел исповедоваться.

Сергей сдавленно хмыкнул -- Нинке почудилась, что зарыдал, но нет: засмеялся.

-- Что с тобою, Сережа? Что с тобой?!

-- Как я могу тебе исповедоваться, -- буквально захлебывался монах от хохота, -- когдаты и есть мой грех! Ты! Ты!! Ты!!!

-- Нет! -- закричалаНинка. -- Я не грех! Я просто влюбилась! Не трогай меня! Не трогай!

-- Ну почему, почему? -- бормотал Сергей, опрокидывая Нинку, роясь в ее одеждах.

-- Здесь церковь! Ты себе не простишь!

-- Я себе уже столько простилю

Бедабылав том, что, хоть онаточно знала, что нельзя, Нинке тоже хотелось -- поэтому искреннее ее сопротивление оказалось все-таки недостаточным. Все закончилось быстро, в одно мгновение, но и Нинке, и монаху его оказалось довольно, чтобы, как лампочным нитям, накоторые синхронно подали перенапряжение, раскалиться, расплавиться и испариться, сгоретью

Они лежали, обессиленные, опустошенные, аэхо, казалось, еще повторяло нечеловеческие крики, асвечка, догорая, выхватывалапредсмертно из темноты суровый лик.

-- Не бойся, -- обреченно произнес монах, когдапламя погасло совсем. -- Я не буду плакать. Не буду кричать натебя. Просто я ничего не знал о человеке. Ничего не знал о себе. Если это возможно, ты уходи сейчас, ладно? Зажечь тебе свет?

-- Не стоит, -- отозвалась Нинка. -- Я привыкла, я уже вижу, -- и встала; неловко, некрасиво принялась приводить в порядок одежду. -- Мы что, не встретимся больше?

-- Я напишу тебе. НаГлавпочтамт, ладно?

-- Ладно.

-- Извинию

-- Бог простит, -- незнамо откудаподхваченное, изверглось из Нинки.

Онаотложилазасов, вышланаулицу, постояла, стараясь не заплакать. Вернулась вдруг к собору, распахнуладверцу, крикнулав гулкую темноту:

-- Ты же не знаешь моей фамилии! Как ты напишешь?! -- и побежалапрочь.

Всю следующую неделю Нинкамучилась, страдала, переживалапримерно так:

юпаранойяльно накручивая нанаманикюренный пальчик дешевую цепочку с дешевым крестиком, читалаЕвангелие, отрываясь от него время от времени то ли для осмысления, то ли для мечтанийю

юназюзюкавшись и нарыдавшись со страшненькой Веркою, глядела, как тагадает ей засаленными картами и все спорила, настаивала, что онане пиковая дама, авовсе даже бубноваяю

ювыходя из метро, оглядывалась с надеждою увидеть в толпе лицо монашкаю

юбегаладаже наГлавпочтамт, становилась в очередь к окошку под литерою ЫНы, спрашивала, нет ли письмапросто наНиную

юсаматоже, черновики марая, писаламонаху письмо и ограничилась в конце концов простой открыткою с одним своим адресомю

юлежав постели, вертелав руках монахов перстень и вдруг, разозлясь, швырнулаего о стену так, что аметист полетел в одну сторону, оправав другую, и зарыдалав подушкую

юаназавтраползала-искала, сдавалав починку, -

все это в смазанных координатах времени, с большими провалами, про которые и вспомнить не могла, что делала, словом, как говорят в кино: в наплыв, -пока, наконец, сноване оказалась у монастырской проходнойю

Листья уже прираспустились, но еще не потеряли первоначальной, клейкой свежести. Монахи, которых онаостанавливала, отвечали нанинкины вопросы Ыне знаюы или Ыизвините, спешуы, и все это было похоже насговор.

Наблюдали заНинкою двое: Арифметик, поплевывающий в тени лаврских ворот, и сухорукий страж, который, выждав в потоке монахов относительное затишье, украдкою стукнул в окно, привлекая нинкино внимание.

-- Уехал, -- сказал, когдаонаподошла.

-- Куда?

Страж пожал здоровым плечом, но версию высказал:

-- К матери, наверное, наканикулы. Они все раз в год ездют.

-- А где у него мать?

Тут не оказалось и версии:

-- Я даже не послушник. По найму работаю. Присматриваются. Благословенья покане получил.

Нинкапотерянно побрелак выходу.

-- Эй, девушка! -- страж, высунувшись в окошко, показывал письмо.

-- Мне? -- вмиг расцветшая, счастливая подбежалаНинка.

-- Не-а. Ему. Вчерапришло. Может, от матери? Тут внизу адрес. Хочешь -спиши, -- и подал клок бумаги, обкусанный карандаш.

-- Санкт-Петербург, -- выводилаНинка, аАрифметик знай поплевывал, знай поглядывал.

Онашлаузкой, в гору, улочкою, когда, въехав правыми колесами набезлюдный тротуар, бежевая Ыдевяткаы прижалаНинку к стене. Распахнулась задняя дверца.

-- Не боись, -- сказал Арифметик и кивнул приглашающе. -- Тебя -- не тронем, -- а, увидев в нинкиных глазах ужас, добавил довольно: -- Надо было б -- нашли б где и когда. Бегать-то от нас все равно -- без пользы. Ну!

Нинкаселав машину.

-- В Москву, что ли, собралась? Подвезти?

-- Мнею до станции.

-- Сбежал, значит, Сергуняю -- не столько вопросил, сколько утвердил Арифметик. -- А куда -- ты, конечно, не знаешь.

Нинкамотнулаголовою.

-- Или знаешь?

Нинказамоталаголовою совсем уж отчаянно.

-- Адресок-то списала, -- возразил Арифметик. -- Пощупать -- найдем. Найдем, Санёк? -- обратился к водителю.

-- Запросто, -- отозвался Санёк.

Нинканапряглась, как в зубоврачебном кресле.

-- Ладно, не бзди. Я этот адресок и без тебя знаю. Питерский, точно?

Нинкаприкусилагубу.

-- Мы ведь с Сергуней, -- продолжил Арифметик, которому понравилось, что Нинкаприкусилагубу, -- мы ведь с ним старые, можно сказать, друзья. Одноклассники. И по этому адреску сергунинамамашане один раз чаем меня поила. Ага! Со сладкими булочками. Только вряд ли Сергуня там. Он ведь мальчик сообразительный. Знает, что я адресок знаю. Но если уж так получитсяю хоть, конечно, хрен так получитсяю что повстречаешь старого моего дружкараньше, чем я, -- передай, что зря он от сегодняшней нашей встречи сбежал. Мы с ним так не договаривались. Не сбежал -- может, и выкрутился бы, атеперью

Весомо, всерьез, были сказаны Арифметиком последние фразы, и Нинкарефлекторно бросилась назащиту монаха, самане подозревая, как много правды в ее словах:

-- Дане от вас! Не от вас он сбежал! От меня!

-- Телкаты, конечно, клевая, -- смерил ее Арифметик сомневающимся взглядом. -- Только слишком много насебя тоже не бери. Не надо.

-- Аю что оню сделал? -- спросилаНинка.

-- Он? -- зачем-то продемонстрировал Арифметик удивление. -- Он заложил шестерых. Усекла? Даты у него у самого и спроси -- наверное, расскажет, -- и хохотнул. -- Так чо? -- добавил. -- Не страшно наэлектричке-то пилить? Санёк, как думаешь? Ей не страшно? -- подмигнул обернувшемуся Саньку. -- А то давай с нами.