Франц Кафка - Замок

• Название: Замок
• Автор: Франц Кафка
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-352-01446-0

В настоящий том вошли роман Кафки «Замок», признанный одной из главных книг XX столетия, и сборник его рассказов.

---

Короче, его вызвали сюда землемером, и он хочет тут землемером работать. О поистине неимоверных усилиях, которые он из-за такой ерунды, вдобавок без всякого успеха, предпринял, вам, полагаю, хотя бы понаслышке известно. Другой бы на его месте за это время уже десять стран промерить успел, а этот все еще мыкается по деревне от одного секретаря к другому, к чиновникам же и вовсе даже подступиться боится; о том, чтобы попасть наверху на прием в замковые канцелярии, он, вероятно, никогда и мечтать не смел. Он довольствуется секретарями, когда те из Замка в «Господское подворье» наезжают, то у него там дневные допросы, то ночные, словом, он шастает вокруг «Господского подворья», как лиса вокруг курятника, с той только разницей, что на самом-то деле лисы — это секретари, а он курица. Ну да это я так, к слову, я ведь о Бюргеле собирался рассказать.

Так вот, вчера ночью К. по своему вопросу снова был вызван в «Господское подворье» к секретарю Эрлангеру, с которым он главным образом и имеет дело. Он подобным вызовам всегда радуется как ребенок, все предыдущие разочарования ему нипочем. Вот бы всем нам этак же научиться! Всякий новый вызов укрепляет в нем не былые разочарования, а только былые надежды. Так вот, окрыленный очередным вызовом, он спешит в «Господское подворье». Впрочем, сам он при этом пребывает отнюдь не в лучшем своем состоянии, вызова он не ожидал, весь день хлопотал по разным мелочам своего дела в деревне, у него в деревне уже больше связей и знакомств, чем у иных семей, которые живут тут столетиями, и все эти знакомства и связи он завел только ради своей землемерческой оказии и бережет их пуще глаза, потому что они тяжело ему достались и их надо снова и снова поддерживать и завоевывать, нет, это надо видеть, все эти знакомства и связи прямо как змеи, так и норовят у него из рук ускользнуть. Вот он день-деньской ими и занимается. И притом еще исхитряется выкроить время на долгие разговоры со мной или еще с кем-нибудь о совершенно сторонних вещах, но только потому, что ни одна вещь, на его взгляд, не кажется ему касательно его дела достаточно сторонней, а напротив, самым тесным образом с этим делом связана. Вот так он и трудится круглые сутки, и мне еще ни разу в голову не приходило задуматься, когда же он, собственно, спит. А вот сейчас как раз и выпал такой случай, потому что именно сон играет в истории с Бюргелем роль не просто существенную, а даже главную. Дело в том, что, когда он собрался бежать к Эрлангеру в «Господское подворье», он уже был усталый до невозможности, он же вызова этого не ждал и по легкомыслию своими делишками занимался, предыдущую ночь вообще не спал, а две ночи до этого спал всего часа по два, не больше. Поэтому, хотя вызов Эрлангера, который был назначен на двенадцать ночи, его и осчастливил, как всякая подобная записочка, однако одновременно и встревожил — сможет ли он при такой усталости соответствовать уровню беседы в той же мере, в какой соответствовал обычно. Так вот, приходит он в гостиницу, направляется в коридор, где живут секретари, и в коридоре этом на свою беду встречает знакомую горничную. А надо сказать, что по части баб, но опять же сугубо в интересах своего дела, он большой ходок. Так вот, эта девица имеет что-то ему рассказать про другую девицу, тоже его знакомую, увлекает его в свою каморку, а он за ней следует, потому как до полуночи время еще есть, а у него правило четкое — когда выпадает возможность узнать что-то новое, ни в коем случае таковую не упускать. Только правило это наряду с выгодами иногда, если не сказать очень часто, и большой ущерб приносит, как, к примеру, в этот раз и вышло, ибо когда он, буквально на ходу засыпая, вконец сморенный рассказами болтливой девицы, от нее выходит и снова с коридоре оказывается, на часах уже четыре. И в голове у него только одно — как бы не пропустить допрос у Эрлангера. Обнаружив в коридоре на забытом в углу посудном подносе графинчик с ромом, он решает слегка, а может, даже и не слегка, из него подкрепиться, после чего доплетается по длинному и обычно весьма оживленному, но в этот час тихому, как кладбищенская аллея, коридору до двери, которую считает дверью в номер Эрлангера, не стучит, дабы Эрлангера, если тот вдруг почивает, не разбудить, а вместо этого сразу же, хотя и с чрезвычайной осторожностью, отворяет дверь. Ну а теперь, в силу своих скромных талантов, я попытаюсь слово в слово воспроизвести вам историю с той же мучительной дотошностью, с какой вчера, пребывая, судя по всему, в крайнем отчаянии, изложил мне ее К. Надо надеяться, с тех пор он уже получил очередную повестку и вполне утешился. Сама же история и вправду даже слишком странная, так что послушайте. Впрочем, самое странное в ней как раз эта мучительная обстоятельность, от которой в моем пересказе, увы, многое пропадет. Если я сумею рассказать ее как следует, вы увидите в ней всего К., зато от Бюргеля там и тени не осталось. Но именно с одним условием — если я сумею. Потому как история может вам и очень скучной показаться, есть в ней такой элемент. Но попробуем. Итак: на пороге К. был встречен чьим-то легким вскриком.] Комната оказалась маленькая…

26

— А я его секретарь, — сообщил господин. — Бюргель моя фамилия. [Я связной секретарь.

— «Связной секретарь», — с выражением полнейшего непонимания на лице повторил К., сугубо машинально побужденный на этот повтор настоятельностью, с которой господин к нему обращался.

— Да-да, связной секретарь, — снова подтвердил Бюргель. — Вы, очевидно, не знаете, что это такое? Я связной секретарь, это означает, что я обеспечиваю самую надежную связь, — тут он от удовольствия даже непроизвольно потер ручки, — между Фридрихом и деревней. Я секретарь не в деревне и не в Замке, а именно связной секретарь, по большей части я в деревне, но не постоянно, каждый день (да и каждую ночь) может возникнуть необходимость срочно выехать, видите саквояж, да, жизнь беспокойная, не каждый такую выдержит. Вы заметили, как я под одеялом спрятался, когда вы вошли? Это смешно, но для меня и прискорбно, до того нервным, до того пугливым я стал. Вообще-то странно, что двери тут не запираются. Большинство господ с этим согласны, само это правило введено по их настоянию, но я-то считаю, все это только недостойная показуха; покуда ничего серьезного не стряслось, все они герои, а случись что-нибудь, так они дверь замуровать готовы. Да уж, об этом еще много чего можно было бы сказать. Видите там, наверху, проем, я заткнул его своим макинтошем? Но какая у вас ко мне надобность, господин землемер?]

— Извините, — сказал К., нащупывая за спиной дверную ручку…

27

Ничего больше К. не услышал: наглухо отрезанный от всего происходящего, он спал. [Голова его, склонившись на левую руку, что лежала на спинке кровати, во сне, очевидно, соскользнула и повлекла за собой все туловище, ибо когда К. проснулся, он обнаружил, что он в комнате один, ни Бюргеля, ни его саквояжа в помине нет, он же лежит на животе, растянувшись во весь свой рост поперек кровати на толстом шелковом покрывале. К. отчаянно, во весь рот зевнул, потом потянулся и только после этого, вспомнив, где находится, пришел в ужас.] Голова его…

28

…как если бы давным-давно с Бюргелем попрощался, вышел из комнаты.

[Вероятно, он бы и мимо комнаты Эрлангера прошел с тем же безразличием, не стой сам Эрлангер в двери и не подзови его к себе коротким взмахом руки. Даже не взмахом — одним небрежным движением указательного пальца. После чего, уже не оглядываясь на покорно плетущегося за ним К., зашел к себе в комнату. Она была вдвое больше комнаты Бюргеля, слева, глубоко в углу, пряталась кровать, рядом с ней теснились шкаф и умывальник, сдвинутые настолько плотно, что при такой расстановке пользоваться ими почти не представлялось возможным, зато остальная, гораздо большая часть комнаты, казалась почти пустой, только посредине водружен был письменный стол с креслом, а по боковой стенке, выстроившись в ряд, замерли стулья числом, пожалуй, не меньше десяти. Имелось даже небольшое оконце, наверху, под самым потолком, а неподалеку от него урчал, словно кошка, усердно работающий вентилятор.

— Садитесь куда-нибудь, — бросил Эрлангер, сам уселся за письменный стол и, сперва пробежав глазами обложки и по-новому разложив несколько папок, стал засовывать их в небольшой саквояж, похожий на саквояж Бюргеля, однако для папок он оказался едва ли не маловат, Эрлангеру пришлось вынуть папки обратно, и теперь он прикидывал, можно ли запихнуть их в саквояж как-то иначе. — Вам уже давно полагалось явиться, — буркнул он, и прежде-то отнюдь не любезный, а теперь, видимо, еще и вымещая на К. свою досаду по поводу строптивых папок.

К, в новой обстановке слегка встряхнувшийся от усталости, к тому же и обеспокоенный сухим обхождением Эрлангера, манера которого, разумеется, с поправкой на совсем другой уровень достоинства, слегка напоминала надменные замашки учителя, — да и внешне кое-какое сходство имелось, и сидел К. перед ним на стуле, как ученик, разве что товарищей-одноклассников рядом сегодня почему-то не оказалось, — отвечал как можно старательнее, начал с упоминания о том, что Эрлангер спал, поведал, как он, не желая потревожить секретарский сон, почтительно ушел, благоразумно умолчал о своих последующих занятиях, дабы возобновить рассказ на эпизоде с перепутанной дверью и завершить его ссылкой на чрезвычайную свою усталость, попросив великодушно принять оную во внимание. Однако Эрлангер мгновенно выискал слабое место в его ответе.