Николай Асанов - Электрический остров

• Название: Электрический остров
• Автор: Николай Асанов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1961

---

Теперь спросить о сомнениях было не у кого.Улы­бышев уехал в Москву с материалами испытаний, а обращаться к Маркову — значило показать, что ты начал сомневаться, к Горностаеву — заставить сомне­ваться того. Иван Спиридонович не слепой, он видел, что Горностаев «прискакал как на пожар» уже встре­воженный, как будто и на самом деле почуял запах дыма.

А тут еще позвонили с завода: сначала этот проклятый Пустошка — ему, видите ли, хочется ознако­миться с материалами испытаний! Как будто сапо­жник, у которого заказывают сапоги, обязан осве­домляться — не жмут ли они ногу! А потом позвонил сам директор, да таким жалобным голосом, будто и у него в доме пожар. Оказывается, партийная орга­низация завода ставит вопрос о качестве новой ма­шины, и товарищ Возницын очень интересуется, не может ли кто-нибудь из работников филиала сделать доклад об испытаниях электротракторов?

— Да что у меня, пожарная команда, что ли, от­станьте от меня! — рассердился Иван Спиридонович и накричал на Возницына, чего никогда еще не бы­вало. Поругать своих можно, они сор из избы не вы­несут, а уж если дело дошло до того, что заместитель директора, пусть и временный, вопит в трубку: «От­станьте от меня!» — значит, и у него в избе дымом пахнет. Вот что это значит, если разобраться!

В тот именно миг, когда Иван Спиридонович по­думал так, он понял, что уйти от сомнений теперь никуда уже не сможет. В филиале произошло что-то неладное, а он, Иван Спиридонович Подшивалов, один из самых старых работников, оказался растя­пой, просмотрел что-то, не увидел, не обратил вни­мания.

Он сидел в кабинете Улыбышева, мрачный, насу­пившийся, думая одну и ту же думу, когда и как успел превратиться из ученого, каким себя всегда считал, в бюрократа, каким неожиданно себя почув­ствовал. Не с того ли самого времени, когда к руко­водству пришел Улыбышев и сказал, что нам, работ­никам филиала, нет дела до других, как и им не должно быть дела до нас. И Иван Спиридонович на­шел, что это очень простое решение вопроса, что дей­ствительно только мы, работники филиала, и понима­ем, что значит настоящая наука, а что другие, те, за пределами острова, думают, — неинтересно! Это была приятная философия, которая оправдывала что угод­но: медлительность, неудачи, безделье. Но разве мог Подшивалов быть неудачником или бездельником? Так кому же нужна была такая философия?

Внезапно из приемной послышался необычный шум, точно там случилось несчастье. Кто-то вскрик­нул, кто-то что-то уронил, раздались испуганные го­лоса. Подшивалов сердито прошел к двери, чтобы напомнить: тут не кабак, можно и потише! Распустились! За начальника не признают! Эти слова нужны были ему хотя бы для того, чтобы время от времени убеждать самого себя, что ничего, собственно, не случилось.

Он распахнул дверь и замер, еле удержавшись от искушения спрятаться за косяк, чтобы его не уви­дели. В приемной стояло… привидение!

И это все-таки был Орленов. Да, человек с чер­ным, словно обгоревшим лицом, с черными, обож­женными руками, с неестественно блестящими гла­зами, слабый, держащийся, чтобы не упасть, за спин­ку стула, был Орленов, хотя все чувства отказыва­лись верить увиденному.

Иван Спиридонович совладал со своим волне­нием, чего не смогла сделать Шурочка Муратова, занявшая временно пост секретаря, и пошел навстре­чу полуреальному гостю с протянутой рукой. И, не­сколько освоившись, заметил сопровождавших Орле­нова Горностаева и Марину Николаевну Чередни­ченко. Сделав широкий жест рукой, он пригласил всех в кабинет, закрывая двери перед самым носом Шурочки. Не хватало еще, чтобы эта пигалица стала свидетельницей того, как привидение призовет его к ответу! Вон уже слышно, как она названивает по те­лефону, наверно вызывает Маркова, чтобы сказать: «Иди скорее, Подшивалова судят!» А кто его судит? Орленов, что ли? Его собственная совесть судит, а такой суд не признает ни свидетелей, ни зрителей.

— Эк вас покорежило, молодой человек! — ска­зал Иван Спиридонович и покачал головой. — Будете знать, что с молниями шутки плохи!

Чередниченко укоризненно подняла глаза, и ста­рик закашлялся, подумав, что молния-то, оказывает­ся, опалила рикошетом даже эту гордую красавицу. Она выглядит ничуть не лучше Орленова, разве что цвета разные: тот чересчур черный, эта слишком белая.

— Собираетесь уже приступить к работе? — снова заговорил Подшивалов.

— Да, — каким-то не своим голосом ответил Ор­ленов.— Только я хотел попросить вашего разреше­ния сначала съездить в район испытаний. — Значит, продолжаете сражаться? — недруже­любно сказал Подшивалов и удивился, откуда опять взялось у него это недружелюбие? «Нет, Иван, тебя обязательно надо засудить! Ведь ты и сам хотел по­копаться в этой истории. А кто же, как не Орленов, может рассмотреть ее во всей наготе? А ты уже го­тов ершиться, как будто и не было у тебя припадка совестливости». Он вздохнул и сказал более миролю­биво:— Я, конечно, не против. Тем более — там и ваша доля вложена. Как ты думаешь, Константин Дмитриевич?

Горностаев вытянулся, словно ему трудно было вытолкнуть застревавшие в горле слова.

— Пусть едет. Все равно придется наконец обсу­дить это дело на партбюро. Марков подал заявление, с завода пишут, теперь еще и колхозники вмешались, у них тоже есть какие-то претензии. Да и мы сами собирались поговорить, вот только несчастный слу­чай помешал.

«Э, брат, тебе тоже не легче!» — со злой иронией подумал Подшивалов, глядя на приятеля.

Конечно же, Горностаев испытывал то самое, что и Иван Спиридонович. Столько времени они защи­щали Улыбышева от всякой критики, ан нет, она таки прорвала все плотины. «Ну, как бы это поло­водье не унесло и нас всех! А впрочем, было бы по­делом!»— уже совсем сердито закончил он свои раз­мышления и сухо сказал:

— Что ж, поезжайте. — Он взглянул в умоляю­щие глаза Чередниченко и более мягко добавил: — Вот и Марина Николаевна пусть съездит, ей тоже не вредно будет посмотреть.

Девушка благодарно склонила голову, а он поду­мал, что не пожелал бы таких инспекторов на свои новинки. «Вдвоем-то они всю землю перевернут, но доберутся до истины! Ох, ох, вот и кончилась улыбышевская система замков и заборов!»

Но, странное дело, теперь, когда Подшивалов и сам помогал ломать эти замки и заборы, ему стало легче. Уже другим тоном, деловито спокойным, он начал обсуждать детали поездки. Ехать лучше поездом, прошлый раз он ездил с Улыбышевым на ма­шине и проклял поездочку, всю дорогу укачивало. А Андрей Игнатьевич еще слаб, вообще, может быть, лучше было бы подождать несколько деньков.

— Мы поедем завтра, — отрезал Орленов.

И Подшивалов, подписывая командировки, поду­мал: этого человека остановить невозможно, как не­возможно остановить лавину. Ему стало не по себе, ведь лавина-то падает на филиал, однако он не стал ставить подпорки, достаточно ставил их Улыбышев, подпорками тут ничего не поправишь! — и подал бу­маги Орленову. Орленов встал, протянул руку и вы­шел из кабинета, как будто торопился на станцию за билетами. Чередниченко кинулась за ним.

— Вот и кончилась наша спокойная жизнь! — со вздохом сказал Подшивалов, когда захлопнулась дверь.

— Ее давно надо было прикончить! — жестко от­ветил Горностаев. — Это ведь мы обкладывали Улы­бышева ватой. А прислушались бы раньше к Орле­нову, все было бы проще. Но ты не бойся, Орле­нов — человек принципиальный, он факты подтасо­вывать не станет. И если там есть что похвалить, так похвалит!

— А я и не боюсь, — снова вздохнул Подшива­лов. Нет, жить в ладу с совестью было положи­тельно очень трудно! Вот уж он не знал этого! Куда проще было бы накричать на Орленова, выгнать его, наконец, и на том успокоиться. А теперь… Даже и представить нельзя, что будет теперь!

Он проводил Горностаева, побродил по кабинету, совсем уж по-старчески горбясь и потирая поясницу, потом приоткрыл дверь и буркнул Шурочке:

— Позовите ко мне Маркова…

У Шурочки на щеках вспыхнул такой румянец, будто какой-нибудь фокусник одним невидимым движением приклеил на обе ее щечки по розовому лепестку. Приглашение могло означать одно: старик смилостивился! А старик стоял, иронически кривя бледные губы, и усмехался с каким-то непонятным злорадством. Шурочка поспешно отвернулась и назвала телефон.

— Григорий Алексеевич, вас вызывает товарищ Подшивалов…

«Товарищ Подшивалов» поморщился и проследо­вал к себе. «Уж Шурочке-то не к лицу выказывать столько радости. Можно себе представить, как эта молодежь бранит своего наставника, когда они остаются одни! Конечно, корпоративная честь у них развита высоко, Орленов сказал бы: «Чересчур раз­вита!» — но где ему понять, как дорожит этой честью старый гриб Подшивалов! Однако вот и продорожился! Уж теперь-то хиханек да хаханек не оберешься! И хорошо еще, если смеяться будут за спиной. А такой, как Марков, может расхохотаться и в лицо: «Не поздно ли, Иван Спиридонович, ска­жет, взялись за ум?» И, черт его подери, будет прав!»