Виктор Крамаренко - Встречи с ангелом (сборник рассказов)

• Название: Встречи с ангелом (сборник рассказов)
• Автор: Виктор Крамаренко
• Жанр: Прочая детская литература

---

Всю сознательную жизнь Андрюха был подневольным человеком, терпел унижения, сносил обиды. Везде, куда б не заносила судьба, находился под кем-то, сильнее, хитрее, изворотливее его. Он проклинал судьбу и опять шел на поклон. Не обзавелся ни женой, ни детьми, даже своего закутка не нажил. От того и стал больше пить и не просто больше, а беспробудно. От горемычности своей, от безысходности.

То мамаша терроризировала, выдавая рубль на обед и встречая как школьника у ворот института. То хитромудрые начальнички не давали продыху даже на Материке. Везде притеснение и воспитание. Мол, копи, зарабатывай, создавай семью и оседай на одном месте, хватит кочевать. А ему то много ли надо? Миллионы, что ли? На пару стаканов, слава богу, заработает. Он же не виноват, что организму ежедневно требуется? Да и нравится ему постоянно быть под шафэ, остро чувствовать проблески красоты в серой действительности жизни. Он - натура чувствительная, ранимая, без допинга погрязнет в обыденности всеобщего накопления, и радость жизни пройдет стороной.

Но и Дальний Восток не приветил, не обнадежил. Судьба била по обеим щекам, ставила в смиренную позу и хлыстала. Единственное место - Шикотан, где его ласково звали Андрюша, где ждали его и наливали. А тут такое счастье привалило! На шестом десятке!

Вся знакомая братва с Усиевича, прознавшая о возвращении Андрея, считала за честь ежедневно поздравлять наследника, клясться в святости дворовой и студенческой дружбы. Как же мог он отказать им в гостеприимстве. Друзья приходили и приходили. Он смутно вспоминал, где с кем учился, в каком подъезде поддавал, отмечая очередной загубленный экзамен, а кого и совсем не знал. Но они такие хорошие, что он не возражал. Пусть приходят. Тем более, они без претензий обменивали мамашины шмотки на водку и закусон.

За годы скитаний Андрюха отвык от человеческого отношения, от того, что называют "уважение". Всегда: "Андрюха, принеси", "Андрюха, отвали", "А ты свою пайку ещё не отработал". Теперь у него спрашивают разрешения, теперь он благодетель и тамада. Денег нет, а выпивон и чем заесть всегда на столе.

Деньги не водились и на плавбазе. Капитан, настоящий морской волк, сколько Андрюхе от него досталось, проявил великодушие, выделил с барского плеча два бочонка сакэ, пять ящиков тунца и вызвал пограничников.

- Андрей Михайлович, - пробасил он тогда, впервые назвав по отчеству, - прими мое соболезнование. Жизнь продолжается и после смерти матери. Она честно прожила и достойно должна быть похоронена своим сыном. Для тебя это последний шанс. Возвращайся в Москву. Я договорился, пограничники посадят тебя в транспортный самолет. И не нажирайся хоть сейчас.

И Андрюха не пил. И три часа до Петропавловска, и девять часов до Москвы. И во время погрузки аккумуляторов для подводных лоток в Елизово колючий ветер с океана его пронизывал, и в Красноярске, где ждали керосин, не знал куда себя деть в комнате отдыха летчиков, и перекусывая с сопровождающими матросами в хвосте самолета глотал безнадежную слюну при цоканье алюминиевых кружек, но ни капли не принял, даже не тянуло. Отвернуло как-то. Начинать новую жизнь, так начинать. Последний шанс, как последний бой - он трудный самый. Но это так тяжело. Потому и не отходил от пилотов ни на шаг. В новом бушлате, чистом свитере, гладко выбрит - он не мог опозориться, чтоб потом говорили, каков у писательницы сын алкаш, даже у гроба зенки налил.

Да и здоровье уже не то. Раньше стакан - теперь сто грамм. И хотя выпимши он никого не задевал, не гонялся с ножом и не буйствовал, алкоголь стал как-то странно действовать на его сознание. Он начинал смеяться и не просто смеяться, а до слез, оглушая истерическим воплем окрестности и пугая окружающих.

Но проститься с матерью не успел. Союз писателей похоронил, похлопотал, выбив место на Троекуровском кладбище. Получив из дрожащих рук начальницы ЖЭКа ключи, Андрей три дня безвылазно рылся в квартире: залазил на антресоль, вытряхивал шкаф, ворошил рукописи в письменном столе, пересыпал крупу из банок в банки, но денег не нашел. Под подушкой, где лежали документы на квартиру и бланки на субсидию, он обнаружил-таки сберегательную книжку. И смешно сказать - на сто рублей.

"Ну, мамаша, ну, сквалыга, - сокрушался Андрюха. - Даже на пузырь не хватит, чтоб помянуть, сказать доброе слово". Но потом обида прошла, кореша не дали ей разгуляться.

Второй месяц продолжается праздник души. Он как влетел в настежь открытую дверь, так и поселился здесь, казалось, навсегда. Празднику претит время, бой курантов и смена декораций за окном. Праздник хорош в постоянстве и в беззаботности своей.

Выпавший накануне редкий весенний снег неумолимо таял под веселыми лучами полуденного солнца, обнажая грязные проплешины и чудаковатые фигурки зимнего противостояния. Вдоль подъезда бежали ручьи, в окно постукивала старая угловатая липа, наверху, дребезжа и упираясь, работала дрель.

Андрей проснулся от продирающего все тело озноба, протянул руку к столу, но она безжизненно упала, не обнаружив стакана. У него сложилось правило ещё с Камчатки: каков бы ни был, обязательно оставлять полстакана на опохмелку.

Он открыл глаза, долго всматривался в высокий потолок, в два торчащих из него провода, пошарил ногами по матрацу и, не найдя одеяла, тяжело встал.

"Что это, - ошарашено подумал он. - Где все?..

В комнате кроме лежащего на полу рваного матраца, ничего не было. Голые стены с ободранными обоями и болтающимися на честном слове розетками окружали его. Рожи, кресты и черепа, наляпанные то тут, то там, нагло глядели из вороха разбросанной бумаги. В форточке зияла дыра. Цветочный горшок герани служивший пепельницей валялся расколотым под подоконником. Ни стульев, ни стола, ни полок с оставшимися потрепанными книжками... Даже немецкую пишущую машинку, сломанную и тяжеленную, на которой мамаша печатала свои бессмертные произведения, и ту унесли. Он её не обменивал, точно помнил. Там дюжина клавишей западали и никто из корешей не решался её брать. Что же произошло? Кто его так опустошил? Кошмар! Но не стоит унывать.

Андрюха все равно напрягал мозги, но ничего путного не вспоминалось. Ни лиц, ни голосов. Только граненые стаканы, сушки и ливерная колбаса проносились в памяти. Башка гудела, мурашки бегали по спине и рукам, пятки шлепали по липкому полу, выдавая эхом пустоту в квартире.

Весь скукожившись, он вышел в коридор, захлопнул входную дверь и направился к кухне. Там тоже Мамай прошелся: ни кастрюль, ни тарелок, ржавый таз сиротливо прижался к углу в том месте, где стоял сервант. Трубы и провода с многолетними слоями краски и грязи, как шрамы, пронизывали опустошенные стены. Выскобленные пятна и загнутые гвозди рябили в глазах. Из крана неровной струей лилась вода и громко билась о рукомойник. Восклицательным знаком торчал замызганный газовый ключ.

Ступая по рассеянной крупе, тараканам и хрустящему лавровому листу, словно по горячим углям, Андрей вприпрыжку подошел к умывальнику и стал большими глотками всасывать воду. Но спасительная влага спровоцировала обратный эффект, Андрюху моментально развезло, и он с трудом добрался до лежака.

Во сне его крепкое молодое тело обдувал океанский ветер, вокруг благоухали цветущие сопки. Он стоял на вершине и смотрел на скрывающийся под облаками берег. Белоснежная рубашка надулась парашютом, руки-крылья, расправленные во всю ширь, трепыхались, бились парусами и отрывали его от земли. Он парил над Долиной Гейзеров, Ключевой сопкой, впитывал чудотворную энергию. Ветер поднимал так высоко, что можно было без труда видеть дымчатую полоску Алеутских островов.

Но этой силы, почему-то, хватило не на долго. Он стал опускаться и падать, беспорядочно кувыркаясь и хватаясь за невидимые поручни, и вскоре исчез в клокотавшем жерле вулкана.

Настойчивый звонок в дверь разбудил его.

На пороге стояла монашка. Андрей протер глаза, несколько раз взмахнул головой, словно взбалтывая её, и открыл рот. Тяжелая одежда до пят тщательно укрывали не только фигуру её, но и возраст. Огромные черные глаза в контрасте одежды ослепляли, длинные ресницы и румянец на щеках указывали больше на молодость, чем на старость. Одной рукой монашка держала небольшую торбу, другой - сжимала мокрую одежду на груди. Она удивленно оглядела скособоченного Андрея, чуть задержав взгляд на выступающей из-под майки седине, смущенно потупила взгляд и тихо промолвила:

- А Мария Степановна дома? Позовите, пожалуйста.

- Никого нет дома, - почему-то отбарабанил Андрюха, туго соображая происходящее.

Монашка быстро взглянула на номер соседней квартиры и снова уставилась в пол.

- Как же так? Мария... Мариэтта Степановна тут проживает, я была в прошлом году у нее. Она звала меня и я приехала. Сестры вот ей передал.

Услышал эти слова, Андрюха сразу повеселел, коряво усмехнулся, немного отошел от двери и, артистично поклонившись, произнес: