Антонина Коптяева - Товарищ Анна

• Название: Товарищ Анна
• Автор: Антонина Коптяева
• Издательство: ОГИЗ-ЧЕЛЯБГИЗ
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1948

---

— Анна! — с мягким упрёком сказал Андрей. Он сидел на одном из стульев в качестве пассажира, но с газетой в руках.

— Да, да, — нетерпеливо отозвалась Анна. Конечно, это он избаловал девочку, позволяя ей перевёртывать всё в доме вверх дном.

Но тут же забыв об этом, забыв о том, что у Андрея свои неприятности и волнения, связанные с неудачами рудной разведки, Анна села к столу.

Она опоздала и поэтому обедала одна. Она сидела за столом, торопливо жевала, почти не замечая того, что ела, блестя глазами, чертила по скатерти черенком вилки и, не выпив чаю, поспешила в свою комнату.

— Что у тебя, Анна? — спросил Андрей, осторожно прикрывая дверь и тихими шагами подходя к жене.

Она сидела с карандашом в руке, но не писала, а, подперев ладонью черноволосую голову, задумчиво смотрела в окно, где уже копились тонкие летние сумерки. Не оборачиваясь, она взяла широкие ладони Андрея, которые он положил на её плечи, и сжала ими своё лицо. Щёки её горели.

— Тебе нездоровится? — спросил он участливо, нежно.

— Нет, мне хорошо было бы... но рудник болеет, — медленно проговорила Анна, впервые не решаясь делиться с Андреем тем, что так властно волновало её. Но они оба привыкли доверяться друг другу в самом сокровенном и, поколебавшись, Анна выложила все свои соображения.

Андрей слушал заинтересованно, серьёзно, но под конец лёгкое смущение отразилось на его лице.

— Какую ширину камеры ты хочешь предложить? — быстро спросил он.

Анна задумалась. Ей самой было ещё неясно, как она это сделает. И может быть, оттого, что она не смогла сразу ответить, от её неуверенности в сочувствии Андрея... она вдруг почувствовала то, что должен был чувствовать художник, у которого выпытывают тайну ещё не выношенного им произведения. Разве недостаточно того, что она сказала? Андрей смотрел выжидающе. Как он любил это выражение раздумья на её лице!

— Я думаю, метров пятнадцать. Четыре камеры по пятнадцать метров шириной, — сказала она неохотно, почему-то щурясь и хмуря брови.

— Это около трёхсот квадратных метров каждая?

— Да... приблизительно.

— По-твоему «приблизительно»? — сказал Андрей с невольной улыбкой.

«Приблизительно» значило у неё в шутку около половины.

— Нет, по-настоящему, — сказала Анна, уже оскорблённая, с выражением упрямства и обиды.

— И тоже без крепления, как теперь?

— Ну, конечно. Как же иначе?

Андрей встал, не на шутку встревоженный, медленно прошёлся до порога и обратно.

— Аннушка, а ты не фантазируешь? — ласково спросил он, останавливаясь перед ней и глядя на неё сверху вниз.

— Нет, это очень серьёзно.

— А мне кажется...

— Мало ли что кажется! — сразу вспоминая его поездку с Валентиной, грубо перебила Анна.

В самом деле: никогда раньше не высказывал он своих сомнений так снисходительно-жалостливо. Она не спрашивала его о той поездке, а он сам ещё ничего не сказал. Почему он умалчивает? Так подумал Анна, но заговорила о другом, страшно раздосадованная на свою поспешную откровенность:

— Вот я сделаю проект...

— Над которым будут смеяться, — страдальчески хмурясь, ревниво возразил Андрей. Он действительно страдал от необходимости так жестоко говорить с ней, но он не мог понять, как она, его умница Анна, выворотила вдруг такую нелепость.

— Смеяться? — повторила Анна и почти с презрением, сразу вылившимся наружу и как будто только и ожидавшим прямого повода для своего проявления, посмотрела на Андрея. Ему показалось даже, что она посмотрела на него с ненавистью. — Бояться того, что скажут, может только обыватель! — явно сдерживаясь, проговорила она и отвернулась

— Анна, Анна! — тоскливо пробормотал Андрей. — «Какая же ты стала, Анна, ты совсем не терпишь возражений», — хотел сказать он, но, понимая, что это ещё более ожесточит её, ничего не сказал и быстро вышел из комнаты.

— Вот, — пробормотала Анна глухим голосом, глядя на дверь, плотно прикрытую Андреем, — поговорили по душам! Конечно, легче всего хлопнуть дверью. С Валентиной, наверно, говорил бы по-другому. Не понял и не поверил! — Анна сжала кулак и медленно разжала его.

Она вспомнила общее недоверие к введению на руднике работ камерами без крепления, вспомнила, как сравнивали эвенков с цыганами, когда она и Уваров твёрдо решили этой весной развить в районе своё сельское хозяйство. Но эвенки поверили агроному и Уварову, поверили в себя и победили смех. Только обыватель боится смеха, но сам первый злорадно хихикает над всяким новаторством... Рука Анны опять сжалась и тяжело упала на стол.

— Эх, Андрей! — сказала она с горькой укоризной.

43

— Ты сознаёшь всю ответственность, какую берёшь на свои плечи? — испытующе спросил Илья Уваров.

— Безусловно. Сознаю и отвечаю за всё.

— Отвечать ты будешь не одна. Но я уверен в твоём проекте, хотя многим он покажется смелее и, пожалуй, дерзновеннее ветлугинского. Я обещаю тебе полную поддержку. Если понадобится, мы вместе будем драться за твоё предложение. А что говорят Ветлугин и Андрей?

— Ветлугин стоит на своём. Он говорит, что я хочу ввести не камеру, а целую десятину, что мой проект четырёх камер — «десятин» и трёх пятиметровых целиков — безумная затея. Поэтому мы отправили вчера в управление треста оба проекта.

Анна умолчала об отношении Андрея. Слишком тяжело ей было вспоминать о последнем споре с ним: сразу взбаламучивался неприятный осадок, оставшийся на душе, и делалось больно за свою резкость и за нежелание Андрея понять то, что накипело у неё в последнее время. После разговора с ним она несколько ночей подряд почти не спала, почти не отходила от письменного стола и так похудела, что Клавдия, гордая своим искусством поварихи, почувствовала себя оскорблённой.

— Кушать надо побольше, — сказала она Анне как-то утром, после завтрака. — Высохли совсем. Люди подумают, что я вас с голоду заморила.

— Вот ещё! — возразила Анна, неожиданно тронутая этой заботой. — Вы и сами не очень толстая.

— Я — другое дело. Моё дело... одинокое (Клавдия хотела сказать «девичье», но в присутствии Андрея почему-то не решилась). — А вы детная мать, женщина во всей силе. Вас полнота красит. «И что за охота убиваться так из-за чужой фабрики? Добро бы своя была!» — добавила про себя Клавдия.

Раз взявшись за дело, Анна чувствовала себя обязанной довести его до конца. Она страдала и стыдилась, если оно выходило у неё только хорошо: она всегда стремилась сделать всё отлично, всегда и во всём быть впереди.

— Значит, дружба с Ветлугиным рассохлась? — уже шутливо спросил Уваров.

— Да, нет, не то, чтобы дружба рассохлась, но появилась насторожённость... Знаешь, иголочки такие, как ни подойди — всё покалывают. Обоюдно, конечно. Соперничество? Может быть. Но тут не только столкновение двух авторов...

— У него борьба и за своё счастье также, — неожиданно простодушно сказал Уваров. — Ему и перед ней отличиться хочется.

Задумчиво строгое лицо Анны оживилось лёгким румянцем, мимолётная невесёлая усмешка искривила её губы.

— Я тоже стремлюсь отличиться, — сказала она, обжигая Уварова ярким блеском глаз. — Деловой срыв и для меня сейчас больше, чем неудача в работе.

44

Узкие колоды жолоба, долблённые, подконопаченные мхом, были поставлены вместо козел на дерновые подушки. Из колоды в колоду, роняя по бурым космам мха светлую капель, лениво текла вода, холодная даже в этот не по северному знойный день.

— Вот это действительно тяжкий труд! — сказала Анна Ветлугину, кивая в ту сторону, куда текла вода. — Помните, был разговор о бригаде стариков-старателей? Это здесь, вы же знаете...

У самодельного прибора для промывки суетилась группа плохо и грязно одетых людей. Их рваные опорки и проземлённые шаровары, их старчески жилистые руки не давали никакого представления, как и примитивные орудия труда их, о той могучей силе, какая подняла на дыбы этот многотонный, тяжкий на подъём клочок отведённой им земли-деляны.

— Видите, что они натворили здесь, а ведь почти все пенсионеры, — со смешанным чувством стыда и гордости обратилась Анна в Ветлугину.

— Ничего, ещё поработаем! — отозвался бригадир, старик Савушкин, снова перешедший с плотницких работ на старание. — На пенсию выйдешь — кончена жизнь: сиди и ожидай, когда придёт гололобая. А тут гоношимся помаленьку, ан и повеселее становится. И мы, мол, люди, а не просто старики — казённые иждивенцы!

Савушкин отложил лопату, вытащил кисет из кармана просторных рваных штанов, с добродушной хитрецой подмигнул Анне.

— А как насчёт нормы? — полюбопытствовал Ветлугин, ещё более румяный и цветущий среди этих старческих лиц.

— Перевыполняем понемножку. Нам бы вот спецовочки, товарищ Лаврентьева... Хоть бы сапожонок каких поношенных. Чеботари у нас свои имеются. Починили бы.