Антоний Блум - Труды

• Название: Труды
• Автор: Антоний Блум
• Издательство: Практика
• Жанр: Религия: прочее
• Год: 2002
• ISBN: 5-89816-033-7

Эта книга – самое полное из издававшихся когда-либо собрание бесед, проповедей и диалогов митрополита Сурожского Антония. Митрополит Антоний, врач по первой профессии, – один из наиболее авторитетных православных богословов мира, глава епархии Русской Церкви в Великобритании. Значительная часть текстов публикуется впервые. Книга снабжена обширной вступительной статьей, фотографиями, многочисленными комментариями, библиографией, аннотированным указателем имен и тематическим указателем. Книга предназначена самому широкому кругу читателей: не только православным, но каждому, кто хочет и готов услышать, что имеет сказать Православная Церковь современному человеку.

---

Мне вспоминается случай. Человек пришел к нам в храм передать посылку одной из наших прихожанок. Он был убежденный безбожник и хотел так рассчитать свой приход, чтобы не застать богослужения, но пришел слишком рано. Он сел сзади на скамье и потом после службы остался и обратился ко мне с вопросом: «Что происходит у вас в храме? Я пришел сюда, зная, что Бога нет, зная, что все это выдумки. Но я просидел часть службы, и меня что-то поразило. Мерцание ли это свечей, заунывное пение ваше, коллективная истерика ваших прихожан?» Я ему ответил: «Если бы вы были верующим, я бы сказал: это Божие присутствие. Но если вы знаете, что Бога нет, то у меня для вас ответа нет». Он тогда подумал и мне сказал: «А можно мне прийти как-нибудь, когда в этом храме не будет никого, когда и вы уйдете, так, чтобы не наводить настроения на меня? Я хочу побыть здесь, посмотреть и учуять, есть ли здесь что-либо или просто пустота, пустое помещение». Он приходил несколько раз и потом меня вызвал, говорит: «Я не знаю, есть ли Бог, но знаю, что здесь что-то есть, потому что, даже когда никого нет, включая вас, я чувствую какое-то непостижимое для меня, непонятное присутствие. Но предположим, что Бог существует; что мне от того, что Он живет в этих стенах, под этой крышей, если Он никаким образом не воздействует на людей, не общается с ними?» Я ему сказал: «Походите снова тогда, когда есть люди, и посмотрите на их лица, посмотрите им в глаза, когда они приходят и когда уходят». Он так и поступил и через некоторое время сказал мне: «Знаете, ваш Бог не бездействен, это Бог, Который действует все время и каждого человека меняет. Я вижу, с какими лицами люди приходят и с какими уходят; и особенно явно какое-то сияние в их глазах, когда они причастились. Значит, Бог не просто здесь живет пассивно, Он живет и действует, Он меняет людей. Я чувствую себя мертвым, мне надо стать живым! Может ли ваш Бог что-то для меня сделать?» С этого начались наши встречи и кончилось тем, что он крестился.

Этот человек сумел почувствовать то, чего часто не чувствуют верующие, посещающие храм регулярно. Так легко привыкнуть даже к святыне, так легко привыкнуть к тому, что мы входим в Божественную область! Как надо за собой следить, чтобы не потерять благоговение, чтобы не потерять живое чувство или хотя бы сознание, если у нас еще нет этого чувства! И когда мы становимся на молитву, не надо стараться из себя выжимать какие-то эмоции, а надо стать перед Богом и сказать: «Господи, я знаю, что Ты есть, я знаю, что Ты тут. Прорваться к Тебе насильственно я не могу, но я буду стоять в Твоем присутствии. Ты здесь, и я здесь. Если Ты захочешь, коснись моей души, коснись моего сердца и ума, соверши надо мной что Ты захочешь. А иначе с меня довольно того, что мне дано такое счастье: стоять перед Тобой и знать, что Ты меня видишь и что я могу к Тебе обращаться с теми молитвами, которым меня учили когда-то. Или могу просто своими собственными словами говорить с Тобой, говорить Тебе все что захочу, потому что знаю, что Ты меня так любишь, что не отвергнешь, даже если то, что я буду говорить, недостойно ни Тебя, ни того святого места, где я нахожусь, но я буду правдив перед Тобой, все Тебе скажу».

В этом, может быть, сущность нашего православного опыта, который выражается, как я сказал, различно, множеством путей, но который должен выражаться тоже – и это очень важно – всей нашей жизнью, нашим взаимным отношением.

У нас здесь такое преимущество над многими. Мы оторваны от Родины. В моем поколении мы даже Родину потеряли, мы были отвергнуты, лишены государственной властью права называться русскими. И встречаясь в храме или вне храма, мы знали, что находимся и на земной нашей родине, и на небесной, потому что небесная наша родина охватывает и землю, и небо. Как мы могли бы друг ко другу относиться! Помню, когда я был еще мальчиком, с каким чувством мы отзывались друг на друга! Когда мы слышали на улице, в метро, где бы то ни было русскую речь, сердце горело в нас. Разве это случается теперь в такой же мере? Нам живется – страшно сказать – слишком легко. Есть в Ветхом Завете слово об израильском народе: утучнел и оставил Бога, то есть разжирел и забыл Бога (Втор 32:15). Порой так хочется вернуться к тому времени, когда было голодно, и холодно, и одиноко, и когда каждый русский был своим человеком для другого, и когда всякий православный, будь он русский или нет, был свой, был брат, была сестра. Мы можем это воссоздать сознанием, выросши, углубившись, уйдя в те глубины, которые раскрываются силой благодати, в те глубины, где люди встречаются, встречаются в молчании, находят счастье в том, что можно побыть друг с другом безмолвно, зная, что они едины, неразлучны навсегда, на вечность. Подумайте об этом!

И кроме этого, конечно, мы призваны Христом преобразить этот мир, сделать из этого мира место, где Бог у Себя дома, так, чтобы раскрылись врата Церкви и чтобы тайна Церкви, Божественное присутствие излилось из храма на весь окружающий мир. Это наша задача. И речь не идет о том, чтобы мы ходили и проповедовали православие, а о том, чтобы мы были православием. Чтобы, встречая любого из нас, общину или всю Церковь нашу, люди смотрели и видели: Царство Божие пришло на землю, Бог живет в этих людях, Он с ними, – как бы прильнуть, присоединиться к этому обществу жизни, света! Вот наша задача. Но за почти две тысячи лет мы эту задачу не выполнили. Мы научились молиться, мы научились многое понимать о Боге, о человеке, о жизни, о мире. Но теперь приходит время, когда это должно расцвести – не знаю как – в преображение мира, чтобы этот опыт нами был передан всем, кто нас окружает, не словом, не попыткой убедить человека, а тем, чтобы всякий человек, встречая нашу общину или отдельного ее члена, мог бы сказать: как я хотел бы быть частицей этого живого тела!

Вы можете сказать, что даже в истории Православной Церкви очень многое смущает. Я говорил уже, что за две тысячи лет было больше трех тысяч войн: христиане убивали друг друга по той или другой причине, которая превосходила в их глазах тайну единства в Боге: он мне не брат, она мне не сестра, несмотря на то что верит в Того же Бога, что и я. И кроме того, мы не создали общество любви. Речь не идет о том, чтобы всякого человека убеждать, а о том, чтобы жизнь преображать. Мы должны, каждый из нас, вдуматься в эту задачу, чтобы на работе, в семье, везде, где бы мы ни были, наше присутствие было светом преображения. Не сознательно, может быть, потому что кто из нас может сказать: «Вот, я войду в общество людей, чуждых Богу, и принесу свет туда». Нет, можно войти в это общество с такой открытостью, с такой любовью, чтобы что-нибудь случилось, если не со всем обществом, то с теми людьми, которые уже готовы к преображению.

Вы знаете из истории, сколько в Церкви было раздоров богословских и житейских. Мне вспоминается, как кто-то говорил при Владимире Николаевиче Лосском о том, что Церковь непогрешима, и он отозвался: «Нет, Церковь, если говорить о людях, которые ее составляют, постоянно погрешает, даже против истинного, совершенного знания о Боге, которое – наша задача, но Церковь непобедима». Церковь состоит из людей, которые углубляются в истину, которые ищут все более совершенную форму выражения ее, хотя по пути могут сбиться, ошибиться. Отец Георгий Флоровский мне сказал как-то: «Нет ни одного отца Церкви, кроме святого Григория Богослова, у кого нельзя найти чего-нибудь, может быть, не идеально православного. Григорий Богослов этого не допустил, потому что был слишком осторожен в своих писаниях». Но со временем частичная неправда или несовершенное выражение истины изглаживается соборным опытом, то есть опытом общения с Живым Богом. Порой этот опыт – удел очень немногих людей. Был момент в средневековье, когда Православная Церковь заключила унию с Римом. Один только епископ{296} во всей Православной Церкви отказался подписать акт унии, потому что это предполагало принятие целого ряда догматических, вероучительных положений, которые были неправославны. И когда ему было поставлено это на вид, когда ему братия сказали: «Ты понимаешь, что остался в одиночестве?» – он ответил: «Да, но я – православие». И он оказался прав, потому что в течение самого короткого времени причины, по которым православные участники Флорентийского собора согласились на унию, переменились, и православие вернулось и к истине, и к единству{297}.

Бог не допустит, чтобы православие навсегда изменило истине, потому что истина – это то, что есть, истина – это Бог, Который Себя приобщает людям, Который пронизывает их Своим присутствием, Который является светом их ума, огнем их сердца, крепостью их воли. Истину защищать нет смысла: она нас защищает, потому что она – Бог Самый. Но вы должны знать, что в исканиях выражения этой истины будут колебания и искания, будут моменты, когда тот или другой богослов или даже святой скажет нечто, что смутит других людей, и начнется порой долгая духовно-умственная борьба, пока не станет ясна истина, пока не засияет полным светом тот свет, который Бог принес нам.