Сергей Щербаков - Щенки и псы Войны

• Название: Щенки и псы Войны
• Автор: Сергей Щербаков
• Жанр: О войне
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-34830-5

Вторая чеченская… Здесь, как на всякой войне, избыток сильных поступков: и безудержная отвага лейтенанта Трофимова, схватившегося с тремя боевиками, и незаметный героизм пленного Кольки Селифонова, отказавшегося стрелять в своего, и бесшабашная удаль прапора Сидоренко, расстреливающего, стоя во весь рост, атакующих «духов». Рейды, зачистки, засады — тяжелая и опасная работа воина. И если ты, преодолевая страх, выполняешь ее, значит, ты солдат, «пес войны». Наверное, это и есть самое высокое звание, которое можно заслужить в огне бойни…

---

— Откуда ты такой хороший, правильный взялся? — встрял в разговор второй, румяный плотный сержант с бегающими глазами, держа обеими руками картонную коробку.

— Оттуда не возвращаются! — отрезал, мгновенно побагровев, Конфуций и угрожающе передернул затвор; вылетевший патрон, блеснув на солнце медным бочком, упал в двух метрах в дорожную слякоть.

Молодая чеченка в сбившемся на бок платке, почувствовав, что назревает что-то недоброе, отпустила из рук сумку и отпрянула в сторону.

— Значит, своих мочить?

— Из-за этой дрянной сучки?

— С оружием-то все мы — Робин Гуды! А так? На кулачках? Слабо, лейтенант?

Конфуций, не меняясь в лице, протянул свой АКМ Чернышову, стоящему рядом.

— Подержи, Танцор!

— Конфуций, может не надо, — стал отговаривать «собровца» побледневший Чернышов.

— Надо, Танцор, надо.

— Лейтеха! У тебя, наверное, не все дома? Ты хорошо подумал? — с ехидной улыбкой спросил контрактник с коробкой.

— Ну, лейтенант, гляди! Сам напросился! — ухмыльнулся мордастый прапорщик.

— Фонарик тебе теперь ночью точно не понадобится! Освещать округу фингалом будешь! Верно, Игорек? — живо откликнулся третий.

— Вместо прожектора! — вставил Игорек.

— Только в пах, чур, не бить!

— Паша, лейту, точно п…дец!

— Подожди, пусть «разгрузку» сымет, а то еще как бы не запарился, бедолага!

— Не успеет! Отоварим по первое число! — отозвался Паша.

Прапорщик передал оружие товарищу и принял боевую стойку, насмешливо взглянув на Трофимова.

— Ну! Мохаммед Али, гонг?

Ноги бойцов скользили и чавкали в раскисшем месиве дороги. Выбирая для атаки удобную позицию, прапорщик кружился вокруг выжидающего «собровца».

Контрактник, сделав левой ложный выпад, неожиданно нанес молниеносный удар слева, но Конфуций ловко уклонился.

— Неплохо, неплохо, — цедил, криво усмехаясь, прапорщик, наступая.

— Ну, все! Каюк, тебе! — вновь сделав ложный выпад, он двинул Конфуция ногой, но тот отбил удар кулаком и тут же въехал нападавшему в челюсть. Слышно было, как клацнули зубы.

— Ах, вот, мы какие? — вспылил Паша, набычившись.

Размашисто рубя крепкими кулаками воздух, ринулся вперед. Конфуций, парировав серию ударов блоками, изловчился, поймал противника за рукав, крутанул его вокруг себя и быстро присел на колено. Контрактника словно кто-то невидимый оторвал от земли; он, мотнув в воздухе уляпанными «берцами», с которых во все стороны полетели ошметки грязи, влетел головой в забор. Конфуций тут же оседлал его и привычно как на задержании заломил за спину руку. Уткнувшись поцарапанной физиономией в треснувшие доски, прапорщик бубнил:

— Ну, все, лейтенант! Все! Все! Твоя взяла! Хер с тобой! Все! Отпусти же!

Конфуций отпихнул от себя поверженного противника, поднялся, вытер перемазанное колено о серый штакетник забора.

— Ну и здоров, же ты! Но все равно, ты не прав, лейтеха! Нашел, кого защищать! Черножопых! Пошли, ребята!

Злые недовольные контрактники, оставив на земле коробку и сумку, с матерком вскарабкались на уляпанный «бэтээр».

— Ну, ты даешь, лейтенант! — крикнул сверху сержант. — Ловко устроился! «Носорогов», значит, бля, крышуешь!

— Заткнись, «махра»! Памперсы подтяни! — отозвался за Конфуция Свят Чернышов.

— Ладненько! Свидемся еще!

Румяный Игорек, постучав прикладом по броне, крикнул:

— Пингвин! Трогай! Поехали!

Рыгнув удушливым дымом с сажей, БТР покатил вдоль улицы.

— Танцор, дай фляжку! — сказал Конфуций, устало облокатившись локтями на хлипкий забор и уставившись в пространство отрешенным мрачным взглядом. Чернышов достал из-за пазухи Сафроновскую фляжку, которую ему передал для Трофимова капитан Дудаков. Отвинтив крышку, «собровец», выдохнув, сделал несколько жадных глотков. Фыркнул, передернулся, сплюнул.

— Говнюки! Какие все-таки говнюки! — вырвалось у него.

В плен к дудаевцам прапорщик Алексей Трофимов попал осенью 95-го. Ему навсегда запомнился тот роковой в его судьбе день.

Было довольно жарко. В самом разгаре стояло бабье лето. Громко стрекотали кузнечики, прощаясь с теплом. Взрыв раздался неожиданно. Санька Феоктистов, который шел впереди, подорвался на мине, когда они вышли на тропинку за заброшенным коровником с облупившимися стенами и провалившейся гнилой крышей.

Трофимов поднял голову, стряхнул с себя землю. Санек неподвижно лежал на спине метрах в двенадцати от него. Ветерком относило клуб дыма и пыли от места взрыва. От соседнего дома к ним, оглядываясь по сторонам, бежали встревоженные сержант Куприянов и старший лейтенант Заломов. Алексей поднялся и нерешительно шагнул к Саньке. В голове звенело, уши заложило. Он смотрел внимательно под ноги. Вдруг что-то блеснуло на солнце в развалинах бывшей кузни, что маячили в ста пятидесяти метрах от коровника, и очередь оттуда прошлась сбоку от прапорщика по кустам лебеды и полыни. Он упал, вжался лицом в землю и юркой ящерицей отполз назад к коровнику. Из амбразуры развалин рьяно долбили из пулемета, выкашивая, словно косой, все вокруг.

Конфуций, укрывшись за углом, от волнения еле перевел дух и начал короткими жалящими очередями обстреливать развалины. Он чувствовал, что физиономия у него буквально горит, будто надавали хлестких пощечин, ноздри расширились и трепетали от учащенного дыхания. Вдруг, лежащий впереди, окровавленный Санек зашевелился, зацарапал растопыренными пальцами землю и громко закричал.

— Бля! Положит парня, как пить дать! — крикнул подбежавший Куприянов, устраиваясь рядом и поддерживая огнем товарища. — Игорь, долбани мухой!

Старший лейтенант раздвинул и вскинул к плечу гранатомет.

— Погоди! Не высовывайся! Мы сейчас отвлечем гада! — сержант пристегнул спаренный магазин другой стороной.

Куприянов с Трофимовым дружно ударили очередями по руинам.

— Работай! — проорал сержант.

За спиной ухнуло. В развалинах взметнулось пламя. Пулеметчик умолк.

— Прикройте меня! — крикнул Куприянов и, пригнувшись, побежал к Саньке.

Под трескотню выстрелов добежав до него, ухватил за разгрузку и поволок к сараю. У стены он опустил тяжелораненого на землю. Глаза у Санька были словно остекленевшие неживые, смотревшие куда-то сквозь них. Он продолжал дико кричать.

— Говори с ним! — Заломов больно ткнул растерявшегося Трофимова кулаком в бок.

— Что говорить?

— Да о чем угодно! Только говори!

— Тормоши его! Не давай в отключку уйти! — зло бросил старший лейтенант, извлекая шприц с промедолом и вкалывая противошоковый укол. Тем временем Куприянов хладнокровно перетягивал судорожно дергающийся окровавленный обрубок ноги. Затем вытащил из ножен штык-нож и обрубил сухожилия, на которых болталось кровавое месиво оставшееся от былой конечности.

— Еще пакет давай! Посекло, бля!

— Не приведи господь!

— Расстегни ремень!

— Бля!

— Игорь! П…дец, парню!

— Кишки зацепило?

— Не довезем!

— На пакет кепку приложи! И бинтом обмотаем!

— Саня! Саня! Слышишь меня!

— Ни хера не реагирует!

— Санек! Слышишь меня! — Трофимов, держа голову напарника на коленях, настойчиво похлопывал того по щекам.

— Приподыми его! — сказал Заломов сержанту. — Руку просуну!

— Саня! Саня! Это я Алексей! Братан! Узнае…

Слова застряли у Трофимова в горле. За спинами, склонившихся над раненым, Куприянова и Заломова словно из-под земли выросли четверо вооруженных боевиков. Крайний из них, плотный рыжеватый «чех», в тельняшке под камуфляжем с зеленой повязкой на голове, дал очередь в спину ничего неподозревавшему Заломову. Того отбросило вперед на дико орущего Санька. Следующей очередью было покончено с Феоктистовым. Алексея и Куприянова тут же обезоружили.

В лагере под Гехи-Чу Трофимов и Куприянов пробыли почти четыре месяца. Это были четыре месяца ада, четыре месяца страха и унижений, четыре месяца издевательств и избиений, четыре месяца изуверских истязаний и убийств. Контрактники были первыми кандидатами на тот свет. Больных и раненых убивали на глазах у остальных пленных. Устраивая «представление». Куприянов, у которого отняли «берцы» сильно страдал от холода в доставшейся с чужой ноги, разбитой вдрызг, рваной обуви. От обморожения пальцы на ногах у него почернели и распухли: появились признаки гангрены. Адская боль, буквально, рвала его на части, безжалостно скручивала его в пружину. Он страшно страдал, еле ковыляя как древний дед на больных гноящихся ногах.

Особенно изощренно из боевиков зверствовали Ваха по кличке Черный Абрек, заплечных дел мастер, и один молодой рыжий хохол из снайперов. Последний, не церемонясь, резал уши и пальцы.

Это был обычный день ничем невыделяющийся из остальных. Одна группа боевиков с афганцем-инструктором, разложив на разостланном брезенте радиодетонары, готовила из фугасов взрывные устройства, другая же как неприкаянная слонялась со скучающими лицами. Из пещеры появился, зевая, опухший невыспавшийся Ваха, сегодня он был явно не в настроении.