Анатолий Елкин - Ярослав Галан

• Название: Ярослав Галан
• Автор: Анатолий Елкин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1971

В предлагаемой читателю книге речь пойдет о жизненном пути Галана Ярослава Александровича (1902—1949), украинском советском писателе.

---

Она видела, что все ее старания терпят крах: нужда так же грызет вобнян, и будущее в этом смысле столь же беспросветно…

Написанный воистину кровью сердца рассказ Галана «Целина», повествовавший о трагедии учительницы Козан, был напечатан в «Викнах» в 1932 году.

Ровно через год после того, как и «всходы добра», и «благополучие граждан», и «счастье» были щедро обещаны прессой подданным пана Пилсудского, через год после того, как вместо «счастья» и «благодати» на Галана обрушился страшный удар — он потерял сестру, как и Козан, сельскую учительницу.

В Станиславской области жила подруга сестры писателя Мария Анина. В связи с рассказом «Целина» она вспоминала:

«В те годы меня за пропагандистскую работу выслали из Зборовского района на Тернопольщине за Сан, в уезд Березов, возле местечка Дынов, где я встретила родную сестру Галана, Стефу Галан. Мы стали подругами. Условия нашего труда были ужасными. Впоследствии Галан описал их в своем правдивом рассказе „Целина“. Села убогие. Детей много. У меня в школе 333 по списку. Ко мне пришло тогда 115 родителей с просьбой освободить их детей от посещения школы. В селе царили темнота и нужда. Каждую зиму свирепствовали тиф и короста. Те же самые условия жизни были и у Стефании Галан, которая учительствовала в соседнем селе. Школьного здания не было. Стефания преподавала в классе с земляным полом, я — с бетонным. Двери открывались прямо во двор…

Работы у нас было вдоволь, но время от времени мы сходились, чтобы по-соседски поговорить, посоветоваться. Обе мы были бедны, обе из этого жалованья поддерживали родителей…

Существовала, правда на бумаге, читальня. Но она всегда была закрыта. И когда Галан, его сестра и я проходили по селу, то, встречая крестьян, сидящих бесцельно у дороги, Галан кипел от негодования.

Панская власть заботилась главным образом о том, чтобы поскорее обратить нас в латинскую веру, а попы лишь пугали нас адом в церкви да шныряли по селу, разнюхивая, кто и что читает. Они следили за учителем, наблюдали, с кем и о чем он говорит, — другого ведь интеллигента в селе не было. Редко попадался сознательный учитель; если же он был украинцем, то большей частью был прибитым, запуганным возможностью потерять работу. Если кто-нибудь осмеливался выступить хотя бы немного против неравенства, несправедливости, клерикализма, того преследовали. Помню, как при выдаче жалованья силой собирали деньги на постройку костела в Гдыне, а я не захотела. Один весьма, на первый взгляд, терпимый учитель чуть не побил меня при всех…

Униатский митрополит граф Андрей Шептицкий через своих епископов Ивана Бучко и Станиславского — Григория Хомишина латинизировал население, насаждал реакционные идеи, мостил дорогу фашизму, загоняя в тюрьмы непокорных.

Я видела Ярослава на похоронах сестры. Мы стояли рядом над ее могилой…»

А вот как описал похороны в рассказе «Целина» Ярослав Галан: «Всю ночь шел частый мартовский дождь, и когда в яму опустили маленький, посеребренный гроб, он чуть не весь погрузился в мутную воду. Какая-то баба тонко заголосила, и среди ребятишек раздался тихий плач. Тщедушный поп откашлялся, плюнул, снял ризу, подобрал рясу и, перепрыгивая через лужи, направился домой. За ним стал расходиться народ; только детвора теснилась у могилы и слушала, как шлепались о гроб комья грязи…» Да, все это было в действительности. «После похорон, — вспоминает Анина, — Галан не захотел пойти в церковь и взять свечу в руки. Сказал: „Сейчас они лицемерно оплакивают сестру, а при жизни не хотели ей помочь…“ Больше я не видела Галана. Но читала его статьи и другие произведения в прогрессивных изданиях. Читали мы эту литературу радостно, но доставать ее было трудно. Знала я нескольких членов Компартии Западной Украины, и они-то помогали мне получать книги из тайной рабочей библиотеки.

Страшные то были времена, но мы получали удовлетворение от сознания, что принимаем хотя бы маленькое участие в борьбе за новую жизнь».

Казалось, после рассказа Аниной нам известно уже почти все. Заведующий Львовским литературно-мемориальным музеем Я. Цегельник, изучая документы, связанные с писателем, дополнил эти сведения.

Работая учительницей в селе Хлудно Бжезовского уезда, Стефания много помогала Я. Галану материально, не вышла замуж только из-за того, чтобы дать возможность обоим братьям после смерти родителей получить университетское образование.

Во Львовском мемориальном музее Галана хранятся фото учительницы Стефании Галан, ее личные вещи, табель успеваемости, заполненный ее рукой.

Живя в невыносимых условиях, преследуемая местным попом и школьными инспекторами за демократические взгляды, Стефания Галан еще молодой сошла в могилу. Да, сельской учительнице, воевавшей за право обучать детей на их родном украинском языке, приходилось жертвовать многим, чтобы увидеть всходы на дикой, многие годы не паханной целине.

Писатель в ярких образах обобщил многие характернейшие черты современной ему жизни. Личные же чувства и переживания Галана придали особую силу его повествованию.

Теплым сердечным участием освещен образ главной героини произведения, образ уходящей молодости и красоты, сломленной талантливой и чистой жизни. Большой человеческой мечте о счастье своего народа не суждено сбыться в «отчизне» графов скшинских.

Но это только одна сторона ясно различимого подтекста рассказа.

Учительница «чужая» для попа, поповен, врача-дантиста, официозной «интеллигенции» села. Но она «чужая» и для крестьян.

Не случайно Галан наделяет образ Козан чертами грусти, умирающей красоты, дает читателю почувствовать с первых строк, что вся ее деятельность обречена. Чувство правды жизни, совесть пролетарского писателя заставили Галана сурово оценить жизнь своей героини. В ее образе Галан раскрывает трагедию многих таких же, как Козан.

Галан понимал, что только в революции, только в открытой вооруженной борьбе добьется народ своего освобождения. Усилия передовой интеллигенции должны быть направлены на подготовку социалистической революции. С этих позиций он и дает оценку деятельности учительницы. В финале рассказа доведенный до отчаяния крестьянин сам приходит к выводу, что никто не вымолит для него лучшей доли, если он сам с оружием в руках не будет бороться за нее. В селе вспыхивает бунт.

Отсюда и название рассказа «Целина». Целиной на-91 звал писатель основные слои крестьянских масс, уже наэлектризованные до предела, готовые для революции, но еще «не поднятые» до сознательной борьбы. «Пахать» эту «целину», внести в нее социалистическое сознание предстояло рабочему классу, коммунистам.

Галан знал таких людей, был с ними. Это о них писал он Анне, когда она в марте 1931 года поехала в Нижний Березов навестить своих родных:

«…Во Львове, как я тебе уже сообщал… и дальше повышается температура. Жара доходит уже до той степени, что даже трудно спокойно переночевать ночь. И днем жарко, а ночью — еще больше. (Речь идет о преследовании коммунистов полицией. — В.В., А.Е.) После такой жары, как я тебе уже писал, несколько наших добрых товарищей имели возможность попасть в „холодную“. Двое из них вышли, но к работе вернутся, наверное, не скоро, так как сейчас болеют. Врач сказал, что нужно лечение, так как почки сдвинулись с места, а нервы натянуты, как старые постромки.

Дорогая Анечка, возможно, и на этот раз тебе нужно будет о них позаботиться. Думаю, что лучше всего будет выслать их в горы поблизости Березова. Петро и другие обрадовались, когда я им это предложил. Сказали: „Обратись к жене и от нашего имени поблагодари ее“.

Это, с одной стороны, неплохо. Именно уже тут видно, что польско-панское правительство хватается за нож. Но мы это хорошо знаем, что нож для утопающего небольшое спасение…

Колесо истории и развития, которое начинает набирать разгон, никому еще не удавалось и не удастся остановить, какие бы способы ни употреблял и как бы ни оперировал ими фашизм.

Тем не менее мы не имеем права думать, что время сработает за нас, либо разочаровываться при неудачах. Мы до победного конца должны стоять твердо и уверенно на своих местах, с верой в свою справедливость и победу.

Сейчас мы ждем удара, который, безусловно, придет раньше или позже.

Письма мои читай в кругу наших людей, чтобы люди не разочаровывались и не падали духом перед неудачами, а также и жертвами, которые будут. Без этого не обходится. Борьба двух миров. Старый мир новому без боя не уступит…»

— Как вы думаете, долго мы еще продержимся? — прямо спросил Галан Козланюка, когда они глубоким вечером вышли из редакции «Викой».

— Что вы имеете в виду, Ярослав?

— Какое-то внутреннее ощущение, что «Викна» идут к финалу. Аресты и конфискации продолжаться бесконечно не могут. А 1931-й даже в сравнении с другими у нас «урожайный». В номере седьмом-восьмом из семидесяти восьми страниц конфискованы тридцать две, в десятом изъято тридцать восемь страниц. Если так пойдет дальше, у нас будет не журнал, а тетрадь для чистописания, — горько пошутил Галан.