Уильям Гэсс - Картезианская соната

• Название: Картезианская соната
• Автор: Уильям Гэсс
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-015029-6

Вы полагаете, что «святая троица» современного постмодернизма — Павич, Фаулз и Кундера — стала такой, какой стала, САМА ПО СЕБЕ? Вовсе нет!

Раньше — и гораздо раньше — существовала другая «святая троица», СДЕЛАВШАЯ современный постмодернизм таким, каков он есть теперь. Двух авторов — Барта и Пинчона — российский читатель уже знает. Перед вами — третий. Уильям Гэсс. Абсолютный классик стиля. Абсолютный мастер Слова. Единственный писатель, способный создать нечто, подобное «Картезианской сонате» — концептуально связанным сюрреалистическим новеллам-притчам, изящно и тонко иллюстрирующим постулаты декартовской философии…

---

Многие записи совершенно озадачили меня. Пеннер приводит список местных церквей и снабжает их пометками, но зачем? Например, «епископальная церковь Св. Петра африканцев-методистов», и рядом заметка: «штаб-квартира Святого духа». Или «Центр изучения Библии общества Апостольской Пятидесятницы» с восклицанием: «Книга, священная книга!» «Князь Мира, баптисты» — а дальше в скобках со знаком вопроса: (Королева Безмятежности?). Общество «Веданта». («Звучит как название фирмы», — гласила пометка). Интернациональная церковь Бога Церковь святого Варфоломея. Джона Нокса. Св. Марка. Св. Моники. Церковь объединенного союза христиан Св. Марка. Затем жирно подчеркнутое название «Маяк свободных методистов». Первый молельный дом баптистов, полный оркестр и хор. Этическое общество, ежегодная премия за наибольший гуманизм. («Вот это мысль!») Первая ассамблея Господа. Корейская пресвитерианская церковь. («Да неужели?») Церковь содружества: ее назначение — познать Бога, ее миссия — сделать Бога известным. («Их девиз?») Часовня Эмерсона. («Смешно со всех сторон».) Церковь Бога субботнего. Баптисты Согласия. Солнцепоклонники. И, наконец, церковь Открытых дверей. («Так и должно быть».)

Наконец я получил из Коламбуса трагическое известие. На Общество Спасателей (как их теперь называли) был совершен налет распоясавшихся молодчиков, и Лютер Пеннер погиб — от полученного удара свалился через перила с балкона. Выяснилось, что его обществу удалось собрать достаточную сумму и приобрести заброшенное здание католической церкви в одном из центральных трущобных районов Коламбуса. Насколько можно было понять из сбивчивого рассказа свидетеля, члены общества начали старательно превращать ее в мирское здание (хотя это было необязательно, ведь священник, как это принято, уже десакрализовал ее), чтобы затем, когда она уже станет достаточно мирской и обыденной, заново освятить, но уже для языческих и политеистических целей. Осуществление первой части программы заняло не один день, и в город просочилась информация о процедуре и ее целях. Спасители Мира и Безмятежности (как они сами себя называли) собрались на бывших хорах бывшей церкви, чтобы очистить от скверны скромный витраж, изображавший ранее Пресвятую Деву, в обычном для нее синем одеянии, стоящую на облаке цвета сливок и с восторгом возводящую очи к еще более синим небесам, но тут в здание ворвалась банда крутых парней ирландского вида (как указывалось в первых сообщениях), размахивая не то дубинками, не то ножками от стульев, а скорее всего просто палками, и в драке Лютера то ли толкнули, то ли ударили так, что он свалился через перила хоров на пол алтаря. Ранние свидетельства очевидцев говорят о том, что скончался он от перелома шеи, а не от удара битой по спине, как можно было бы предположить.

Я не считаю, что «Общество спасения королевы безмятежности» является наследием Лютера Пеннера, хотя он сам, под именем Ромула, учредил его и, в сущности, отдал за него жизнь, и оно продолжает медленно, потихоньку расти, как растут лишайники на скале, питаясь мифом о реальном Ромуле и выдуманном Реме и отвоевывая себе территорию пядь за пядью, несмотря на враждебность, которой окружили их после этого инцидента, как скунс окружает собаку облаком вони (а ведь, казалось бы, такое общество могло рассчитывать на некоторое сочувствие, на понимание); не является наследием Пеннера и организация Хэрриет Хэмлин Гарланд, свившая гнездышко ныне в Миссури, Колорадо и южном Вайоминге, хотя и это движение более или менее развивается (поскольку учение Хэрриет производит наиболее сильное воздействие, когда люди слышат о нем впервые, чувствуют его отталкивающий характер особенно сильно и приветствуют особенно горячо). Я считаю, что главное наследие, доставшееся нам от Лютера Пеннера, — это едкая, полная сарказма, однако великолепная метафизика: жизнь воспринимается не просто как затягивающий водоворот мифов, конфликтующих и конкурирующих между собой, но как набор иллюзий, специально созданных теми, кого прежде ввели в заблуждение и кто теперь сводит счеты, тайно, как могут лишь тайные враги. За примером не стоит ходить далеко. Посмотрите на своих родных или соседей: скольких из них обманули всяческие «измы» и «логии», сколько денег они отдали на дела, не стоящие выеденного яйца, сколько драгоценных дней своей жизни растратили в тщетных потугах духовного совершенствования?

Я не сомневаюсь, что если бы Ромул остался жив, он освящал бы мирскую обыденность по-новому, записал бы соответствующие догмы и ритуалы; и не важно, были ли его видения истинно пророческими, а его видение по-настоящему точным: его пример, его доктрины осветили бы многим потерянным людям дорогу и подарили чувство, что там они смогут найти себя. Нищие духом — пономари, служащие своей церкви, — которые возвысились, разделив предложенное Пеннером видение красоты и возможной чистоты любых вещей, ощутят собственную ценность и получат воздаяние за все обиды. Мне вспоминается почтенный философ Иммануил Кант, человек столь возвышенного образа мыслей, что он даже не осмеливался надеть шляпу, и его преклонение перед «Ding an sich». Я надеюсь узнать, проведя расследование в Коламбусе, каковы именно те ритуалы, с помощью которых даже замаранную душу можно отбелить и вернуть к добродетели. Одна из новообращенных сказала репортерам, что после нападения она опустилась на колени там, где лежал Лютер, такой разбитый и бледный — точь-в-точь мыльная пена.

То есть Ромул, конечно.

Я предвижу появление на основе этих предписаний и ритуалов книги полезных советов (а может быть, и не одной). Призвать современное человечество к языческому поклонению миру — какая идея! Посыпать божество пылью, мазать жиром Бога! Сделать малейшую былинку равноценной Господу! И не так, как поклоняются телу возлюбленной, целуя взглядом каждую царапинку, ресницы, мочки ушей, но как созерцает художник: внимательно, восхищенно, но отстраненно. Подвергнуть все сотворенное очищающему катарсису! Как серую тень надписи на вымытой стене.

Поначалу мне казался странным выбор Юноны в качестве главной духовной святыни общества Пеннера (сестра и одновременно жена Юпитера!), а электрический фонарик — еще более странным символом (миниатюрную действующую модель носили на шее все верные адепты). Мир Ромула, в отличие от мира Пеннера, был (и, надеюсь, остается) сотворен лучезарным, предназначенным для нежного любования и любовного воплощения.

И это — месть? Увы, да… Пожалуй, даже следует сказать — отмщение. Такое тайное. Такое жестокое. Такое совершенное. Такое чистое… благодатное… трансцендентальное… Теперь вы сможете однажды ночью проснуться в ужасе, в холодном поту, чтобы сказать спящему миру: «Я — мифическое существо. Меня нет!» И будет ли священник проповедовать или проповедник молиться, если озарит их фонарь Спасителя, то лишит Он святые слова, едва будут они произнесены, их якобы сакральной, а на деле мирской, обыденной, житейской силы; но этими же символами люди будут вновь восхищаться, когда хорошенько их отскребут и отчистят (как гоняют мячики для гольфа круг за кругом в маленькой круглой моечной машинке), и когда с них смоют наконец претензии на Истину, они воспрянут, и можно будет сколько угодно восхищаться их мудростью, их риторической красотой, запечатленной в них древностью. Ибо все догмы должны оставить свое оружие у ворот политеистического мира, придуманного Ромулом (и обретающего реальность, как я надеюсь), и тогда их впустят, как добрых друзей, не делая меж ними различия. Свежеотчеканенные монеты никогда не сотрутся, но сразу же ощутят себя древними, как римские денарии, и цениться будут с момента чеканки как драгоценный антиквариат. Купюрами будут восхищаться за качество гравюры, за искусное изображение портрета Бенджамина Франклина, за плотность и гладкость бумаги и тонкость многочисленных оттенков серого и зеленого; а когда они походят по рукам, можно будет любить их за пафос, скрытый в сгибах, пятнах и оторванных уголках. Однажды, уходя вечером из кафе «Поцелуй коровы», я предусмотрительно сунул в карман одну из ложечек, которыми Лютер Пеннер перемешивал свой кофе и оркестровал свои идеи. Она сохранилась; я держу ее в прозрачном стакане, своего рода саркофаге, и она мирно покоится за стеклом.

И все же… когда разжигают огонь, кто знает, до каких пределов дойдет его яростное горение? Кто знает? Человек по имени Ромул сломал себе шею, но быть может, у Лютера Пеннера еще осталось несколько козырных карт под складками пышных манжет; ибо до своей кончины он стал мастером не только тайных отмщений, но и искусных превращений, тонкой маскировки, а также логических отступлений и логичных отступничеств.

Идиотам (или наемникам), которые перекинули Лютера через перила, было предъявлено обвинение в убийстве. Однако поговаривают, будто эти молодчики были призваны самими Спасателями, а Ромул, как это с ним случалось и раньше, неверно рассчитал последствия; он, возможно, хотел лишь обеспечить своим верным сторонникам небольшую дозу житейских передряг, а заодно и полезный опыт преследований, который необходим в делах веры и истины, успешно начатых. Возможно, он рассчитывал только на небольшое падение и вовсе не искал мученической кончины. Особенно если учесть, что основополагающий и потому священный текст был еще только начат.