Александр Шаров - Остров Пирроу

• Название: Остров Пирроу
• Автор: Александр Шаров
• Издательство: Издательский Дом Мещерякова
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-91045-255-2

Научно-фантастические рассказы и повести известного прозаика Александра Шарова оставили заметный след в русской литературе. В его произведениях всегда есть парадокс — столкновение глубокого философского содержания с внешней гротескностью формы; сатира и горькая ирония; неожиданные сюжетные ходы; поступки, на первый взгляд лишенные логики, и разрушение социальных стереотипов.

Настоящий сборник станет подарком для всех любителей фантастики и поклонников творчества Шарова, ведь, помимо наиболее ярких произведений автора: «Остров Пирроу», «После перезаписи», «Редкие рукописи», в него также вошел рассказ «Олимпия — Земля — Олимпия», публикующийся впервые.

Вступительная статья Дмитрия Быкова.

Рисунки Артема Суслова.

---

К тому времени, то есть за сорок восемь часов до выборов, опросы неизменно показывали: за Икса — два процента избирателей, за Игрека — девяносто восемь процентов.

Вступление Икса в столицу государства Зет можно сравнить с легендарными триумфами римских цезарей. Впереди упряжка из десяти белых слонов везла стальную платформу, обитую серебряными листами; на ослепительно сверкающей платформе покоился лапидус тумарикото гигантус. На экранах телевизоров было хорошо видно, что слоны изнемогают от непосильной тяжести груза; на их белой коже выступали крупные, величиной с арбуз, капли пота.

Вечером состоялся митинг, заключающий предвыборную кампанию; он также передавался по телевидению. Первым выступил Игрек. Он изложил обширную программу реформ, мероприятий и реконструкций, чем, по мнению обозревателей, несколько утомил внимание телезрителей. Вслед за Игреком на трибуну под руку с Плистероном поднялся Икс. Серебряными голосами запел сводный оркестр фанфар. Сквозь расступившуюся толпу слоны под музыку ввезли платформу с гигантусом.

— Сограждане, — сказал Икс, — у меня был камень за пазухой, но теперь у меня за пазухой его нет. Может ли сказать это о себе Игрек?

Икс стал спускаться по покрытым малиновым ковром ступеням. Плистерон поддерживал его. Усталые слоны тяжело дышали. Снова прозвучали фанфары. Лицо Икса было бледно, но выражало величие и полную бескаменность. (Именно тогда возникло и вошло во все языки это выражение — «бескаменность».)

Одинокий женский голос выкрикнул:

— Отдай нам вдову Смитс и ее трех деток — Била, Майкла и Сервилиуса!

Вопль наемницы Игрека заглушили приветственные крики: «Слава Иксу! Слава Иксу, другу Плистерона!!!»

Икс остановился на нижней ступеньке, поднял руку в знак того, что сам желает ответить хулительнице, и в воцарившейся тишине произнес:

— Даже если бы на моей душе было не только достойное осуждения умерщвление почтенной вдовы Смитс и ее детей Била, Майкла и Сервилиуса, но и тысячи других подобных, противоречащих морали поступков, то все они там…

Величественным жестом Икс показал на камень, лежащий на платформе, и тихо закончил:

— Мой уважаемый противник не имеет права сказать о себе того же…

Икс одержал ошеломительную победу: девяносто два процента избирателей отдали свои голоса ему. Даже монолитный отряд вдов — верная гвардия Игрека — раскололся.

Плистерон возвратился в Пирроу, — взволнованно, все повышая и повышая голос, заканчивает гид свое повествование. — В ознаменование исторических событий Национальное Собрание постановило переименовать Горбы — поросшую колючим кустарником холмистую местность в центре острова, где водились белые слоны и обитали туземные племена, — в Кордильеры Плистерона Победоносного. По предложению независимой группы депутатов было официально декретировано начало Новейшей эры, летосчисление которой решено вести со дня вступления на пост Наследственного Президента, Святого Рамульдино Карла Великого Плистерона Мигуэля Первого Мудрейшего и Победоносного. Итак, занялась заря Новейшей эры, леди и джентльмены, синьоры и синьорины!..

5

Выйдя утром седьмого дня первого месяца Новейшей эры из ворот таможни, джентльмен с бакенбардами направился вверх по набережной Магнолий, смешиваясь с толпой и одновременно резко выделяясь привлекающей внимание женщин красотой и изящной, фланирующей походкой. На ходу он помахивал ореховой тросточкой с резной костяной ручкой.

Таможенный чиновник Родригос, который, обладая исключительно острым зрением, по непонятному для себя побуждению издали следил за незнакомцем, пробормотал вполголоса:

— Ставлю сто крамарро против дохлой кошки, что, когда эта персона минуту назад стояла передо мной, тросточки в руках у нее не было. Откуда же тросточка появилась?

Родригос покачал головой, поморщился, словно от сильнейшей головной боли, и скрылся в помещении таможни.

Набережная Магнолий ограничена слева невысоким мраморным парапетом. За ним открываются отлогие пляжи, покрытые золотистым песком, и дальше, за кромкой прибоя, спокойное море, зеленовато-синее в этот ранний час, чуть подкрашенное розовым. А справа, за шпалерами магнолий, пальм и платанов, в некотором отдалении друг от друга возвышаются отели: стекло, бетонные плоскости, веранды под цветными тентами, дикий виноград, поднимающийся по стенам.

Джентльмен с бакенбардами шел не торопясь, зорко глядя по сторонам. Время от времени по мраморным ступеням сбегали к пляжам стройные девушки в модных купальниках под развевающимися халатиками. Человек с бакенбардами провожал девушек продолжительным, почти отеческим взглядом.

Между тем время шло, пассажиры лайнера сворачивали один за другим в ближние отели, и человек с бакенбардами вдруг заметил, что остался совершенно один на широком проспекте, затененном пальмами. Улыбка сошла с его лица. Он вытянулся, как бы вырос, решительно свернул в узкий переулок, остановился перед невзрачным одноэтажным коттеджем с крошечной вывеской «Пансион мадам Мартинес» и, распахнув дверь, подошел к конторке, за которой сидела сама хозяйка — полная женщина, в нестаром, еще миловидном лице которой угадывались доброта и спокойствие.

— Номер! — коротко бросил человек с бакенбардами.

— К величайшему сожалению, синьор, — не поднимая головы, мягким грудным голосом отозвалась хозяйка, — все двенадцать номеров моего маленького заведения уже заняты.

— Тогда мне придется взять номер тринадцатый, — резко и быстро проговорил человек с бакенбардами. — Ничего, я лишен предрассудков. Пишите: Жан Жаке, негоциант из Манилы. Поторапливайтесь, синьора. Готово? Теперь проводите меня…

— Не знаю почему, но я механически выполнила все требования странного клиента, — вспоминала впоследствии синьора Мартинес. — Я записала продиктованное имя и пошла впереди по коридору, знакомому мне каждой щелочкой паркета и каждой царапиной на стенах вот уже двадцать лет, с тех пор как мой бедный муж безвременно погрузился в океанские волны и я вынуждена была открыть пансион. Я сделала сто семнадцать шагов, то есть прошла весь коридор, остановилась и уже хотела сказать: «Вот видите, синьор, к сожалению, я располагаю только двенадцатью номерами», — но взглянула и промолчала. Рядом с дверью номера двенадцатого, обитой тисненой голубой кожей, я увидела еще одну дверь, грубого черно-красного цвета, с эмалированной табличкой, где значился номер 13.

Я чуть не потеряла сознание от потрясения, вызванного необъяснимым явлением, — ведь я только женщина, и женщина слабая, подверженная мигреням и обморокам, особенно после кончины бедного моего супруга, покоящегося без святого причастия на дне океана, — но синьор, назвавший себя Жаном Жаке, грубо прикрикнул: «Отворяйте номер! Живо!» Я вынуждена была выполнить его приказание, тем более что обнаружила у себя в правой руке ключ, который я не захватила и не могла захватить в конторке.

Войдя вместе со мной в комнату — внутри она отличалась от других помещений пансионата только той же грубой черно-красной расцветкой стен, — Жан Жаке стал раздеваться, не обращая внимания на стыдливость, свойственную каждой особе женского пола, особенно вдовам.

Я отвернулась. Мне вдруг показалось, что от черно-красных стен веет жаром, у меня даже мелькнуло опасение: не начался ли пожар? Впоследствии доктор Базиль Бернардо, врач, пользующий меня, объяснил, что ощущение, будто тебя окунули в чан с варом, возникает из-за расстройства вегетативной нервной системы, вызванного выпавшими на мою долю испытаниями. Затем я почувствовала будто ледяной компресс на сердце.

— Виски! — сказал странный постоялец.

— С содовой? — спросила я.

— Чистое! — ответил он.

Когда я вернулась в номер, синьор лежал на кровати раздетый, только в спортивных трусах, белых с черно-красной каймой, и в белых туфлях с черными лакированными носками.

— Не удобнее ли синьору сбросить обувь? — спросила я.

— Нет, синьору это было бы крайне неудобно, — с неуместным смехом ответил он.

Я пожала плечами и вышла. Через час он появился перед конторкой — свежевыбритый, в отлично отглаженном летнем чесучовом костюме с черновато-красной гвоздикой в петлице. Букет таких же гвоздик он протянул мне. Я приняла подарок: хозяйка, особенно если она бедная вдова, должна быть предупредительна с постояльцами.

Перебивая мадам Мартинес, которая охотно и со всеми подробностями делилась воспоминаниями, я спросил:

— Заметили вы в нем нечто роковое?

— В Жане Жаке? О нет. Сперва, правда, он показался грубоватым, но потом, очень скоро… Даже сейчас я повторю, что он производил чарующее впечатление, живо напоминая покойного супруга, когда тот…

— Значит, вы утверждаете, что ничего рокового в нем не было?