Джонатан Эймс - Дополнительный человек

• Название: Дополнительный человек
• Автор: Джонатан Эймс
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9524-3178-2

В романе царит сумасшедший ритм Нью-Йорка – фантастического мегаполиса, который смущает, искушает, возносит на небеса наслаждений и свергает на дно невротического ада. Здесь живут два чудака: молодой англоман Луис, мечтающий стать «совершенным джентльменом», и старый светский лев Генри. Они взирают на мир сквозь призму собственной эксцентричности, сдабривая искрометными каламбурами драматизм существования, и развлекаются каждый на свой лад: Генри – в аристократической тусовке среди богатых подруг-леди, а Луис – среди транссексуалов и завсегдатаев пип-шоу.

---

– Это очень интересно.

– Мои рамочки красивее, чем картины, – сказал он.

– И намного дешевле.

После этого мы бегло обсудили денежный вопрос. Как и было сказано в объявлении, он сдавал комнату за две сотни и десять долларов в месяц плюс дополнительные сорок за электричество, телефон и кабельное телевидение. Это мне подходило и на самом деле было на сотню долларов меньше, чем я платил в Принстоне. У меня было достаточно денег, скопленных за месяц-два экономной жизни, на то, чтобы платить по залогу, пока я буду искать работу. Так что вопрос с деньгами решался превосходно, но я не знал, смогу ли я действительно жить в такой тесной, грязной квартире. Мне казалось, что, наверное, не смогу. Мы закончили разговор, практически выложив карты на стол.

– Давайте договорим об этом завтра, – предложил мистер Гаррисон.

– Согласен, – ответил я и дал ему свой номер телефона. Когда он записал его, я спросил: – К вам приходило много других людей?

– Дюжины. Но вы – единственный из Нью-Джерси, и вы говорите по-английски.

Мы встали. На мгновение мой взгляд задержался на рождественских шарах на кофейном столике, и я заметил, выдавая свой последний комплимент:

– Мне нравятся ваши рождественские шары.

– Я люблю их, – отвечал он. – Не кажется ли вам, что они прекрасны? Я люблю их цвет и то, как они отражают свет. Если захотите подарить мне что-нибудь, можете подарить рождественские шары. Конечно, по-настоящему мне бы понравилась ваза, полная драгоценностей. У королевы есть драгоценности.

Он проводил меня до двери, мы прошли по оранжевой дорожке. Он открыл дверь, и я вышел в коридор.

– До свиданья, – сказал я и протянул руку для рукопожатия. Я не был уверен даже, увижу ли его когда-нибудь снова.

Его взгляд неожиданно стал более живым и заинтересованным. К концу нашей беседы он немного устал или был раздосадован, но теперь казался почти пылким. Он взял мою ладонь обеими руками, пожал ее и сказал по-немецки:

– Auf Wiedersehen!

Это меня поразило. Он улыбнулся и закрыл дверь.

Молодой джентльмен

Я покинул мистера Гаррисона и отправился на Пеннстейшн. Он пожал мне руку так, как могли бы прощаться друг с другом немецкие солдаты на фронте. Я немного тревожился, что ввел его в заблуждение относительно своего арийского статуса.

Я вернулся поездом в Принстон. Как обычно, путешествие доставило мне удовольствие. Я люблю путешествовать поездом. Сидя на виниловых сиденьях со своими товарищами-джерсийцами, я воображал, что нахожусь в Европе, поздно вечером выезжаю из Парижа, чтобы за ночь доехать до Рима. Я превращал свой освещенный флуоресцентным цветом вагон «Нью-Джерси-транзит» в маленькое французское купе. Безжизненная земля между Нью-Йорком и Ньюарком превращалась в фермерские угодья под Парижем. Это не был 1992 год, это был 1922-й. Я смотрел в окно. В нем отражался молодой джентльмен, путешествующий в одиночестве (мои чувства все еще ранены войной). Я был романтической фигурой.

Затем появился кондуктор в темно-синей форме и стандартных черных ботинках, и мои фантазии изменились. У него было приятное румяное ирландское лицо, и это больше не была Европа, это был Нью-Йорк тридцатых годов. Он спросил мой билет, и, протянув его, я сказал:

– Благодарю вас. – И добавил, в высшей степени любезно: – В какое время мы прибудем в Принстон?

Кондуктор улыбнулся:

– В десять тридцать, – и перешел к другому пассажиру.

Мне хотелось, чтобы он подумал: «Вот молодой джентльмен возвращается в Принстон, после долгого дня в Нью-Йорке. Может быть, он обедал в своем клубе».

День и в самом деле был долгий, и я уснул, прислонив голову к пластиковому окну. Моим последним видением было сверкающее оранжевое пламя, исходящее с верхушки Эдисоновского рафинадного завода, который походил на Эйфелеву башню – мне даже не пришлось подстегивать свою фантазию.

Я проснулся в испуге, что пропустил свою станцию и мне придется выходить в Трентоне. Но сработал внутренний будильник, и я проснулся, как раз когда мы подъезжали к Принстонской узловой станции.

Затем я пересел в «Динки», маленький поезд, который связывал Принстонскую узловую станцию с городком Принстоном. Дорога занимала всего пять минут, отчего создалось ощущение паромной переправы, словно Принстон находился на острове, отделенном от большой земли Нью-Джерси.

«Динки» шел вдоль кампуса Принстонского университета, расположенного на вершине длинного, пологого холма. Нужно было пройти через кампус, чтобы попасть на Нассау-стрит и в центр города. Когда я вышел из поезда, прекрасное спокойствие Принстона поразило меня. Нью-Йорк постоянно пульсировал и скрежетал, и вы тут же вспоминали об этом, оказавшись в по-настоящему тихом месте.

Я двинулся через кампус и вновь оценил культивируемый порядок университета: покатые газоны, ряды старых темных деревьев, выложенные плитами дорожки, скульптуры тигров и готические студенческие общежития из итальянского гранита. Все это обладало своей холодной красотой.

Я присел на скамью. Крошечный серп месяца бросал на землю рассеянный серебряный свет. Был конец августа, вокруг никого; весь университет находился в моем распоряжении. Легкие дуновения теплого воздуха создавали ощущение, что кампус тихонько дышит. Он сохранял себя, спал до прибытия толпы студентов. Я испытал освобождение.

Я думал о мистере Гаррисоне и о Фицджеральде. Это рай, думал я. Но всегда ли это похоже на рай? – гадал я. Ведь когда тебя исключают, хочется вернуться. Я подумал о том, как Фицджеральд умер в Лос-Анджелесе, читая принстонские футбольные выпуски. Может быть, я не должен уезжать из Принстона. Может быть, мне следует найти работу в библиотеке. Я мог притворяться студентом до конца жизни.

Встав со скамьи, я взобрался по ступенькам арки Блэра и увидел горгулью среди камней, которую никогда не замечал раньше, хотя всегда был очень внимателен к сотням принстонских горгулий. Но горгульи, они такие, ты видишь их, только когда они имеют для тебя значение. Лицо этой конкретной было искажено вожделением. Секс, вечная моя проблема. Из-за нее я вылетел из Принстона. Я вспомнил о своей эрекции в «Претти Брук». Потом о бюстгальтере. Мне все еще хотелось его надеть. Все еще хотелось украсть и унести к себе домой.

Я добрался до своей маленькой студии на тихой улице Парк-Плейс и, чтобы успокоиться, вымыл руки и лицо. Оглядел аккуратную маленькую комнату. Я не из самых дисциплинированных жильцов, но пыли у меня не бывает. Это мой дом, думал я, это то, чему я принадлежу.

Казалось почти извращением, что меня впустили в этот день в грязную квартиру незнакомца, что я смотрел на серый матрац и даже подумал на мгновение, чтобы сделать эту кровать своим новым домом. Мистер Гаррисон, без со – мнения, эксцентричен и интересен, но сама мысль о том, чтобы жить с ним, – сумасшествие.

Потом я вспомнил все те грязные дыры, которые сегодня видел, людей, стоящих в тени коридоров, словно привидения, метро, в котором ехал, и толпы, калечившие меня. Весь день показался сейчас чем-то вроде галлюцинации.

Я сел на свой любимый стул. Нью-Йорк отступал из моего сознания как возможность новой жизни. Он был слишком грязен и труден. Я же слишком мягок. Принстон отравил меня своими тихими улочками. Я снова и снова возвращался к начальному пункту своих рассуждений. Думал о кондукторе в поезде, который так мило взял мой билет, – не стоит ли мне попытаться поступить на работу в «Нью-Джерси-транзит»? Или на почту? Или в полицейский департамент? Мне нравилась работа, где есть форма, но я знал, что не приспособлен к любому из этих дел. Мои мысли были смехотворны и отчаянны. Я был молодым человеком без особой надежды. И тут зазвонил телефон.

– Алло, – ответил я расстроенным голосом.

– Алло. Привет. Г. Гаррисон. – Это был он. Я не мог поверить, что он звонит. Он и Нью-Йорк уже стали казаться сном.

– О, привет, – умудрился выдавить я.

– Я тут подумал, – сказал он. – Мы должны это решить сейчас. Не хочу ждать до завтрашнего утра. Мы должны с этим покончить. Можем договориться на неделю. За шестьдесят два доллара. Чтобы, если вам это не понравится, вы не потеряли плату за месяц. – В его голосе слышались торопливость, отчаяние.

– Я пока не уверен, – сказал я. Он поймал меня врасплох. Но мне не хотелось сразу же говорить «нет» и тем самым обидеть, отвергнуть.

– Думаю, мы отлично уживемся. Отчего не попробовать только одну неделю? – сказал он. – Мы даже можем заключить договор по дням. Девять. Нет, восемь долларов вдень…

– Хорошо, – неожиданно брякнул я. – Давайте попробуем. – То, что мгновение назад даже не обсуждалось, сейчас стало тропинкой, по которой я двинулся вперед. Я изменил свою жизнь без минутного размышления. Это было безумие. И по большей части это произошло из-за того, что он хотел получить меня. Я ответил на это. Я был польщен. Я хотел, чтобы во мне нуждались.