Геннадий Осетров - Гибель волхва

• Название: Гибель волхва
• Автор: Геннадий Осетров
• Жанр: Историческая проза

Исторические повести Геннадия Осетрова показывают жизнь русичей, но в первую очередь простых людей, чьими трудами богатела и крепла наша родина. Повесть «Гибель волхва» посвящена переломному моменту в истории Древней Руси — времени принятия христианства.

---

Попины оживились, забормотали; только вирник склонился к столу и задремал, будто все происходящее здесь его не касалось.

— И теперь ты станешь говорить, что это лесной волк?! Волки никогда не повинуются человеку, а этот сам прижался к тебе! И ты говорил, что не занимаешься волхованием, а всего лишь несчастный изгой! Кто теперь поверит твоим словам, оборотень?! Сколько ты сегодня рассказывал о своей вере, уверял, что она есть вера и всех русичей. Ты лгал, волхв, — ты человек с третьей верой. Ни Род, ни Христос не нужны тебе, ибо есть у тебя свой, неведомый им, бог тьмы и подземелья. И он его слуга, — показал Кулик на волка.

— Зачем снова нечистое плетешь?! Мой бог Род! А это просто волчонок, и я подобрал его почти слепого в лесу. Потому что мне стало жалко его. Не упырь он, не вурдалак, а звериный детеныш!

— Но он слушается тебя, все видели!

— Я давал ему молоко и тепло!

— Никто не пригревает у себя лютого зверя просто так!

— Я же сказал, что подобрал его из жалости.

И опять на суде стало тихо. Всеслав переступал занемевшими от усталости ногами и все время тайком поглядывал туда, где притаился мальчик. Вирник похрапывал, попины неслышно перешептывались.

Солнце прошло середину неба и медленно катилось к лесу. Тень от церкви и установленного на ее маковке креста двигалась от дороги к столу, накрывая людей.

Кулик вдруг поднялся.

— Все, что говорил ты здесь, показывает, что закоснел ты в невежестве своем и увещеванием нельзя просветить тебя, — строже, суровее прежнего говорил попин. — В последний раз спрашиваем тебя: куда сокрыл ты Рода и почему убил Ора и Ратая? Хотел свое зло их смертью прикрыть?!

— Я не прятал кумира и не губил стариков, — глядя в упор на византийцев, твердо ответил Всеслав.

— Ты лжешь, волхв, и пусть бог покарает тебя за этот грех. Подумай в последний раз и говори: готов ли ты выйти из мрака безверия и принять истинную святую веру в единого и великого бога Иисуса Христа?

— Я всегда жил в вере; она учила нас любви и счастью. Вы же приняли закон и одно послушание! Все мы твердо верили и верим в своих богов. И не от безверия к богу призываешь ты меня шагнуть, а от своего бога к чужому! У всех народов это называется изменой, предательством! Какой же ценой хотите вы наполнить свои храмы?! Если я перейду в вашу веру, мне будет стыдно, стыдно! Неужели надо сделать жизнь адом, чтобы потом получить рай?! С древних времен живем мы на своей земле, и никогда не собирались отрекаться от своих кумиров. И вот пришли вы и требуете этого от нас. Почему? Разве мы бессовестные люди?! Или совесть можно переменять — сегодня была одна, завтра другая?! Люди ведь совесть не сами себе делают; она была, есть и будет одна — сколько солнце светит! Единая совесть у всех людей земли, и каждый ее знает: самое великое на свете — это жизнь, и никто не может ее отнимать! Даже во имя божие! Так учат наши кумиры!

— И наш бог говорит: не убий!

— Тогда вовсе непонятно, зачем измены требуете от меня. Христос говорит: не убий! Наши боги прославляют жизнь; почему же ополчились вы на нас? Почему хотите, чтобы мы сменили совесть?! Ведь в ней вся наша сила, ей первой мы поклоняемся! И нет на земле богов превыше ее. Ваш же Христос учит: не убий своего, но казни чужого! Для наших же богов нет чужих людей, для наших богов нет презренной жизни, всякая жизнь священна! Вы же принесли не любовь, а учение. И говорите, что, кто творит по учению, тот не отвечает перед совестью! Убил человека, но совершил богоугодное дело! Горе несете народам, заменяете совесть словом божиим и хотите утвердить на земле две совести! Как же это возможно?! Разве могут прийти к людям два Христа! Если бы так случилось, они начали бы биться между собой, чтобы собрать себе побольше учеников!

— Опомнись, смерд! Не гневи бога! — закричал Кулик.

— Как могу я молчать?! Вы хотите убить меня…

— Да, всякого нераскаявшегося надлежит убить!

— Значит, смерть есть слуга вашего бога?! Разве не должен он, по вере своей, остановить руку убийцы?!

— Да, должен. Но если не остановит, то, значит, великий грех на том человеке и он повинен смерти!

— Как же может жить среди людей изувер, отнявший по зверству своему или по наущению вашего бога чужую жизнь? Боги сотворили человека! Пусть я не угоден вашему Христу — тогда я прошу его: пусть немедля поразит меня!

Всеслав поднял к небу лицо, протянул вверх руки и прокричал:

— Иисус, я обидел тебя! Убей меня тут, сейчас!

Очнулся от дремы вирник, вскочил на ноги и повернулся к волхву волк — все замерли в ожидании, но ничего не произошло.

— Ты видишь, Кулик? Почему ваш бог не поразил меня? Может быть, ты лжешь, говоря, что он тебе велел это сделать?! Если нет, тогда приступай! Ты порешил, что меня надо убить, сам и исполняй! Вот я беззащитный стою перед тобой, возьми нож и убей меня!

— У каждого на земле свое дело!

— И ты ни в чем не виноват?! Только я виноват?! Но я не знаю за собой вины! Как устоит твой мир — ты велел, он исполнил: все неповинны — лишь я…

— Мы твоей крови не прольем! Ты сгоришь на костре, и душа твоя вместе с дымом уйдет в твое бесовское ирье! По злобной вере твоей! Мы звали тебя к свету, но ты не шелохнулся! Нет места тебе на этой земле!

Кулик спросил о чем-то христиан, те закивали головами, коротко выговаривая свистящие непонятные слова. Вирник сперва поглядел на них, потом снял со стола полотенце, накрыл им голову от слепящего солнца, опять захрапел.

Ужаса еще не было в сердце Всеслава; он слышал приговор судьи, понимал, что наступил конец его жизни, но все это оставалось чужим, будто он мог повернуться, уйти в свою избу и жить там так, как жил до сей поры.

— Слушай, волхв Всеслав, и слушайте все смерды! — начал Кулик. — Возрадуются верные в веселии сердца, ты же и подобные тебе, покорившиеся бесам, молящиеся идолам и устраивающие пиршества в честь Рода и рожаниц Лады и Лели, будете рыдать в судорогах сердец своих!

Все это свершится с тобой и в этой жизни и в будущей! Ты сам отрекся от радостей будущего века, так как вечный покой потустороннего бытия будет доступен только избранным. Тебя же господь бог убьет. А покорные возвеселятся, воспевая истинного бога. Ты же бесовскими словами славишь идолов Рода и рожаниц и губишь пророчества книг. Великое несчастье, зло — не послушаться более мудрых, чем ты сам, или же, понял все, не исполнить воли божьей, объявленной тебе в написанном законе.

— Братья! — попин обратился к смердам. — Услышав все, что сказано вам, откажитесь от бессмысленных деяний, от служения Сатане, от устройства идольских пиров Роду и рожаницам!

Выполняйте, братья, волю бога, как учат нас книги пророков, апостолов и отцов церкви, чтобы получить вечную жизнь при спасителе Иисусе, господе нашем!

Всем бо есть творец бог, а не Род!

Ни единого звука не раздалось в ответ. Кулик толкнул вирника, тот сдернул с лица полотенце, уставился на попина мутными глазами, постепенно пришел в себя и подозвал отроков, Опенка.

Выслушав повеление, дружинники подошли к Всеславу.

— Забирай своего вурдалака и — пошел к сухому колодцу!

Волхв отвязал волка, они вышли на улицу и поплелись к околице. Всеслав все глядел на плетень, укрывающий мальчика, но никого теперь там не видел, а зверь часто тоже озирался и, если отроки подходили близко, грозно скалился.

К середине пути волхв почти обессилел: он едва различал неподалеку от себя какие-то звуки, не отворачивался от слепящего солнца и все шагал и шагал. И даже прошел мимо колодца, но дружинники окликнули его.

В беспамятстве Всеслав послушно перевязал вокруг своей груди веревку, взял на руки волка и полез вниз, в сруб. Зверь защелкал на отроков зубами, захрипел и успокоился, только опустившись на расстеленный полушубок.

Тут по-прежнему недвижимо стоял прогнивший воздух. Всеслав долго тяжело дышал, потом, немного привыкнув, лег на овчину рядом с волком. Тот тоже задыхался и все сглатывал громко слюну.

Что-то уперлось в спину, он пошарил рукой, нашел засохший хлеб. Всеслав разломил краюшку на две половины — одну положил перед волком. Тот понюхал сухарь, но есть не стал. Соловей же отломил несколько кусочков, почти крошек, начал жевать, но уронил руку с ломтем на полушубок и заплакал. Без рыданий, без всхлипываний — просто текли и текли из глаз его беспрестанно слезы. Горячими ручейками они струились по щекам, обжигая шею. Волхв изо всех сил зажмуривал глаза, но слезы не прекращались.

Волк, будто жалея человека, сидел рядом неподвижно. Всеслав видел перед собой зеленые глаза зверя, но он знал, что это не вурдалак — ведь Соловей помнил его щенком, когда тот тыкался мордой в распоротое брюхо волчицы-матери и крошечным серым языком слизывал молоко и кровь.

А рядом тогда лежал мертвый лось, позади белых ребер его мелко дрожало темное блестящее сердце.

Всеслав внезапно с разрывающим все в ним ужасом понял, что его сердце сгорит в огне, превратится в пепел после жуткой муки. Горе так стиснуло волхва, что он застонал и обмер в беспамятстве. Слезы потекли еще сильнее, он рухнул на полушубок.