Клэр Сэмбрук - Игра в прятки

• Название: Игра в прятки
• Автор: Клэр Сэмбрук
• Издательство: Фантом Пресс
• Жанр: Триллер
• Год: 2007
• ISBN: 5-86471-382-1

Позвольте представить вам Гарри Пиклза. Ему девять с хвостиком. Он бегает быстрее всех в мире, и у него самые красивые на свете родители. А еще у него есть брат Дэн. И вот однажды Дэн исчез. Растворился. Улетучился. Горе сломало идеальное семейство Пиклзов, родители винят себя и друг друга, и лишь Гарри верит, что найдет, обязательно найдет Дэна. Поэтому надо лишь постараться, сосредоточиться, и тогда все вернется — Дэн, папа, мама и счастье.

«Игра в прятки» — горький, напряженный, взрывающийся юмором триллер, написанный от лица девятилетнего мальчика. Очень искренняя, прямая книга, в которой грустное и смешное идут рука об руку. Как свыкнуться с потерей, как научиться жить без самого близкого человека? Как сохранить добро в себе и не запутаться в мире, который — одна большая ловушка?

---

— Гарри, это доктор Фаргисон, — сказал папа. — Он занимается мамой.

Я поперхнулся слюной.

— Наконец-то мы познакомились, Гарри!

Доктор больно сжал мою руку.

— Не переживай, Гарри, я помогу твоей маме.

Он повел нас по бесконечным узким коридорам. Навстречу нам попадались какие-то люди, и я никак не мог понять, кто они — врачи, пациенты или посетители. У одной двери он остановился и постучал, затем распахнул дверь и объявил:

— Пэт, к вам гости!

Как будто мама сама нас не узнала бы.

Загар, зубы, огромный рот. Всем этим мы любовались, пока мама не опустила журнал. Она чуточку растянула в улыбке губы, белые и сухие, как у папы. На ее запястье я разглядел маленький кусочек пластыря. Я решил, что в это место ей ставят капельницу.

Я подошел и поцеловал ее. От нее пахло больницей. Папа тоже поцеловал ее. Точнее, чмокнул. Когда он погладил ее ладонь своей, я узнал звук шуршащей папиросной бумаги.

— Как школа? — спросила мама.

Я мог бы рассказать ей про диаграммы Венна, которые мы изучали в школе. О том, как мы должны были разделиться на группы, и Питер с Терри, как всегда теперь, оказались в одной группе, а я вообще остался один. И как учительница попросила придумать примеры — что можно «описать» диаграммой Венна. Адриан Махуни сказал:

— Например, кто-то болеет за «Челси», мисс, а кто-то за «Арсенал».

А Май Сисей сказала:

— Или, например, у кого-то есть братья, а у кого-то сестры.

— Да, — добавил Брайан Смит. — А те, у кого нет ни братьев, ни сестер, могут встать там, подальше.

И ткнул пальцем прямо в мою сторону.

Я мог рассказать, как всему классу сразу стало стыдно и как Кайли Келли повернулась ко мне, прикусила язык и расцарапала свою болячку. Даже она поняла, что теперь там мне самое место. Особенно после того, как моя мама украла чужого ребенка.

— Мама задала тебе вопрос, — сказал папа.

— Во вторник я иду на вечеринку, — соврал я.

— Молодец, — кивнула мама.

— Как самочувствие? — спросил папа.

— У меня постоянно сохнет во рту.

— Прекрасно! — воскликнул доктор Фаргисон, пятясь к двери. — Скоро она сможет выходить из комнаты и общаться с другими в Инвалидной комнате.

«Нашли инвалида», — хотел сказать я, но подумал, что только хуже маме сделаю.

Доктор Фаргисон опять глупо ухмыльнулся, потрепал меня по подбородку, словно я какой малыш пятилетний, и сказал:

— Меня зовут Боб, понимаешь, что это значит, Гарри?

Без понятия.

— Строитель Боб, мы все исправим? Конечно!

Меня чуть не вырвало.

Мама с папой затянули нудный взрослый разговор о соседях, о папиной работе и о том, кто перешел на другую работу, а кто переехал, — короче, обо всякой ерунде. Лишь бы занять чем-нибудь бесконечный серый промежуток времени до того момента, когда нам можно будет наконец поехать домой.

По дороге к выходу папа зашел в туалет. Я ждал его около комнаты санитарок, чтобы не столкнуться нос к носу с психами.

— О чем ты говоришь, Саманта, ничего хорошего! — орал доктор Фаргисон в телефонную трубку. — Какой-то кретин врезался в мой «порш», чтоб ему!

Приклеенная ухмылка растворилась без следа.

27

Я обещал папе, что никогда больше не скажу «психушка».

Рассказать, что мы делали все эти месяцы, пока мама лежала в больнице? Мы с папой регулярно убирались в доме, покупали продукты, каждый день ели свежие фрукты. Мы делали уроки, которые мне задавали в школе, мы стирали, а это было необходимо, потому что те мои сны про машину и Дэна снова вернулись. По вечерам мы тренировались, как будто готовились к чемпионату. Время от времени заглядывал Отис.

— Тебе надо поработать с грушей, Доминик.

— Нет, Отис, нет. Я слишком устал.

Я продолжал прыгать и колотить руками воздух. Как настоящий боксер. Правой, правой, левой, левой.

— Поверь мне на слово, Доминик. Тебе это очень нужно.

— Отис, не могу.

Неужели он не видит, как осунулся и похудел папа? Он стал похож на людей, больных СПИДом, их показывали по телевизору. Настоящий скелет, покрытый тонкой желтой кожей.

Левой, правой, левой, правой — продолжал я.

Клево. Когда боксируешь, в голове не остается мыслей.

— Можешь. Человек не знает, на что способен, пока не начнет что-нибудь делать. Потренируйся с грушей две-три минуты. Начинай. Прямо сейчас.

Отис клацнул кнопкой секундомера.

Вот свалится папа замертво, будет тогда Отис знать.

Папа поднял руки к груди, встал в позицию. Глянул на ноги, переступил. Вот бедняга, ему еще и за ногами следить нужно. Папа прищурился на грушу, ударил.

Хлоп.

— Соберись, Доминик, соберись. Давай, дружище. Врежь ей.

Папа выдал целую серию ударов.

Хлоп-хлоп-хлоп.

— Тьфу, Доминик, ты меня позоришь. Все сначала. Запускаю секундомер. Пошел!

Зачем он так с папой?

— Ноги врозь!

Папа расставил ноги пошире. Отис ткнул пальцем в выключатель. Двор осветился, папина тень запрыгала по земле.

Хлоп, хлоп.

— Никуда не годится. Давай, дружище, врежь по-настоящему.

Хлоп-хлоп.

— Ну, врежь как следует, черт бы тебя побрал!

Отис всегда подзадоривал нас. Все мы, боксеры, подзадориваем друг друга. Я еще не говорил, что папа увильнул от тренировок — якобы устает здорово, он же еще и в школе врачом подрабатывает — и передал меня в руки Отиса? Ну, ладно. Сейчас я про подзадоривание. Это тоже часть тренировки. К этому можно привыкнуть, но все-таки не в такой степени.

Топ-топ-топ-топ. Вроде бы папа неплохо справлялся. Что Отис от него хочет?

Хлоп-хлоп-хлоп.

Отис схватил его за плечи, развернул к себе, уставился прямо в глаза и прошипел:

— Я хочу увидеть твою злость, Доминик. Давай. Врежь по этой чертовой груше. Вложи всю свою злость.

Он так шипел, что даже слюной брызгал в лицо папе. Потом крутанул папу назад, толкнул к груше. Папа стер пот перчаткой, резко выдохнул. Глаза его загорелись.

— Ну, дружище, вперед!

Точно, пап, врежь как следует — хлоп! — Отису по роже. Пусть заткнется.

Топ-топ.

Я уже мог прыгать двадцать раз на одной ноге и двадцать на другой. Если вы в боксе не спец, то вряд ли поймете, что это просто класс!

Папа смог, честное слово, он смог! Он молотил мешок, молотил, подвывая всякий раз, когда его кулак впечатывался в грушу.

Ну и удары. Одна мощь, никакой техники.

А Отис не возражал.

— Бей не по человеку, а сквозь него, — советовал он, словно папа и вправду молотил кого-то живого.

Уличные фонари заморгали и разгорелись.

— Хватит, — сказал Отис. Очень тихо.

Папа не услышал бы, даже если бы Отис кричал ему прямо в ухо. Он был где-то далеко, он все дубасил, дубасил, дубасил по груше.

Я закончил сто прыжков и начал упражнения на растяжку.

Папа молотил и молотил грушу, пока не выдохся. Наконец он упал на нее, обхватил двумя руками и заплакал.

Папа заплакал.

Отис подошел к нему, обнял вместе с грушей, прошептал:

— Ничего, ничего, поплачь, поплачь, дружище.

А папа всхлипывал, уткнувшись в широкую грудь Отиса.

Сквозь слезы папа прошептал что-то, я не расслышал что, потому что мимо промчался поезд. Когда огни поезда растворились в темноте, я услышал:

— Хуже всего неизвестность. Неизвестность. Неизвестность.

Только это он и говорил.

Я смотрел на поредевшие папины волосы, на худые плечи, на обвисшие штаны, впалый живот, худые ноги. Он не болел ни раком, ни СПИДом. Он болел от того, что ничего не знал. От неизвестности. Она съедала папу изнутри. Я аккуратно свернул свою скакалку и положил ее на место, как учил Отис.

28

Папа с силой хлопнул крышкой багажника. Так сильно и не надо было. Потом открыл для мамы дверцу. Мама не садилась в машину, она стояла, вцепившись обеими руками в потресканную кожаную сумку. Мама с ней никогда не расставалась. Сумка досталась ей от ее мамы, моей бабушки. Вместо того чтобы сесть, мама повернулась к дому и закричала на всю улицу:

— Мы Не Можем Бросить Гарри!

Воздух вышел из меня со свистом, как будто меня ударили в солнечное сплетение:

— Со мной все будет в порядке, мам. Честно.

— Ты уверен, Гарри?

Уверен или нет? А вы бы что выбрали: десять дней в дождливой и мрачной Шотландии с сумасшедшей матерью и скелетом вместо отца или десять дней с Отисом и Джоан, когда вас каждый день из школы будет забирать самый настоящий, сильный и смелый пожарник? Я был уверен. Еще бы.

— Пэт, мы не спустим с него глаз, — пообещала маме Джоан. — Отис убьет меня, если я отпущу Гарри от себя.

Все мы напряглись.

«Отис убьет меня».

Ты и не замечаешь таких слов, пока у тебя не пропадет младший брат.