Николай Асанов - Электрический остров

• Название: Электрический остров
• Автор: Николай Асанов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1961

---

Город начинался когда-то на горе, которую легко было отстоять от нападения врага. Он начинался с крепости — древнего кремля, стены которого ныне уже обветшали, но все еще казались грозными. Позд­нее, когда набеги прекратились, именитые люди вы­вели свои хоромы из-за стен, но все еще опирались на них, как будто боялись пространства и населявших это пространство простых людей. Еще позже, вероят­но уже в XVII—XVIII веках, от боярских дворцов во все стороны разбежались цеховые слободы: гончаров, кузнецов, кожевников… От них остались названия улиц, а сами слободы давно уже были перестроены. Но в XIX веке город стал превращаться из админи­стративного центра в торгово-промышленный, и купцы, захватившие его, потянулись к реке. Вся на­бережная была застроена лабазами, лавками, фабри­ками, а чуть выше, чтобы хозяйский глаз мог наблю­дать зорче, стояли каменные, похожие на монастыри, подворья купеческих семейств. И над всем этим ста­рым городом, возвышаясь со всех сторон, поднима­лись новые дома. Постепенно смыкаясь, они создавали единый ансамбль современного, социалистического го­рода, возникающего на месте старого, сословного.

Улыбышев показывал Орленовым достопримеча­тельности города. Он провез их мимо театра, в кото­ром они еще не были, показал новый кинотеатр, рес­торан, завод, где собирались выпустить первые экзем­пляры его трактора. Его больше привлекали новые здания, на старину он смотрел равнодушно. Потом, взглянув на часы, погнал машину быстрее — было без четверти шесть.

2

Выставка новой электротехники для сельского хо­зяйства была организована в нескольких залах Дома партийного просвещения.

Конечно, Улыбышев был прав, трактор туда не затащишь, но почти все лаборатории нашли чем по­хвалиться перед зрителями. Были тут и светоловушки для насекомых, и высокочастотные установки для уничтожения сорняков во время пахоты, были и ма­кеты таких громоздких механизмов, как ветроэлектростанция, электрифицированная животноводческая ферма, — все то, что Орленову было уже знакомо.

Возле каждого стенда дежурили сотрудники лабо­раторий, там и тут слышались дотошные расспросы: это приглашенные на выставку председатели колхозов и колхозные электрификаторы — новая профессия в деревне! — допытывались, как устроен тот или другой механизм. Но большинство посетителей здесь не за­держивалось — спешило в зрительный зал, где дол­жен был состояться обзорный доклад. И Орленов вдруг понял, как много ждут от него посетители вы­ставки. Улыбышев, шедший рядом с ним по залу, со значением пожал ему руку, шепнул: «Ни пуха ни пера!» — и легонько подтолкнул к дверям зала. Ему тоже хотелось, чтобы доклад оказался удачным.

Орленов рассмотрел зал только с эстрады.

В первом ряду сидел Далматов. Улыбышев и Нина заняли места во втором ряду. Марина отделилась от них. Ее зеленое платье он отыскал только в середине своего выступления. Она сидела одна на полутемных хорах зала, опершись локтями на барьер и опустив подбородок на скрещенные кисти рук. Потом он ча­сто взглядывал на нее, но она ни разу не переме­нила позы. Это могло быть и от заинтересованности лекцией и от полного безразличия к его словам. И ему захотелось, чтобы доклад ей понравился.

Большую часть времени, как это и было задумано, Орленов отдал электрическому трактору. Свои слова он иллюстрировал схемами, диаграммами, фотогра­фиями. Он чувствовал, что слушатели взволновались новыми перспективами техники в земледелии не мень­ше, чем он сам, когда стал свидетелем работы трак­тора. Далматов даже приподнялся, разглядывая ил­люстративный материал. Орленов рассказывал точно, скупо, но столько поэзии и умных догадок было в са­мой работе ученых, о которой он говорил, что между ним и слушателями сразу возник невидимый и необъ­яснимый контакт, заставляющий настроиться друже­любно. Постепенно речь его усиливалась, неожидан­ные сравнения и меткие слова вызывали в зале жи­вую реакцию, и он понял, что доклад удался.

Отвечая на записки, Орленов увидел среди них такую: «Хотел бы поконсультироваться с вами. Инже­нер Пустошка. Я подойду к вам после окончания лек­ции».

По тону, в каком была составлена эта записка, Андрей понял, что автор ее не из тех праздных любо­пытных, которые надоедают лектору своими замечаниями и советами, если лекция им понравилась, и спе­шат высказать оскорбительное сожаление, если она не удалась. То, как незнакомец подчеркнул свою дело­вую профессию, тот уважительный тон, в котором он испрашивал консультацию у ученого, — все это ему по­нравилось. И, прочитав ее, он окинул глазами зал, словно надеялся вот так сразу узнать того, кто ищет встречи с ним, как если бы Пустошка мог подать не­кий масонский знак или должен был глядеть с осо­бой искательностью. Среди полутораста обращенных к нему лиц он, конечно, не угадал, кто из них незна­комый инженер, и поторопился закончить ответы.

Одобрительно аплодируя, слушатели двинулись к выходу. Андрей замешкался, собирая свои мате­риалы, чтобы неизвестный успел подойти. В то же вре­мя он следил искоса за Ниной. Нина встала вместе с Улыбышевым, но тот что-то сказал ей, и она остано­вилась, ища глазами Чередниченко. Улыбышев тем временем выскользнул из междурядья кресел и подо­шел к Далматову, Они остановились, разговаривая так, словно заранее условились об этой встрече.

— Простите, что беспокою вас, товарищ Орле­нов! — сказал снизу чей-то мягкий голос.

Пустошка оказался довольно пожилым человеком, толстеньким коротышкой, в светло-сером костюме в крупную клетку, который и не молодил его и как бы укорачивал его фигурку. Лицо утомленного гиперто­ника было еще утяжелено вторым изданием массив­ного подбородка, нависавшего на твердый накрахмаленный воротничок. «Как можно в такую жару носить твердые воротнички!» — с сожалением подумал Орле­нов, но понял, что инженер надел все самое лучшее из уважения к ученым и их сложному труду. Это было понятно по тому, как неловко чувствовал себя инже­нер в своем пестром одеянии.

Голос Пустошки был таким же, как и его записка, искательно-робким. Инженер опустил глаза и проси­тельно сказал:

— Может быть, присядем? Я задержу вас только на минуточку…

Орленов с чувством некоторого разочарования спрыгнул с эстрады вниз и пожал мягкую, как бы ват­ную, без мускулов, руку инженера.

Любовь к уменьшительным была, как видно, в на­туре Пустошки. Во всяком случае он широко приме­нял их в разговоре.

— В том проектике, который вы нам показывали, товарищ Орленов, есть, мне думается, одна неувязочка… — Андрей показывал несколько проектов ма­шин и приборов и, конечно, не мог сообразить, какой из них не понравился инженеру. — Я имею в виду проектик вашего трактора, — уточнил Пустошка, за­метив недоумение на лице Орленова. Хорошо, что он не назвал детище Улыбышева тракторочком! — Пони­маете, конструкция эта слишком усложнена и, я бы сказал, плохо вписывается в нашу технику, да и вес не соответствует мощности.

Услышав это, Андрей заинтересовался. Он мог предположить в своем собеседнике самые разные ка­чества, но все они должны были соседствовать с ро­бостью. А то, что сказал Пустошка, было нападением, которое следовало отразить.

Между тем Пустошка продолжал с тем же робким выражением лица:

— Ну зачем, скажите вы, делать трактор такого размера? Моторчик можно было совершенно спокой­ненько опустить ниже, тогда передняя часть машины стала бы нормальной. Барабан для кабеля лимитиро­вать в этом не может. Например, если мы уберем с трактора «ХТЗ» баки для горючего, там вполне хватит местечка для барабана. А мотор? Ведь мотор можно поставить и сильнее! Вы не находите?

Пока Андрей находил лишь, что Пустошка удиви­тельно навязчив и надоедлив. Если бы Андрей мог, он просто отмахнулся бы от этого критика, но в том-то и дело, что робкое лицо просителя совсем не вязалось с его словами. От них отмахнуться Орленову было невозможно. Следовало что-то объяснить Пустошке, как взрослый человек объясняет ребенку, хотя тот и надоедает своими приставаниями.

— В конце концов — это дело конструктора! — сказал Андрей.

Инженер закивал, показывая плешь, похожую на большой старинный пятак. Как видно, он ходил обыч­но без шляпы, может быть забывая ее где попало…

— Вот-вот, — согласился инженер, — все так и го­ворят. А об интересах производства не думают…

— Что вы хотите этим сказать? — нахмурясь, спро­сил Орленов. «С Пустошкой, кажется, лучше всего го­ворить строго, — подумал он, — инженер, наверно, не умеет спорить и сразу отстанет». — На заводе, где бу­дут строить трактор, есть конструкторское бюро, ин­женеры, например вы. Вот вы и подумайте об инте­ресах производства!

Однако Пустошка не собирался сдаваться. Он по-прежнему благодушно и робко улыбался, лицо его вы­ражало внимание, но в словах было непонятное упор­ство и какая-то сила…