Антоний Блум - Труды

• Название: Труды
• Автор: Антоний Блум
• Издательство: Практика
• Жанр: Религия: прочее
• Год: 2002
• ISBN: 5-89816-033-7

Эта книга – самое полное из издававшихся когда-либо собрание бесед, проповедей и диалогов митрополита Сурожского Антония. Митрополит Антоний, врач по первой профессии, – один из наиболее авторитетных православных богословов мира, глава епархии Русской Церкви в Великобритании. Значительная часть текстов публикуется впервые. Книга снабжена обширной вступительной статьей, фотографиями, многочисленными комментариями, библиографией, аннотированным указателем имен и тематическим указателем. Книга предназначена самому широкому кругу читателей: не только православным, но каждому, кто хочет и готов услышать, что имеет сказать Православная Церковь современному человеку.

---

Если же вы берете отцов Церкви – и богословских, и аскетических{329}, – то вы видите, во-первых, что они выражали разные мнения, а во-вторых, что если некоторые мнения и были осуждены, то люди, их выражавшие, не были осуждены. Скажем, учение Григория Нисского о всеобщем спасении было осуждено, вернее, не было принято как учение Церкви: оно не было анафематствовано, но и не стало учением Церкви{330}. Если вы вдумаетесь в него, оно говорит, в сущности, очень коротко и упрощенно следующее: Бог, будучи Любовью, не может осудить на вечное мучение Свою тварь, поэтому Он всех простит и все войдут в Царство Небесное. Но тут есть нравственный момент – или, если предпочитаете, безнравственный момент. Зло не может просто потому войти в Царство Божие, что Господь скажет: Я тебя прощаю! Человек, сотворивший зло, должен перемениться для того, чтобы войти в Царство Небесное. Если вы в Царство Небесное введете человека, которому чуждо все содержание этого Царства, он будет в аду, так же как если человека, который ненавидит музыку, посадить в концерт, он будет ерзать от страдания, и ваша доброта в том, что вы его туда пустили, ему ничем не поможет.

Есть целый ряд других соображений, которые уже относятся к размышлению на тему больше, чем к текстам и к недоумениям, которые рождает текст. Возьмите картину Страшного суда, которую дает апостол Павел, правда, не в одном, а в различных местах своих посланий (Рим 2:1-6; 1 Кор 3:13-15; 6:2-3; 15:24-28; 50-53; 1 Фес 5:2-5; 2 Фес 2:1-12). Картина такова: будет суд, судить будет Христос, – но будет ли это похоже на нормальный, справедливый суд? В любой нормальной стране есть законодательная инстанция, которая вырабатывает законы по принципу какой-то справедливости, может быть, справедливости с определенной точки зрения, но все равно на принципиальном основании, затем есть судья, который непричастен созиданию закона и не может закон менять, он должен его применять, есть обличитель, есть виновный, есть защита. А теперь поставим себе вопрос: похоже ли на этот трафарет наше представление о Божием суде? Законодатель – Бог, судья – Бог, защитник наш – Христос, искупитель наш – Христос, и если весь род человеческий поставить на суд, один из подсудимых – Сын Человеческий, Иисус из Назарета. Какая же это картина суда? Разумеется, Павел никогда и не думал представить суд в таком порядке, но если уж мы хотим говорить о правосудии в человеческой форме, то вот вам и правосудие: кто кого может судить в этом деле, кто кого будет засуживать? Кто создал закон?

И еще: сущность Царства Божия – любовь, сущность царства тьмы – нелюбовь, ненависть, мертвенность по отношению к любви. И вот представьте себе Царство Божие, в которое вошли беленькие, а снаружи остались черненькие, – скажем, овцы и козлища. Каково будет овцам-то в Царстве Божием? Когда вы думаете теоретически: «овцы и козлища», вас это не особенно волнует, потому что вы никогда ни овцой, ни козлищем не были. Но если себе представить реально: вот, тебя пустили в Царство Божие, а твоего мужа, твою мать или сестру определили в царство тьмы – каково тебе будет в этом Царстве Божием? Выйти из положения, как Фома Аквинат выходит (говоря, что тогда мы поймем, что Бог справедлив и все, что Он делает, – правильно), невозможно, недостаточно, потому что я, может быть, и скажу, что Бог во всем прав, а душа-то моя будет разрываться. А если она не будет разрываться, значит, во мне любви не так уж много, раз я могу забыть самых родных, самых близких, тех, которые для меня были кровью и плотью моей жизни, просто потому, что сам в рай попал.

Если себе представить это картинно (я, знаете, мыслю очень примитивно, вы это наверно замечали уже): в центре будет Бог, Который есть Любовь, Который создал всех по любви, Который в конце Книги Ионы говорит: вот, ты плачешь об этом деревце, которое в одну ночь выросло, Мне ли не горевать о целом городе Ниневии, который Я создал? (Иона 4:10-11) – в центре будет Бог, Который есть совершенная Любовь, Который безутешно будет думать о тех, кто вне Царства Божия. Потом, по мере того как концентрическими кругами идут люди с меньшей и меньшей любовью, им будет спокойнее и спокойнее. Единственные, пожалуй, которые будут совсем спокойны, – это те, кто на краю, смотрят через плечо и думают: «Слава Богу, я не там!» (Знаете, как человек, который вскочил в автобус в последнюю минуту и думает: упаду или не упаду? – и радуется, что он в автобусе и не упал на улицу.) Это единственные, кого я могу представить, кому «хорошо». Простите, это, конечно, плохое богословие, но это мое восприятие вещей.

Конечно, такого рода логических выкладок недостаточно, чтобы решить вопрос, но есть и другие вопросы. Нам говорится в книге Откровения о том, что Суд придет, когда завершится полное число избранных, и употребляется по отношению к Израилю цифра сто сорок четыре тысячи (Откр 7:4, 14:2). Но это символика: сто сорок четыре – это двенадцать раз двенадцать, двенадцать в себе содержит три и четыре. Это все комбинации цифр, которые представляют собой символику, – ясно, что это не полное число спасаемых.

Далее, когда мы думаем об избранных, мы всегда представляем их привилегированными: избранник – это тот, кому досталось что-то очень хорошее в жизни. Но если подумать об избранничестве в Новом Завете, тут избранничество заключается в том, что из среды человечества Бог выбрал людей, которые согласны разделить Христову крестную участь. Наше избранничество – крестное избранничество, а вовсе не избранничество на славу и покой. И тогда можно себе такой вопрос поставить (я его не разрешаю, я просто ставлю вопросы перед вами): не зависит ли спасение мира от того срока, когда земля принесет в дар Богу тех людей, которые вместе со Христом могут поднять тяжесть ее греха и ее спасти? Но как? Опять-таки намек и вопросительный знак.

Если говорить на эту тему еще минутку-другую, думаю, надо обратить внимание вот на что. Отцы Церкви применяют к сатане отрывок из Исаии: я поставлю престол мой над небесами (Ис 14:3). Цель сатаны – создать независимое от Бога, самостоятельное вечное царство. Вечный ад в этом смысле – победа для сатаны: параллельно с Богом он осуществит то, чего хотел, он будет нераздельный царь вечного, совечного ада. Это непонятно.

Есть и другие моменты. Если вы возьмете таких людей, как Исаак Сирин, некоторые места из Ефрема, некоторые места из других отцов, вы увидите, что и они воспринимали вещи гораздо менее просто и примитивно, чем «козлища» и «овцы». Исаак Сирин говорит: единственный огонь ада – это Божественная любовь. Или – что значит «вечный огонь»? Неужели вопрос в длении, в том, сколько это длится? Мы все знаем выражение «сгореть со стыда»: в одно мгновение можно действительно сгореть от стыда, и ничего не прибавится от того, что ты будешь гореть часами. Мгновение, когда вдруг тебя сцапали и стыд тебя покрыл, имеет какую-то окончательность, вневременную окончательность, которая может быть названа как вечным огнем, так и мгновением.

А теперь думайте сами на эту тему и – надейтесь. Если бы мы надеялись больше, то, когда нам перепадает страдание, скорбь, унижение, мы могли бы отзываться так, как древние христиане делали: слава Богу, я получил над этим человеком, над этими людьми власть прощения. Подумайте просто об этом. Это не вероучение, это надежда христианская или, во всяком случае, надежда некоторых из нас.

То есть учению о предопределении нет места в православии?

Вопрос слишком для меня трудный, я просто не могу ответить на него в полном объеме. Могу как бы намекнуть, каким мне видится ответ. Вопрос о предопределении обсуждался очень остро в западной Реформации, и в то время в Венеции греческий епископ Илья Минятий написал малюсенький трактатик о предопределении, центральная мысль которого такова: предопределение есть – мы все предопределены к вечной жизни. Захоти – и вступи в нее. Это не предопределение, а призвание. Господь всех зовет: придите ко Мне все! В каком-то смысле почти можно взять тираду Мармеладова: «Придите ко мне, мои пьяненькие…»{331}.

Как вы относитесь к теории перевоплощения? Все-таки одна ли жизнь у человека по христианству?

Перевоплощение, ряд последовательных жизней – нечто, чего я совсем не могу принять, я в это не только не верю, а как-то решительно протестую внутренне. В христианском мировоззрении нет никакого места для множества жизней и перевоплощения. Так думать можно, во-первых, если рассматривать каждого человека как единицу, оторванную от человеческого рода, чья судьба совершенно отдельна от судьбы его предков и его потомков. Второе – это в своем роде отрицание единственности и неповторимости данной личности. В-третьих, думаю, дело не так просто, как представляется. Можно ли сказать, что в христианском представлении жизнь человека кончается с его земной смертью? Думаю, что так сказать нельзя, потому что, проживши даже самый короткий срок, человек оставляет в жизни других людей след, как бы бросает в почву семя, которое будет прорастать еще очень долго.