Владимир Аренев - Магус

• Название: Магус
• Автор: Владимир Аренев
• Издательство: Форум
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2006
• ISBN: 5-91134-010-0

Италия эпохи Возрождения, очень похожая на нашу… да не совсем! Здесь в фамильных поместьях обитают призраки, здесь маленький волшебный народец сосуществует с людьми, здесь Церковь дозволила чародейство — и она же создала орден законников-магусов. Всегда найдутся те, кто захочет обратить чудо во вред другим. Магусы как раз и призваны раскрывать преступления, совершенные с помощью магии. «Закон превыше всего!» — вот их девиз.

Но так ли все просто? Черно-белый мир вдруг оказывается многоцветным! — и магус Обэрто уже не знает, кто прав, кто виноват. Заурядная кража фамильных перстней в поместье древнего рода Циникулли оборачивается длинным, запутанным, сложным делом. Погони, выстрелы из-за угла, тайны призраков, веселые проделки волшебного народца, пираты и ювелиры — все перемешалось в этой истории. Фейерверк чудес, калейдоскоп захватывающих приключений! — но когда произойдет чудо настоящее — заметит ли его мессер Обэрто?.. заметишь ли его ты, читатель?..

В книгу также вошла повесть «Заклятый клад» — фэнтези, основанная на украинской демонологии.

---

Все это очень явственно отражается на лице распорядителя. Он подходит к окну, по-прежнему оттягивая воротник, вздыхает полной грудью, оборачивается к Обэрто и разводит руками:

— Нет так нет, мессер. Что-нибудь еще передать синьору Леандро?

— Ничего. Если я захочу с ним связаться, ваши услуги мне не понадобятся. — Раздуванье щек и ничего больше, но Обэрто вдруг захотелось созорничать. Наверное, передалось настроение Фантина, только что вошедшего в комнату и увидевшего на столе три увесистых мешочка с монетами.

— Всего хорошего, — кланяется распорядитель. Он неприязненно зыркает на «виллана» и уходит.

— Что будешь делать с деньгами?

— Я, мессер? Хэх… я… — Фантин с недоверием касается самими кончиками пальцев ближайшего мешочка. Потом, осмелев, берет и взвешивает на ладони. — Тяжеленный! И что, это вправду все мое?

— Несколько монет я возьму себе: стандартная плата за услуги и на проезд до Роммы. Остальное — твое.

Обэрто, улыбаясь, ждет реакции, хотя знает, почти наверняка знает, какой она будет. Никакого чтения мыслей, просто догадался: два мешочка из трех «виллан» сейчас унесет, пробормотав какие-то невнятные пояснения. Спустившись по скрипучей лестнице, покинет «Сапог» и отправится в порт, в рыбацкий поселок, найдет там Марка, старичину Марка, Марка, которого со вчерашнего утра зовут Погорельцем, найдет и вручит оба мешочка, и поспешит уйти, потому что «и так тошно, приятель, а ты тут со своими благодарностями душу напополам рвешь! Бери — и чтоб отстроил все лучше прежнего, и соседям помоги, не жмись, они ж из-за тебя, считай… ладно, молчу. Ну, бывай», — и, возвращаясь на постоялый двор Рубэра Ходяги, Фантин пойдет не спеша, ибо совесть его с некоторых пор если и не чиста абсолютно, то уж чище, чем несколько дней назад, заботиться о будущем нет нужды, и вообще денек сегодня такой, что к поспешности, деловитости не располагает: хочется шагать, глядя по сторонам, раскланиваясь с каждым встречным, подмигивая симпатичным барышням (а несимпатичных в Альяссо испокон веков не бывало!); Фантин будет идти так медленно, что Обэрто успеет переговорить с «голосом» Папы Карло, отдать младенцев на попечение второй кормилице (первая одна не управляется — оно и понятно!) и даже вздремнуть часок, пока оба малыша за стенкой сосут молоко и, в перерывах, переговариваются между собой с помощью жестов да почти внятного бормотания.

Зачем приходил «голос»? Попрощаться от имени Папы. Сообщить, что дон Карлеоне никогда не забывает об оказанных ему услугах и всегда платит по счетам. Разумеется, заказ синьора Леандро решительно отклонен, более того, подесте недвусмысленно дали понять, что обращаться с подобными просьбами к кому-либо из «уборщиков» Альяссо бессмысленно, даже опасно для здоровья некоторых власть имущих. И пусть мессер Обэрто не переживает, что прибегнул к помощи такого не совсем… как бы это выразиться… не совсем обычного партнера. Законность, может быть, и не соблюдена, однако и не нарушена. А вот справедливость, насколько понимает дон Карлеоне, восстановлена. Он, мессер, в первую очередь за справедливость. А вы?

Еще Vox larvae пожелает магусу счастливого пути — и от себя, и от Папы. Кстати, что передать почтенному Барбиалле? Нет-нет, никто не сомневался, что вы помните. Просто сьер Риккардо волнуется, поймите его правильно. Проделки того пуэрулло вроде бы прекратились, но вы так неожиданно покинули док, что… Непременно заглянете и решите этот вопрос? Сегодня же, ближе к вечеру? Чудесно, чудесно, я так и передам!

С тем «голос» и откланяется — зато придет вторая кормилица, Обэрто объяснит ей что к чему… ну, об этом мы уже рассказали.

А дальше?

А дальше будет предвечерье, окрашенное в мягкие пастельные тона. Обэрто встанет, удивляясь, какими причудливыми порой бывают сны. Всего он не помнит, только как колола подбородок и руки солома, да что снизу, с заднего двора (откуда «снизу»? с какого двора?..) воняло свежими кожами. Он плеснет из таза в лицо холодной воды, дабы окончательно стряхнуть клочья этого сна, — и как раз вернется Фантин, немного навеселе, но — парадокс! — грустный.

— Можно с вами поговорить, мессер?

— Конечно. Что-то стряслось?

— Я думал… ну, про перстни и все такое. Ведь вы же солгали синьору Бенедетто, да?

— Я не сказал ему всей правды, — спокойно согласится Обэрто. — А он волен был трактовать услышанное, как заблагорассудится. Подозреваю, что синьор Бенедетто сделал это неправильно.

— А Малимор?

— Малимор, как я и просил его, навестит нас сегодня ближе к ночи и принесет настоящие перстни. Где он их держит, я не знаю. Так что я действительно не лгал.

— И закон не нарушали?

Магус помолчит, вглядываясь в темнеющую улицу, где вот-вот начнут зажигать фонари.

— Помнишь, мы говорили о двух законах, небесном и земном? Первый всегда с нами, в нашем сердце, второй…

— …написан людьми, чтобы примирить в нас две природы. Помню.

— Ну так вот, на сей раз я руководствовался сердцем, данным мне от Бога, а не «сердцем общества», созданным людьми. И поэтому фактически нарушил некоторые из человеческих законов, однако, не преступил других, более важных.

— По-вашему, это правильно? Ну, то есть, я хочу сказать, такая отговорка — она же очень удобная, да? «Мое сердце подсказало мне, что это будет справедливо, и я убил» или там «украл». Чего проще — свалить все на сердце!

— Нет, — покачает головой магус. — Убить или украсть проистекает не из сердца. Такое могут диктовать тебе ум или чувства, но не оно. Более того, каждый, положи руку на сердце, согласится с этим. — Он умолчит, а Фантин, хоть наверняка вспомнит о том, что случилось утром, не станет напоминать. Утром… утром произошло нечто из ряда вон выходящее, такое не меряют общей меркой; да и, прав Обэрто, то, что они сделали, было продиктовано в первую очередь велениями их сердец. — В жизни, — продолжит магус, — мы часто оказываемся перед выбором, который кажется нам неравноценным: чересчур много заманчивых и блестящих посулов на одной дороге, слишком сложной кажется другая… Обычный человек выберет первую: так проще, уютней, так, наконец, принято. Вот только иногда… иногда наступает время идти по другой.

— Но вы же законник!

— Я и говорю: удобная, ровная дорога. Кстати, быть «вилланом» тоже легче, чем отказаться от привычного образа жизни и последовать велениям своего сердца. Спроси у него, куда тебе дальше идти, что делать.

— А что теперь будете делать вы, мессер? Ведь вы же нарушили…

— Сейчас я намерен прогуляться в доки и переговорить с клабаутерманном. Хочешь — пойдем со мной.

Фантин согласится. Заглянув в соседнюю комнату и проведав младенцев (спят, спят! все у них в порядке; кормилица тоже вон прикорнула), Обэрто и «виллан» спустятся в зал, задержатся ненадолго, чтобы переговорить с Рубэром Ходягой («Когда б я знал, мессер! Когда бы знал!.. Такая молодая — и умереть, оставив двух детей! Подумаешь, и сердце кровью обливается. Утонула… а ведь еще вчера… Эх, что говорить!») — хозяин «Сапога» будет сокрушаться и корить себя за то, что когда-то обвинил Марию в краже молока; Обэрто вежливо выслушает его и только потом выйдет на улицу.

Где уже будут гореть фонари — как раз над входом в «Сапог».

В их свете фигура любого — отличная мишень, даже криворукий попадет.

А уж просто немой и подавно!

…Обэрто улыбается: сейчас едва-едва перевалило за полдень, только что вошел Фантин и растерянно глядит на принесенные от синьора Леандро деньги, хотя «виллан» уже решил (а магус это знает), что будет с ними делать. В это самое время распорядитель, страдающий от жары, вышел на мостовую, еще раз оттянул воротник указательным пальцем, покосился на окно комнаты, которую снимает Обэрто (оно открыто, но — проклятье! — не просматривается оттуда, где залег стрелок); распорядитель возвращается на виллу, чтобы передать: предложение отклонено, знак об этом он дал, так что не стоит беспокоиться, синьор Леандро.

Не стоит беспокоиться! Даже если мститель заснет (а он заснет — и ему приснится странный сон, в котором за стеной будут причмокивать два младенца-близнеца), все равно проспит он недолго и проснется вовремя. Успеет взять на прицел дверь «Стоптанного сапога», успеет натянуть тетиву, когда у входа появится знакомая ненавистная фигура.

Выстрелить успеет.

Попадет.

Потом его, конечно, скрутят подмастерья Лавренца Кожевника, даже как следует изобьют, не поглядевши, что синьор, — а толку?

Дело сделано, сказал бы им, улыбаясь, синьор Грациадио, если бы мог говорить.

А так он будет только улыбаться, уверенный, что отомстил — не за синьора Леандро, постылого как-бы-отца, не за презренный род Циникулли, но за себя, за свою мать, чье доброе имя было опорочено магусом. Доказал, что не зря, кроме кроликов, в гербе его фамилии есть еще и шпаги.