Антон Виричев - Южная повесть

• Название: Южная повесть
• Автор: Антон Виричев
• Жанр: Современная проза

---

[Так уж сказано, что южная повесть не может обойтись без символов. Все растения и животные, камни и вода, небо и море, соединяясь, говорят больше, чем сами герои. Да и правда, больше скажешь — меньше для себя останется. На Севере, где так холодно, что можно сидеть только дома, слова изношены. Они порастают новыми, искаженными значениями, как мхом. Порою ветви их залезают в другие слова и губят их, как вредные бактерии. Одни слова паразитируют на других, и в итоге чистый смысл вторых превращается в труху. Говорить о правдолюбце с Севера — все равно, что верить полуденному небу в морской дали: малое облачко может быть надвигающейся грозной бурей, а может и просто исчезнуть через минуту. Слово «счет», к примеру, имеет у северян более 10 значений. Им и считают, его и выставляют, это и результат, и срок, и бумага, и слово, и цифры, и чего только еще. Слово «любовь» или «свобода» северяне произносить боятся, это считается дурным тоном, если человек говорит на таком языке — на таком языке это значит весьма непристойные интимные вещи, а то и бунтарские разглагольствования. Недолго и в каталажку с таким словарем попасть. Поэтому южане всегда берегут слова, и то, что может сказать осенний вечер, словами не описывают, потому как точно выразить это нельзя. Каждый северянин, гостивший на юге, сам для себя делает выбор: принять правила игры, и говорить только то, что его руки могут сделать, либо жить по своему уставу, и прослыть у себя в полях хитрецом, а у южан — подлецом. Да и каждый южанин, неплохо знакомый со своими северными соседями, знает, что можно сменить душу и стать хитрым, добиться славы и власти, денег и женщин, но добиться согласия со своим южным краем ему уже не суждено будет — ему придется сменить родину. Что говорить, война в таком раскладе неизбежна, но всегда складывается так, что более суровые северяне всегда побеждают южан, а гордые горцы как птица Феникс снова возрождаются из пепла, и воюют не за доблесть и победу, не за власть и неясные смутные правила, по которым и половина народов окрест живущих жить боится, южане в бой идут за дом свой, за право говорить на своем языке редкие, но точные слова, за могилы стариков своих, даже если дело их кажется им сомнительным — в бою они знают, что отец не мог ошибиться, глядя в глаза пришельцу. Словари южан оттого скудны, но литература их великолепна и полна образов, северянам недоступных. Философии в ней так мало, как в пригоршне камней, зато мудрости так много, как вереска на кельтских холмах. Северянин, принявший южное солнце, платит за него высокую цену: ему тоже никогда не суждено возвратиться домой, потому что даже если он появится на Севере, все лгуны ему будут врагами крови, все льстецы будут мелкими хорьками, а наставления братьев как бытовать — припасом на зиму, скрытым в голодную осень от детей собственных. Так и будет скитаться он по холодной земле своей, ища приюта в хижинах лесных, но не находя вечного восхищения светом и тенью. А то потянет назад — до широт южных, и латы на плечах повиснут цепкими застежками, меч в руке как литой и взгляд наполнится хмельным задором — так и поляжет на поле ратном, и станет ему горная пещера домом новым, родиной вечной. И девушки молодые в самом соку положат на камень цветы пахучие и дивные, вечер насвистывать будет мотивы — сон не тревожат солдатские раны — тихо и радостно лето в долине.]

Йованна заметила справа от упавшего дерева огонек. Странно, пещер тут не было, да и хижин монахов тоже. Свернув на скользкую тропинку, Йованна засеменила под уклон, все четче различая костер. У костра сидели два человека. Тени их сливались так, как будто они целовались страстно, но на самом деле сидели они друг против друга и молчали. Одного звали Вендер — моряк, который часто бывал в этом порту, а потому давно уже считался чуть ли не коренным жителем. Вендер когда-то приехал из ганзейских городов, да и остался на южной вольнице. В море ходил только ради забавы, а больше всего любил вырезать из дубовых стволов маленькие кораблики и пускать их в заводи у Каменари на бурное течение. Почти все эти кораблики море разбрасывало по побережью после очередного шторма, и их находили дети которцев, несли к себе в дом, и ставили в док на весь остаток жизни. Но поскольку это доставляло им удовольствие, а родителям — казалось знаком удачи, с этой удачей они не расставались, слухи о маленьких талисманах ходили по берегу, как русалки в тумане на отмели. Вендер пару раз слышал о таких находках, но никогда сам не находил своих кораблей, и это давало ему силы делать новые и новые макеты. На упавшем дереве Йованна уже заметила отломанный сук, он вертелся в руках у Вендера как сприца в старом колесе, уже проступала палуба и корма, а стеньги лежали на земле, еще не отточенные острым изогнутым ножом, не похожим на сербские, и гораздо меньше янычарских.

Другой человек был старец, его никто здесь ранее не видел, а потому и сказать о нем нечего было. Старец был худосочен, борода его седая висела до самой земли, а брови накрыли глаза так, что осталась лишь небольшая полоска. Старец ехидно улыбался почти беззубым ртом, изредка посвистывал простреленным легким, и дергал руками, шуруя железным прутом в костре. Наконец, заметив Йованну, Вендер спросил:

— Что привело тебя, красавица, в ночь?

Йованна посмотрела в сторону Мамулы, но ничего не сказала. Зарево горящей крепости почти затухло и напоминало последний миг заката. Старец произнес:

— Город не может умереть, пока в него возвращаются жители… Город остался.

Йованна почувствовала какое-то доброе тепло в голосе этом, но поверить пока не могла. Жизнь ее, казалось, не значила сейчас что-либо, а смерть — слишком много.

— Возьмешь у меня этот кораблик — мы вместе спустим его в воду? — спросил Вендер.

«Боже мой, дай мне отдышаться…» — подумалось Йованне.

— Дай красавице воды родниковой — обратился старец к Вендеру, — Огонь, вода, ловкие руки — что еще надо человеку, чтобы созерцание его стало беспричинным и вечным. Разве ты ищешь причину? Только повод дает путь дальше. Кто знает причину — владеет миром. Кто знает повод — считает, что мир владеет им.

Йованна посмотрела на старца и на упавшее дерево. Все раскладывалось, как ее жизнь — старец знал причину, дерево было поводом. Вендер, не понимая, что происходит, заметил:

— Йованна, почему ты молчишь? Турки нападали и будут нападать. Я строю кораблики и буду их строить, а когда мне будет плохо — так плохо, что я не смогу дойти до дома твоего отца и сказать тебе «здравствуй», я найду в порту лихого мальчонку и научу его строить такие кораблики.

Йованна махнула рукой, но что-то неясное стало формироваться в ее голове. Что-то очень знакомое было в этих словах. Мальчики в порту учились строить кораблики, мыть палубу, менять галс, поворачивать паруса, уходили в море, сражались со стихией и бились с янычарами — из поколения в поколение она видела себя вдовой, еще не выйдя замуж, матерью без сына, который никогда не увидит внука, сама вечность ехидно улыбалась ей. Смерть нарастала в ее ослабевающем уме, он обратилась к старцу:

— Ты стар, а значит мудр. Ты знаешь истину, скажи мне, что мне делать? Я потеряла близкого человека, а он не знал, что он мне близок. Я ушла из дома, но в доме не знают, что я ушла. Они считают, что я им близка, но не знают, что уйти может только странник.

— Речь твоя достойна мужа, но не девушки, — молвил старец. — Я не знаю истины, ведь никто не владеет миром. Но ты сказала слово, а я знаю, что здесь значит слово, и я постараюсь помочь тебе.

Вендер опустил руки и приготовился слушать. Йованна тоже присела на дерево, казалось, оно еще дышало.

— Сила этого дерева, — словно читая ее мысли, начал старец, — в небе, в воде и земле. За ним придут его дети, и ничего не поменяется. Никто никого не теряет: все остаются здесь. Я тоже никогда не пропаду отсюда: пусть через века тебе нужен будет совет — найди костер посреди узкой улочки — и тебе ответит тот, кого я научил строить из мыслей и душ корабли с алыми парусами.

На этом месте у Йованны что-то дрогнуло внутри, и она поняла, что разорванная нить стала срастаться.

— Глаза твои прекрасны как осень, а руки — как весна, — продолжил старец, — поэтому будь осторожна, не начинай смотреть на человека, пока не коснешься его руками, — иначе завянет он раньше, чем ты поймешь, что он за воин. Сейчас ты услышишь одну старую притчу, которой меня научил один монах-аскет. Скорее всего, он был с Севера, потому что могилы его на вершине холма никто найти не смог, значит, его дом принял к себе еще одного нашего сородича. Может, это и не истина, но когда ты поймешь, к чему я рассказал тебе это, твое сердце наполнится новыми волнами, и вы с Вендером пойдете пускать кораблик для еще одного голодранца на берегу Котора.

Слушай далее. В незапамятное время жил Великий путник. Много земель прошел он за свою жизнь в поисках счастья. Не ново ходить по земле в поисках счастья — эдак каждый из нас может. Вот и ты в ночь вышла, не ведая дороги. За свою долгую жизнь совершил он три путешествия, открыл много разных стран, нарисовал много карт, по которым его племя потом гуляло как по родному поселку. Все пути его начинались от одного и того же камня. На камне было древнее пророчество: еще более древнее, чем он сам и его деревня, и земля, на которой деревня эта выросла. Гласило оно: «вправо пойдешь — коня не убережешь, влево пойдешь — друга погубишь, а прямо пойдешь — смерть свою найдешь». Написано было это древними клинописными знаками, потому никто не знал, что ждало путника.