Галина Войцеховская - Где тонко, там и рвется..

• Название: Где тонко, там и рвется..
• Автор: Галина Войцеховская
• Жанр: Триллер

---

- Как ты отыскала... этого... запоровладельца?

- Сторож сказал, что на машине нарисованы драконы, замки... Москва - большая деревня, все всё про всех знают,... вот я и прозвонила своих ребят, из художки. Поспрашивала, кто занимается такой росписью в стиле фэнтези. Оказалось - не так много народу. За полдня мне исполнителя вычислили, общими усилиями. Потом я к тому мужику съездила, и объяснила ситуацию. Мужик попался нормальный, все правильно понял, дал адрес, телефон, имечко, и кое-какие биографические данные. И обещал молчать, не сообщать клиенту, что его ищут. Если обещание выполнил - мы его на месте застанем...

Мы его застали на месте - в ангаре, где стоял разрисованный "Запор", так впечатливший наивного сторожа, и еще какие-то жестяные развалины. Толку с того оказалось не много - парень дерзил и нагличал, и сознаваться ни в чем не собирался. Правда, косился опасливо на мои опухшие кулаки, и старался держаться так, чтобы Беата оказывалась между нами. Из-за этого мы все время ходили по ангару какими-то нелепыми кругами. Но, в общем, бояться ему было нечего - в глубине ангара возились с какими-то железками еще трое чумазых парней неслабой комплекции. В какой-то момент глупый козлик решил, что разговор пора закруглить - он уже достаточно поиздевался над нами:

- Ка-ароче, ребята, я ниче не знаю... А ты, куколка, кипятком не писай, иди домой, и пусть этот лось тебя хорошенько трахнет - ты сразу успо...

В следующее мгновение раздались хруст и треск, и он уже елозил светлой замшевой курточкой по мазуту на бетонном полу, и Беата стояла одной ногой на его вывернутой лопатке, и самурайский хвост несчастного как-то сам собой плотно накрутился на ее кулак, и нос у бедолаги уже не мог обойтись без косметической операции. Она еще пару раз сунула парня носом в пол, и рывком подняла за волосы. Он сразу же схватился обеими руками за самое дорогое - которое она, видимо, успела оскорбить действием. Трясся и гнулся на раскоряченных коленках.

- А теперь говори быстро - что вы с ней сделали? Убили? Усыпили? Ну! - и она подкрепила вопрос пинком пониже спины... нет, еще чуть пониже... у меня у самого все поджалось от такого святотатства...

- Мы не убили... не убили... была живая, только нанюхалась... живая она... - пацан уже плакал в голос, безобразно разевая закровавленный рот. Кажется, стоматолог ему теперь тоже понадобится...

- А куда завезли?

- В деревню... деревня Рубелиха... там у нее дача... на дачу к ней завезли...

- Кто с тобой был?

- Бизон! Я этого парня не знаю, первый раз видел. Зовут Бизон...

- Кто тебе сказал ехать?

Парень взвыл и попытался сесть на пятки, спасая оставшееся. В глазах плескался животный ужас...

- Тебя брат послал? Говори - брат?

Пацан, подвывая, согласно затряс головой:

- Он не сказа-ал!!! Он говорил - посадите в машину, закинете в деревню, на ее же дачу, а я не зна-ал... не знал, что Бизон ее вы-ырубит... - тут у парня от совсем уже запредельного ужаса включилась - или выключилась? - последняя пунктирная извилина, и он потянулся дрожащей лапкой к карману, а Беата мигом выхватила оттуда нож-выкидуху, и громкий щелчок освободившегося лезвия словно погасил все окружающие звуки... Парень замер, забыв даже дышать. Я подался к ней, боясь, что сгоряча дойдет до непоправимого... Беата одним движением ножа отсекла любовно выпестованный самурайский хвост. Он упруго развернулся с ее кулачка, рассыпался в мазутно-кровавой лужице. А парень рухнул на пол, и затрясся, хватаясь пальцами за облысившуюся макушку,... по-моему, не мог поверить, что скальп еще на месте...

Минут через пятнадцать, уже на кольцевой, я еле выдавил из себя:

- Куда мы едем?

- Обедать. - невозмутимо ответила девушка с тонкой душевной организацией.

Самое интересное, что мы действительно пообедали у нее дома, и она переоделась в яркий спортивный костюмчик - на все ушло минут двадцать, не больше. Потом мы выбежали во двор, и она бросилась к гаражу, и вывела оттуда зеленый УАЗик - родного вояцкого "козла". Мы помчались в эту самую Рубелиху, прыгая до потолка на колдобинах, по оси утопая в глинистых колеях. УАЗик - это было наследство, оставшееся от папы - генерала, десантника, героя Афганистана...

В Рубелиху мы приехали уже затемно. Во всей заброшенной деревне не горело ни одного окна. Мы еще с полчаса метались по улице - в темноте не сразу сориентировались, где именно расположена карепинская дача. В конце-концов, в каком-то тесном закоулке я просто заорал "Лю-юдка-а-а".

"Я зде-есь!!!" - раздался заполошный вопль прямо у меня из под ног... А говорят: "выше яиц не прыгнешь"... врут люди - я прыгнул гораздо выше, когда из отдушины в фундаменте высунулась худая голубоватая рука, и цапнула меня за штанину...

Изба оказалась открыта, и даже электричество было в полной исправности. Посреди кухни стоял добротный кованый сундук. Мы его отодвинули, и открыли тяжелую крышку погреба. В погребе сидела Карепина и рыдала - в жизни бы не догадался, что она умеет это делать... Мы поискали лестницу, но не нашли, и приволокли с улицы другую, тяжелую и длинную. Пару месяцев спустя мы никак не могли вытащить ее из избы, как ни крутили - вот не вписывалась, и все тут. Пришлось ее немного подпилить.

Карепина сидела на перевернутом бочонке, и только повторяла:

- Белка,... Боже мой - Белка...

Я пытался сообразить, как мы будем Карепину отсюда вытаскивать, потому что у нее жутко распухла нога. Самой ей было не вылезти, а взять ее на руки - моих девяносто килограммов, плюс ее шестьдесят - никакая лестница бы не выдержала. И потом, вдвоем мы просто не пролезли бы в люк.

В погребе вдруг резко потемнело - кто-то закрыл собой льющийся сверху электрический свет. Что-то вспыхнуло, грохнуло, потом еще, потом мне на голову упало что-то тяжелое, потом огромный куль рухнул вниз и поднял тучу пыли. Неожиданно мы все очутились в кухне - кашляющие, контуженные и оглохшие... В ушах звенело, перед глазами плавали огненные круги.

- У тебя кровь... - Беата смотрела на меня с полнейшим недоумением. Я провел рукою по лицу:

- Ну,... в самом деле. А как мы вылезли из подвала?

- По-моему, ты просто вышвырнул нас наверх... Белку первую...

- А стрелял кто?

- Сначала он, потом я. - И Беата подняла руку с крепко зажатым в кулаке пистолетом. Кажется, на тонкую душевную организацию этой девицы парочка выстрелов не повлияла слишком разрушительно...

- А сначала стрелял кто?

- Братец, я думаю...

- Чей братец? - тупо переспросил я. Кроткая Беатриче вздохнула:

- Запоровладельца...

Тут Карепина заорала, потому что лестница качалась, и над краем люка показались вороненые дула двустволки. Я плюхнулся на пол животом, и рванул двустволку вверх, и она бахнула прямо у меня над ухом. До утра я дожил в состоянии тихого хрустального звона... События плавно текли мимо меня: приехала милиция, за ней МЧС, две скорые - на одной увезли Карепину с поломанной ногой, на другой - Мишкиного зама, Юрочку Макарука, с огнестрельным. МЧС-овский врач наложил пару стежков на мою многострадальную лысину, и прилепил жуткую пластыревую нашлепку, от которой у меня сразу начали чесаться уши, и перевязал обожженную ружейным стволом ладонь, и вколол в мои филейные части сколько-то там уколов. После чего я проспал до самой Москвы под колючим армейским одеялом, на заднем сидении УАЗика. Уже на кольцевой меня разбудила телефонным звонком Ирина Великанова. Рыдала и судорожно всхлипывала в трубку - Мишку ночью страшно избили на гаражах. Сторож нашел его час назад, вызвал скорую, милицию, и только что сообщил жене... До десяти мы просидели с Ириной и Беатой под дверями операционной. Потом к нам вышел хирург. Он не счел возможным нас чем-то обнадеживать, смотрел в пол и очень торопился. В реанимацию никого не пускали, о состоянии Мишкиного здоровья ничего определенного не говорили.

На работу я попал только к обеду. Можно было не идти - но мне что-то на месте не сиделось,... и не работалось тоже... Я слонялся по пустому гулкому зданию, где совсем недавно закончились отделочные работы, и еще пахло краской . Вдруг услышал удаляющиеся шаги - ТЯЖЕЛЫЕ, ТИХИЕ, С ПРИШОРКИВАНИЕМ ПОСЛЕ КАЖДОГО ВТОРОГО ШАГА. Я рывком распахнул дверь, отделяющую производственные помещения от офисной половины здания, и увидел громоздкую сутулую спину Генриха Бизевича, нашего бухгалтера, которого Людка жутко недолюбливала, и звала "бухгалтерской барышней" за белокожее, румяное лицо и девические льняные кудряшки. Росту в нем, однако, было под два метра, и весу центнера полтора. Он уже почти дошел до конца коридора, когда я позвал его - тихо, почти ласково: "Бизо-он...".

Он резко обернулся, замер на миг, и попробовал проскочить мимо меня к лестнице...

Странное дело - пока ты сидишь в кресле, и весь в делах, а к тебе заходит какой-либо человек - ты смотришь на человека, и думаешь о его сбившемся галстуке, или о бумагах в его руках. И совсем не слышишь, как он идет. Торопливо цокая каблучками, или - тяжело, тихо, с пришоркиванием после каждого второго шага. А вот под столом, напряженно прислушиваясь, или в пустом, белом и гулком цеху...