Юлиус Белох - Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной

• Название: Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной
• Автор: Юлиус Белох
• Жанр: История

---

Главным доказательством в судебном процессе, если не было письменных документов, являлась клятва, причем во многих государствах до позднего времени сохранился обы­чай привлекать соприсяжников. Божьи суды, например, ис­пытание огнем, рано вышли из употребления. У рабов доз­волялось вынуждать показания посредством пытки, которая к свободным применялась только в исключительных случа­ях; граждане, по крайней мере в Афинах, были освобождены от нее народным постановлением, изданным, вероятно, вскоре после изгнания тиранов, в конце VI века.

Греки никогда не научились ясно различать право от конституции. Поэтому законодательства повсюду вторга­лись в область государственного управления; люди стреми­лись организовать и государство на рациональных началах. И так как реформы вызывались преимущественно раздраже­нием народных масс против их благородных притеснителей, то законодательства вели обыкновенно к ограничению пре­имуществ аристократии. Привилегии по рождению теперь заменяются привилегиями по имущественному положению, и именно по поземельному владению, соответственно второ­степенной роли, какую в VII веке еще играли торговля и промышленность по сравнению с сельским хозяйством. На этом принципе зиждилось ликурговское государственное устройство Спарты; полноправным гражданином был лишь тот, кто имел столько земли, что мог, сам не обрабатывая ее, жить с семейством на приносимый ею доход. В Халкиде и Эретрии на о. Эвбея, а также во многих малоазиатских горо­дах, как Кима (Кумы), Колофон, Магнесия на Меандре, ак­тивным правом гражданства пользовались все те, кто был в состоянии держать боевого коня. В Афинах Солон ввел сложную систему имущественных классов, по которым оп­ределялись гражданские права[87] В Самосе и Сиракузах гра­жданским полноправием также пользовались только земле­владельцы, и аналогичный режим господствовал, вероятно, во всем греческом мире, исключая те государства, где, как, например, в Фессалии, еще держалось аристократическое устройство. Вообще же в руках знатных родов оставалось, в виде единственной привилегии, отправление известных жреческих обязанностей, с незапамятных времен перехо­дившее в них от отца к сыну, право, которое законодательст­во не решалось поколебать из соображений религиозного свойства.

Как бы велико ни было принципиальное значение этих реформ, на практике они мало изменили существовавший порядок вещей, так как почти вся земля принадлежала ари­стократическим фамилиям, которые, таким образом, по-прежнему сохраняли руководящее влияние на управление государством. Тем важнее были последствия реформ. Пре­грады, делившие до тех пор граждан на два совершенно обо­собленных лагеря, теперь рушились. И самому бедному дана была законом возможность получить все гражданские права, как только он, благодаря прилежанию или счастью, достигал известного благосостояния; с другой стороны, благородный, промотав свое имение, должен был выступать из привилеги­рованного класса. А при блестящем развитии, какого дос­тигли в Греции торговля и промышленность в течение VI века, уничтожение преимуществ землевладения сравни­тельно с движимостью было только вопросом времени. По­говорка, гласящая, что деньги делают человека, возникла в это время, и она характерна для направления общественной мысли.

Такая реформа, конечно, не могла быть проведена мир­ным путем. Привилегированные сословия отказываются от своих преимуществ не иначе как по принуждению; действи­тельно, вслед за падением монархии в Греции наступило время революций. Внешний толчок к перевороту давали обыкновенно раздоры в среде самого господствующего класса, которые были тем более неизбежны, чем теснее была связь между членами каждого аристократического рода в отдельности. Более слабая партия искала помощи у народа, честолюбивые аристократы становились во главе недоволь­ных масс и вели их против своих собственных товарищей по сословию; и хотя эта борьба с существующим строем часто бывала безуспешна, но ее снова возобновляли до тех пор, пока, наконец, достигали цели. Тогда начинались казни, из­гнания, конфискация имуществ, отмена долгов, новое разде­ление земельной собственности; но и знать — там, где она одерживала верх, — не оставалась в долгу перед своими противниками, и нередко даже святость храма не спасала приверженцев побежденной партии от мести победителей. Однако, при политической незрелости масс, падение аристо­кратии вело вначале не к созданию свободных конституций, а к восстановлению строя царской эпохи; победоносный де­мос предоставлял своим вождям высшую власть, которая, казалось, одна только могла помешать возвращению ненави­стного господства аристократии.

Но отжившие учреждения не воскресают снова, и это новое царство было совершенно не похоже на прежнюю мо­нархию героического времени. Это очень хорошо чувство­вали и сами новые правители, не решавшиеся принимать имя царя; современники называют их „монархами" или „ти­ранами"; последнее слово тогда еще не имело того ненави­стного смысла, какой оно получило у нас. Вообще тираны вели себя совершенно как представители народа, и, напри­мер, никто из них не чеканил монет с собственным именем. Формы республиканского устройства по возможности со­хранялись, и правители заботились только о том, чтобы наи­более влиятельные должности всегда замещались их родст­венниками или приверженцами. Разумеется, и положению самого „тирана" в государстве придавалась какая-нибудь законная форма: обыкновенно ему вручали высшую воен­ную власть — либо на всю жизнь, либо на известное число лет, по истечении которых полномочие возобновлялось. На основании этой компетенции большинство тиранов содер­жало отряды наемников для охраны кремля и других укреп­ленных мест. Одним этим, конечно, нельзя было надолго удержать власть в своих руках; поэтому тираны усердно ста­раются сохранить расположение возвысившего их народа образцовым управлением, сооружением великолепных об­щественных построек, устройством блестящих празднеств и, по возможности, славными внешними предприятиями. Такая деятельность требовала значительных денежных средств, вследствие чего теперь — впервые в греческой истории — введено было правильное прямое обложение.

Не может быть сомнения в том, что тирания дала могу­щественный толчок как экономическому, так и духовному развитию Греции. Она освободила народные массы от веко­вого гнета, сломила старые сословные предрассудки, впер­вые фактически установила равенство перед законом между знатными и незнатными. Государство в первый раз сознало свою обязанность заботиться не только о защите граждан, но и об их материальном благосостоянии, путем покровитель­ства торговле, сельскому хозяйству и промышленности, уст­ройства дорог, каналов и водопроводов. Коринф и Самос достигли блестящего положения при Периандре и Поликра­те; Писистрат и Гелон положили основание позднейшему величию Афин и Сиракуз. Художники и поэты были желан­ными гостями при дворах тиранов и находили для себя вы­годные занятия, первые — при постройках, вторые — на му­зыкальных представлениях во время больших празднеств. Сами правители с живым участием следили за всеми духов­ными стремлениями своего времени, а Периандр и Питтак даже попали в число „семи мудрецов"

Но несмотря на этот блеск и на все великие заслуги ти­ранов, их господство в Греции не могло быть продолжи­тельно. Подчинение воле одного человека, хотя бы и при­крытое подобием республиканских форм, сделалось, нако­нец, одинаково невыносимым для всех слоев населения. Та глубокая ненависть к монархическому правлению, которою отличаются греки классического периода, представляет большею частью последствие тирании. Нужно было обла­дать очень выдающимися политическими дарованиями, что­бы при этих условиях отстоять свое единовластие; а что та­кие дарования только редко передаются по наследству сы­новьям, это было известно уже древнему Гомеру. Таким об­разом, тирания обыкновенно лишь на короткое время пере­живала своего основателя. Только в немногих случаях она удержалась в течение нескольких поколений, — дольше все­го в Сикионе, где в продолжение целого столетия (прибли­зительно 660—560 гг.) власть оставалась в руках фамилии Ортагора.

Гнет тиранического правления сильнее всего давал себя чувствовать аристократии, и она-то больше всего и способ­ствовала его свержению. Однако восстановление прежнего господства знати было при современных условиях немысли­мо. Можно было, конечно, изгнать тиранов, но нельзя было уничтожить тех глубоких следов, которые оставило их прав­ление. Так, сверженное некогда Кипселом господство Бакхиадов в Коринфе не было восстановлено, а заменено уме­ренной олигархией; в Афинах после падения Писистратидов законы Солона были изменены в демократиче­ском духе. Только в тех государствах, которые не прошли через стадию тирании, как Фессалия, Беотия, Элида, древнее аристократическое устройство удержалось до Персидских войн, а отчасти еще дольше.