Норман Мейлер - Олений заповедник

• Название: Олений заповедник
• Автор: Норман Мейлер
• Издательство: ACT, ЛЮКС
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-028569-8

«Олений заповедник». «Заповедник голливудских монстров». «Курорт, где разбиваются сердца» немолодых режиссеров и продюсеров. «Золотой мир», где начинают восхождение к славе хищные юные актрисы!..

Юмор, ирония, настоящий талант — самое скромное, что можно сказать о блистательном романе Нормана Мейлера!

---

— Влюблен в Лулу? — повторил Айтел. И рассмеялся. — Да что ты, Серджиус: наш брак был единением нуля с нулем. — Он налил себе спиртного и, сделав глоток, поставил стакан. — Когда мы с Лулу поженились, я уже знал, что наш брак ненадолго. Это и не давало мне покоя потом. Начинаешь чувствовать себя сомнамбулой, если в день свадьбы уже не веришь в свой брак. Вот почему мне нужна была румынка. Вся моя работа летела к черту.

После пятнадцати лет и двадцати восьми снятых картин он наконец понял, что никогда не будет обладать такой властью, которая позволит ему снимать лишь те фильмы, какие хочется. Вместо этого он вечно будет делать картины, какие нужны студии. Он даже не удивился, поняв, что у него нет желания делать собственные фильмы. К счастью или несчастью, его истинной супругой была киностолица и уехать от нее он никуда не мог. Хуже того. Репутация режиссера, делающего коммерческие фильмы, над чем он немало издевался, была утрачена. Его последняя картина «Любовь длится лишь миг» оказалась дорогостоящим провалом, но и две предшествовавшие картины тоже не имели успеха.

— А потом возникла ситуация с Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности, — сказал Айтел.

Эта ситуация держала его в напряжении не один месяц. Сколько петиций он подписал, на сколько разных дел давал пожертвования — сначала по убеждению, потом из чувства вины и, наконец, в качестве жеста. Все это было в прошлом — теперь он безразлично относился к политике, однако понимал, что при очередном расследовании подрывной деятельности в кинопромышленности его призовут к ответу, и если он не готов будет назвать всех своих знакомых, которые когда-либо принадлежали к той или иной партии или комиссии, значащихся в правительственном списке запрещенных организаций, ему никогда больше не работать в киностолице.

Он ничего не испытывал ко всем тем, кого когда-то знал, — одних в воспоминаниях он любил, других не любил, но ему казалось нелепым поставить крест на своей карьере, защищая их имена своим молчанием и тем самым косвенно защищая политическую систему, которая прежде всего напоминала ему студию, где он работал. Однако оставались еще соображения гордости. Нельзя публично лечь на брюхо и ползти.

— Это было ужасно, — сказал Айтел. — Я никак не мог решить, что делать. — Вспомнив, как это было, он улыбнулся, словно радуясь тому, что все позади. — Ты и представить себе не можешь, сколько мне пришлось потрудиться. У меня не было времени раздумывать над моральными проблемами — слишком я был занят совещаниями с моим адвокатом, мой агент изучал ситуацию на студии, мой управитель пропадал на встречах с бухгалтерами, проверяя мои квитанции по уплате налогов. Они анализировали положение дел, дорабатывали, снова анализировали. Я много трачу, сказали они мне; положенное мне жалованье — жизненная необходимость, мой капитал ушел на урегулирование разводов, и «Сьюприм пикчерс» не собирается защищать меня от комиссии. Мой агент был даже уверен, что из-за моего большого жалованья студия подтолкнула комиссию взяться за меня. Когда все подсчитали, оказалось, что у меня очень мало наличных денег. Поэтому все советовали одно и то же: сотрудничать с комиссией. — Айтел пожал плечами. — Я сказал, что буду сотрудничать. Мне это было противно, но ничего не поделаешь. Мы с адвокатом стали часами готовить мое выступление. Посредине этой подготовки я снова начал менять свое мнение. Когда я дошел до деталей, слишком уж все выглядело неприятно. И я попросил адвоката набросать другой план моего выступления — на случай, если я не стану сотрудничать с комиссией. И все это время приезжали друзья и давали советы. Одни говорили, что я должен все выложить, другие говорили, что я должен быть недружелюбным свидетелем, третьи признавались, что не знают, как бы они поступили. Я стал плохо спать. И никто не учитывал, что при этом я снимал картину. Студия поручила мне снять мюзикл «Гей, облака». Ничего хуже нельзя было для меня придумать. Я терпеть не могу музыкальные комедии.

С этой картиной все шло наперекосяк. Продюсер вмешивался во время съемок, на площадку приходили руководители студии и уходили, не сказав ни слова. Возникали задержки, которых можно было избежать, и такие, которых избежать было нельзя: заболела звезда, цветная пленка выявила ошибки в освещении, Айтел разругался с оператором, пострадал рабочий, решили произвести изменения в сценарии, график съемок отставал на несколько дней, вместо того, чтобы отснять дорогостоящую массовку в одно утро, съемки продолжались до следующего утра — словом, сплошные неудачи, и Айтел понимал, что виноват он. Каждый вечер он посыпал солью свои раны, сидя в проекционной и просматривая снятый на прошлой неделе материал. Чем больше он работал, тем хуже получалось. Темп был либо слишком медленным, либо слишком быстрым, комедийные ситуации не вызывали смеха, атмосфера была слишком благостная, а постановка, в которой была занята целая армия танцующих девиц и калейдоскоп декораций, производила впечатление поля битвы после войны между хореографом и Айтелом. В этом совсем затерялся «штрих Айтела» — лишь то тут, то там попадалась сцена с продуманной композицией, сложными полутонами и ощущением атмосферы. В течение трех недель шли такие съемки, пока однажды утром, когда картина была и наполовину не отснята, всё пошло кувырком, и вся группа — продюсер, режиссер, актеры, операторы и массовка, хореограф и кордебалет — сгрудилась в павильоне озвучивания. Айтел, не совладав с собой, ушел с площадки и со студии. «Сьюприм пикчерс» тут же разорвала с ним контракт, а на следующее утро поручила другому режиссеру неблагодарную миссию закончить «Гей, облака». Айтела на студии не было, и он не узнал об этом. Когда в то утро Айтел ушел со студии, он начал действовать по собственному сценарию, который, опережая намеченный график или запаздывая, разворачивался несколько дней.

Глава 6

Айтел поехал прямо в свой четырнадцатикомнатный дом и велел дворецкому никому не открывать дверь. Его секретарша уехала отдыхать, поэтому он позвонил в службу автоответчика и сказал, что его не будет в городе в ближайшие два дня. Затем засел в своем кабинете и стал пить. Всю вторую половину дня звонил телефон и единственным показателем того, сколько он выпил, было то, что телефонный звонок казался ему очень смешным.

Приходится признать, что он не мог допьяна напиться. Слишком отрезвляющим было сознание, что через сорок восемь часов ему надлежит предстать перед комиссией. «Я теперь свободен, — говорил себе Айтел, — я могу делать что хочу», и однако же он не мог думать ни о чем, кроме урона, который нанес картине «Гей, облака», уйдя с площадки. Его контракт с «Сьюприм пикчерс» разорван — в этом он не сомневался. Однако, если он будет сотрудничать с комиссией, то, по всей вероятности, найдет работу на другой студии. То, что он вспылил и ушел с площадки, обойдется ему в несколько сот тысяч долларов, которые придется выплачивать в течение ближайших пяти лет. «В любом случае эта сумма ушла бы на налоги», — поймал он себя на мысли.

Вечером, накануне того дня, когда Айтел должен был давать показания, он все еще не встречался со своим адвокатом, а лишь сказал по телефону, что заедет к нему в контору за полчаса до начала слушания. Затем Айтел набрал номер своего автоответчика и прослушал перечень звонивших. За тридцать шесть часов, прошедших с того момента, как он уехал со студии, ему позвонили более ста человек, и через какое-то время ему надоело их слушать.

— Просто перечислите мне фамилии звонивших, — попросил он телефонистку и, еще слушая ее, уже забыл, кто звонил. Однако услышав имя Мэриона Фэя, Айтел прервал девушку. — Что хотел Фэй? — спросил он.

— Он ничего не сказал. Только оставил номер телефона.

— Хорошо. Спасибо. Дайте мне этот номер, а остальное доскажете потом, милочка.

Фэй приехал через час после звонка Айтела.

— Пытаешься привыкнуть жить один? — сказал он, входя.

— Возможно, так оно и есть.

Мэрион сел и осторожно постучал сигаретой по своему платиновому портсигару.

— Я вчера видел Доротею, — сказал он. — Она держит пари, что ты заговоришь.

— Я не знал, что на меня ставят, — сказал Айтел.

Фэй передернул плечами.

— Люди ставят на все.

— Интересно, почему?

— Только так и можно узнать истину.

— Хорошо, — сказал Айтел, — а на что ставишь ты, Мэрион?

Фэй взглянул на него.

— Я поставил триста долларов, что Доротея не права.

— Может, тебе стоит заключить двойное пари, чтоб обезопасить себя?

— Я лучше проиграю.

Айтел придвинулся ближе к спинке кресла.

— Я слышал немало всякого про то, чем ты занимаешься в Дезер-д'Ор.

— Все это правда.

— Мне это не нравится.

— Мы поговорим об этом в другое время. Я только хотел сказать тебе…