Елена Черникова - Скажи это Богу

• Название: Скажи это Богу
• Автор: Елена Черникова
• Жанр: Современная проза

---

Алина внимательно изучила упомянутый профессором пункт: война, революция, стихийное бедствие...

- Но тут нет еще одного обстоятельства! - воскликнула бедная женщина.

- Вы имеете в виду вашу безвременную...

- Вот именно. Мою. И вашу. А контракт считается выполненным только после окончания произведения!

- Извольте, мадам, поясню. На белом свете нет ни одного реально незаконченного произведения. Как и безвременной кончины. Если автор, так сказать, не успел (как пишут невежественные литературоведы, перо выпало из похолодевших рук) - значит, больше не мог. Все. Его отключили. Кончилось небесное топливо. Хотите с десяток примеров?

- Нет, - вздрогнула Алина. - В другой раз.

Она взяла протянутую ей ручку с золотым пером и расписалась на обоих экземплярах контракта.

- Спасибо, мадам. И не думайте, пожалуйста, что я мефистофельствую на ваших простодушных костях. Nil actum credens, dum quid superesset agendum. Латынь: "Если осталось еще что-нибудь доделать, считай, что ничего не сделано".

- И не думаю... о моих костях, - согласилась Алина. - Я тоже так считаю. Как и ваш Цезарь...

- Я рад, что вы знакомы с древними источниками. Они отменно помогают пониманию современности. Так вот: мотив моего поведения, а также причина процветания моей клиники очень современны. Очень своевременны, если угодно.

- Буду рада... - приготовилась измученная писательница.

- Буду краток. Все - понимаете? - все уже написано. И пером и топором. И если у кого-то где-то еще что-то свербит в одном месте, то остановить этого несчастного можно только силой. Нужно остановить.

- "Я - часть той силы..." - начала было Алина.

- Перестаньте. То было написано во времена культуры. А теперь у нас цивилизация. Культура еще может быть, все еще живы. Но позволить гражданам бесцельно, из пустого тщеславия марать бумагу, холсты, топать по сцене и так далее - это уже... непозволительно. Я не превышаю своих человеческих полномочий. Не лезу в состав высшей администрации. Я просто врач. И обратились вы ко мне совершенно добровольно. А поскольку вы талантливы, - я все ваше читал, - то именно от таких, как вы, может выйти наибольший вред человечеству. Вибрации одной талантливой книги могут осушить болото, остановить взвод солдат, уронить кирпич с крыши, вы?звать наводнение и так далее. Но особенно страшны действия так называемых недоделанных великих произведений. Ну тех, которых не бывает в принципе...

- Моя подруга, балетная, говорила, что вы очень симпатичный мужчина, - вдруг сказала Алина.

- Она тоже ничего, - ответил профессор, позвал тихого официанта и попросил счет. - Но запомните: с этого дня, Алина, - как бы ни сложилась жизнь - умирать нам с вами придется вместе.

- Это, видимо, образное выражение, да, доктор?

- Да, больная...

Шаг вперед, сто шагов назад

Алина с удовольствием проснулась и с неприязнью посмотрела на часы. Потом на календарь - с ужасом. Сегодня - день первого визита к профессору. "Господи помилуй, - подумала она, - во что же я влезла? Дописалась, милая, досочинялась. Собираюсь советоваться за свои же деньги - с врачом! И о чем? О сохранении меня - в литературе, в здравом уме, в твердой памяти... Впрочем, контракты надо выполнять. Уговор дороже денег... Назвался груздем - полезай... Не в свои сани не садись..." Продолжая брюзжать, она залегла в горячую ванну и за?крыла глаза.

"Что бы такое выдумать, чтоб не пойти к нему сего?дня?" - вот к каковой нечестной цели устремились ее помыслы.

Отговориться нездоровьем невозможно. Она здорова, и доктор это знает, - вчера беседовали по телефону. Сказать, что не написала ничего путного, - это вообще бессмысленно: в контракте записано, что нести в клинику надо все подряд, что ни напишется. Отказаться от контракта - запрещено контрактом. Плюс жесткий штраф по неотменяемой схеме: у профессора есть доверенность на ее банковский вклад.

"Может, притащить что-нибудь чужое?" - вкралась негодная идейка. У Алины издавна хранились кипы рукописей непризнанных гениев, временами советовавшихся с нею - с нею! - по поводу. По тому же поводу.

"Заодно и посмотрим, что скажет великий врачеватель исписавшихся, истанцевавшихся, испевшихся и прочих..." С хулиганским выражением лица, еле успев вытереться, Алина босиком побежала к шкафу, где хранились пожелтевшие шедевры.

Мгновенно нашлась папка с безжалостным названием: "Возвраты". Первая порция: "...Она любила витой узор из бивней и бус". Нет, это не пойдет. Доктор мигом раскусит подлог, потому что Алина никогда не любила красивые вещи до такой витой степени. Штраф.

Следующий автор: "Сашенька вынула замерзшими ручками из кармана шубки морковку..." Ну а это уж был бы первосортный блеф. Суффиксы-то - уменьшительно-ласкательные. А умиление любыми действиями любого ребенка Алина никогда в жизни не описала бы в собственных сочинениях. И это профессор тоже поймет с первого же слова и выпишет штраф.

Так. Кто у нас еще тут завалялся? "Перед зарей в августе тучи заволокли звездное небо..." Ага, конечно. Осталось только воспеть радости грибного дождя, и все дела. Полная близость с родной природой. Оно, конечно, бывает, но не с Алиной, точнее, не сейчас. Штраф.

Переворошив первую папку, она все-таки нашла одно вполне пристойное сочинение про любовь - без суффиксов, детей и немотивированных звезд. Вспомнила имя и лицо автора. Вообще-то очень приличный человек. Богатый, с благотворительными фондами, с хорошим, чистым голосом. Меценат, русский, похож на красивого, доброго медведя. Нет, не подходит. У него не было своего стиля, но была совесть. Правда, он путал Пятикнижие с двуперстием: он очень любил числа, все равно какие, но пользоваться ими умел только в своих коммерческих операциях. А прозу свою писал как в глубоком счастливом обмороке. Отпадает. Штраф.

Алина оделась, выпила кофе и пошла на второй штурм шкафа. Вынырнула громадная рукопись в крепком кустарном переплете, с пожелтевшими листами. Страница с именем была вырезана неаккуратно, словно автор навек решил избавиться от самого себя: волнистый край обреза измягчился, истрепался - видать, давно это было.

На второй же странице Алина дрожа обнаружила: "Он как никто знал, что в самом себе он умер давно и ничего нового сотворить уже никогда не сможет. Он помнил, что когда-то написал какую-то книжицу, но о чем она была, он совершенно не мог вспомнить. Иногда он даже начинал думать, что его самого вовсе и не существует, а его просто выдумали люди. Но, спо?хватившись, он усилием воли заставлял себя верить в свое существование".

Алина поежилась от неприятного совпадения чувств - своих и героя из цитаты. Она ясно увидела этого анонима, вспомнила свои встречи с ним - и вдруг поняла, кто заразил ее бессилием и смертью. Очень давно она не вспоминала этого человека, вытеснив его другими и разными. Но рукопись, мирно валявшаяся в шкафу, оказывается, все эти годы излучала, излучала, излучала.

Об этой жуткой радиации таланта и говорил профессор тогда, в ресторане. Убийственные вибрации гения, переполненного злодейством. Вернуть ему рукопись? Так просто? И тогда что - шкаф, вся квартира, вся душа Алины, наконец, - все это очистится? И вред многолетнего лежания этого текста уйдет? А куда уйдет? Может, данный автор вообще забыл, где хранится его старый роман...

Алина, как выражаются графоманы, физически почувствовала яростное, непотускневшее присутствие этого автора - кругом, везде, по всем радиусам ее бытия. "Прочь, собака!" - некрасиво подумала сочинительница. Но было поздно. Она его вспомнила целиком, от ушей до хвостей. Когда-то она его любила до смерти. Точнее, так: любила, но только до смерти. Потом разлюбила. Или?

Она запрятала его рукопись в глубину шкафа. Пусть пока поспит.

Прыгнув за компьютер, она быстренько вытащила коротенький текст из собственного дневника, очень старую запись, подредактировала, подобессмыслила, напустила туману, втиснула пару красивостей и облегченно откинулась на спинку своего любимого вертлявого рабочего кресла. Начинаем!

- Доктор, здравствуйте! - Вопреки договоренности Алина позвонила Василию Моисеевичу в день визита. - Я...

- Э-э, нет. На воре шапка горит? - усмехнулся доктор.

- Ах, какой умный доктор попался, - с досадой сказала Алина.

- Не выйдет, дорогая. Первый же визит пытаетесь испортить! Нехорошо. Единственное, что я могу вам сего?дня разрешить, - это перенос времени. Мы на полдень договорились? Не успели? Давайте в пять. Ладно? Успеете? Успеете. Закройте все ваши архивные шкафы - и за дело. Не в моих же, в конце концов, интересах ваше творчество. Впрочем, в литературе все есть цитата, сами знаете.

- Доктор, к пяти я только и успею что процитировать, - пожаловалась Алина, потрясенная осведомленностью доктора.

- Ничего страшного. Главное, чтоб поприличнее, с чувством. Или, знаете, напишите мне какую-нибудь сексуальную сцену. По памяти, но без документалистики. Вы еще помните что-нибудь из этой области?