Брэд Брекк - Кошмар: моментальные снимки

• Название: Кошмар: моментальные снимки
• Автор: Брэд Брекк
• Издательство: Эксмо
• Жанр: О войне
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-27879-4

Он воевал, он стрелял, и по нему стреляли; он видел, как полыхают джунгли, подожжённые напалмом, и как легко обрывается человеческая жизнь. Бред Брекк — американский солдат, воевавший во Вьетнаме, рассказывает о том, что он пережил. Если сначала война казалась ему романтическим приключением, то первый же бой обнажил её зловещий оскал, её грязную кровавую изнанку. Чужая земля, чужой уклад жизни, чужое небо над головой, а в итоге — чужая война. Она навсегда останется с теми, кто уцелел: как страшное молчание джунглей, багровые сплохи пламени, лица погибших товарищей, боль и отчаяние людей, втянутых в бессмысленную и беспощадную бойню…

---

Я совсем не задумывался о том, что Паркер чёрный. Он был просто Бобби Паркер, наш друг. Меж собой мы решили, что Лисвилл, должно быть, населён белым отребьем, где заправляет «Ку-Клукс-Клан», и так вдруг захотелось вогнать горящий крест в жопу Верховного мага.

Даже если бы Паркер был фиолетовый в белый горошек, это не имело бы никакого значения.

Я понял, что Юг совсем не изменился со времён Гражданской войны. И поэтому чёрные уезжают отсюда на север. Так в чём же смысл той кровавой войны сто лет назад? За что приняли мученическую смерть тысячи солдат с обеих сторон в сражениях при Шайло и Геттисберге, при высадке у Питтсбурга?

Не знаю. Но я был уверен, что любой чёрный вполне достоин ответить на призыв своей страны к оружию, чтобы повесить винтовку на плечо и пойти по приказу белых воевать с жёлтыми во Вьетнаме, и что наверняка он подавно хорош, чтобы пить в любой забегаловке Лисвилла.

Мы пропустили по нескольку банок пива, послушали немного «кантри» на музыкальном автомате и ушли примерно через час.

Бар «У Лаки» мы нашли без труда, он был почти пуст. Паркер сидел за столом один и дул пиво, опустив голову и покачиваясь в такт под «соул». Бар представлял из себя обычный тип пивнушек Юга. Провисший потолок, тусклый свет, истёртые деревянные половицы с наклоном в пятнадцать градусов, так что в уборную нужно было подниматься вверх, и — вонь от пота, прокисшего пива и дешёвого виски, от которой слезились глаза.

— А, ребята!

— Паркер, сукин сын, как дела, дружище? — приветствовал его Саттлер.

— Прекрасно, садитесь, выпейте со мной пивка.

Мы махнули по одной. И ещё по дной. И ещё. И ещё по одной после этого, а там я и счёт потерял. И где-то «на полпути» Карлоффски и Нери переключились на мартини.

К нам подошла малышка-официантка, чтобы забрать пустые бутылки, да зацепилась языком.

— Вы, парни, хотите отдохнуть?

— Угадала, — сказал Нери.

— В самую точку, — добавил Сейлор.

— О-о-о-о, я знал, что найду себе щёлку на вечер, — сказал Карлоффски.

— И мне нужно перепихнуться, — промолвил Паркер.

— Продолжай, — попросил я, — это ты?

— Нет, — ответила она, — но там за дверью, в катафалке, есть одна славная чёрная штучка, и если джентльмены интересуются, пусть только положат на стойку бумажку в 5 долларов.

Паркер вызвался идти первым, на разведку.

Полный дурдом: топать из пивнушки и лезть в чёрный катафалк, чтобы отведать коричневого сахарку. Вдобавок к причудливому приглашению, в этом старом погребальном лимузине было так темно, что едва можно было разглядеть цыпочку. И времени на любовь было в обрез…

Нужно было завернуть за угол квартала, проскользнуть в машину и дёрнуть за шнур своей пушки. Не более того.

Через 5 минут Паркер вернулся, ухмыляясь, застёгивая на ходу ширинку и урча от удовольствия.

— О, хороша, оч-ч-чень хороша.

Следующим был Гай Нери. Он пошел, качаясь, к машине и упал, мы подняли его и помогли забраться внутрь. Он был молод, невинен и основательно под мухой.

С выпивкой в руках мы ждали его, стоя перед баром на тротуаре. Сейлор хватался за свои яйца и от нетерпения рыл копытом землю.

— Где они? Что это Нери так возится, где этот чёртов катафалк, блин, твою мать?!

Я перебрал и понимал это. У меня бы ничего не получилось, даже если б я вставил палочку.

Наконец, показался лимузин, вышел на финишную прямую, и мы услышали, как из него доносились ругань и шлепки. Эта швабра выдавала Нери по первое число.

Со спущенными штанами, закатив глаза под лоб, он вывалился из машины.

— Сукин сын! — визжала потаскушка.

— Он набрался, — объясняла она, — идёт ко мне, а у него не стоит. А потом говорит, что хочет «ещё раз завернуть за угол»!

Мы стояли ошеломлённые и глупо хлопали глазами.

— И не возвращайся, пока он не станет у тебя большим и твёрдым! — заявила она Нери.

Думаю, эта дама действительно любила свою работу. Если б только она снизила уровень своих ожиданий…

Мы поставили Нери на ноги и натянули штаны, и он попробовал извиниться.

— Прости, ради Бога прости, никогда раньше такого не было, — бормотал он, пытаясь застегнуть ремень и покачиваясь на нетвёрдых ногах.

— Дерьмо! А ты тоже девственник, что ли? — с подозрением обратилась милашка к Сейлору.

Тот не смутился.

— Моя очередь, сладенькая, — улыбнулся он, — и клянусь Господом, я твёрдый как кирпич. Вставлю тебе по самые канделябры, сучка! Сделаю тебе новую дырку в заднице. Ты, Золушка, получишь десять дюймов настоящей штуки, в счёт Нери…

*****

Удивительно, никто из нас не подцепил триппер, хотя один парень из нашего взвода умудрился таки намотать. Его звали Ларри Эванз, и он отказывался идти в лазарет.

Мы уговаривали его, говорили, что если не вылечиться, дело может кончиться бесплодием. Мы советовали ему не падать духом, ибо священный долг солдата — напиваться и таскаться по бабам.

Но Эванз не реагировал. Изображал из себя мученика, страдал от сознания собственной вины и триппера, и его пенис превратился в нелепость. Вечерами в душе он мастурбировал, член краснел, распухал и заваливался набок. А когда он пробовал помочиться, то мычал от боли.

— Эй, Эванз, — дразнил Сейлор, — ты же прищемил его дверцей машины, как же ты будешь углы им околачивать?

— Смотри за своим, дружище! — огрызался Эванз.

— Да, с таким гнилым куском мяса ничего не выйдет!

Скоро это стало ротной шуткой.

Как-то утром на построении Эванз нагрубил негру-великану. Громилу и хулигана из Чикаго звали Кросби.

Кросби поддел Эванза, как, мол, дела с «хворым члеником», и с усмешкой назвал бездельником и симулянтом.

— Отвали! Позаботься о своём члене, ниггер!

Это была вторая ошибка Эванза.

— Как насчёт потолковать с глазу на глаз?

— Ладно, Кросби, пошли за дорогу…

Мы стояли «вольно». Сержант пошёл к командиру согласовывать порядок занятий на день.

Эванз и Кросби вышли из строя выяснять отношения.

Драка была односторонней, как охота на ведьм.

Кросби врезал Эванзу по зубам — из разбитой губы хлынула кровь.

Эванз фыркнул.

Кросби стал лупить слева и справа, сломал ему нос и рассёк правую бровь. Лицо Эванза превратилось в кровавое месиво.

Казалось, он наскочил на хана Аттилу в свой чёрный день.

Может, так оно и было…

Кросби нанёс ещё серию сокрушительных молниеносных ударов. Эванз упал на колени и выплюнул несколько зубов, но, качаясь и давясь кровью, попробовал встать на ноги.

Это была третья ошибка.

Длинной ногой Кросби вмазал Эванзу в живот. Эванз рухнул, давясь и задыхаясь, и едва не захлёбывался кровью, текущей изо рта и по лицу.

Громила покружил вокруг и рассчитанным движением врезал ботинком Эванзу по лицу.

Голова Эванза мотнулась, он упал навзничь. Кросби опять ударил его по голове, потом прыгнул на него, и они покатились вниз по насыпи.

Мы слышали, как Эванз слабо позвал на помощь, и опять зазвучали глухие удары по телу. Кросби обрабатывал лицо Эванза так часто, что удары невозможно было сосчитать.

Мы видели их внизу у подножия холма. Кросби ударил ботинком Эванзу в пах, и заражённый гонореей солдат издал ужасный вой. Кросби врезал Эванзу в подбородок, и тот снова упал навзничь.

Несколько раз Кросби пнул Эванзу по рёбрам, но тот не реагировал. Кросби приподнял Эванза за рубашку и ещё пару раз крепко ударил правой по лицу.

Голова Эванза превратилось в шмат сырого мяса. Лица больше не было. Узнать его было невозможно. Родная мама не узнала бы его, если б он сейчас повстречался ей на пути. Он просто лежал там, недвижимый, без сознания.

Через несколько минут всё кончилось, и Кросби, отдуваясь, поднялся по склону и встал в строй, как ни в чём не бывало.

Никто не вымолвил ни слова. Вернулся сержант, и мы отправились на утренний кросс. Вернувшись в расположение роты, ребята пошли посмотреть, не пришёл ли Эванз в себя.

Не пришёл. Он неподвижно лежал под палящим солнцем в неудобной позе, как будто с переломанными костями.

Мы построились у столовой перед завтраком, и я шепнул Джейсону ЛеКоку, сержанту нашего взвода, что Эванз отсутствует, что он подрался, получил по морде и лежит холодный, как скумбрия, у холма, через дорогу.

Мы боялись, что Эванз умрёт. Сержант Ле'Кок, каджун[3], который любил повторять «я хочу, чтобы это было», отправил двух солдат перетащить тело Эванза к дороге, где его подберёт «скорая» и отвезёт в госпиталь.

Больше мы Эванза не видели. О драке ничего не сказали. Кросби всё сошло с рук. Если бы даже раны Эванза были серьёзнее, армия всё равно скрыла бы это.

Среди своих Кросби стал чем-то вроде героя. Он проявил свою агрессивность, свой инстинкт убийцы и наверняка стал прекрасным солдатом.