Всеволод Иванов - Императрица Фике

• Название: Императрица Фике
• Автор: Всеволод Иванов
• Издательство: Хабаровское книжное издательство
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1985

В книгу Bс. H. Иванова включены три повести о русской старине, воскрешающие для современного читателя некоторые поворотные моменты истории становления и этапов развития русской государственности в XVI, XVII и XVIII веках. В «Иване Третьем» изображено время конца татаро-монгольского ига и укрепления могущества московского князя, собравшего под свою руку разрозненные русские земли, мелкие княжества и города и положившего начало европейской политике Русского централизованного государства. В «Ночи царя Петра» даны картины борьбы старого боярского уклада против петровских реформ. «Императрица Фике» — документальная хроника начального периода той яростной борьбы, которая сопровождала появление России на мировой арене, — интриг и заговоров вокруг русского трона. Все три повести написаны на конкретном историческом материале, подкрепленном выдержками из писем, указов, летописей и хроник того времени.

---

Фридрих бородкой пера почесал клювастый нос. Посмотрел в окно. Весна! И какая счастливая весна! Сегодня можно будет немного помузицировать — где же моя флейта! Давненько я не играл! О, не до музыки было…

И перед королем пронесся снова невыносимо жаркий августовский день. Кунесдорф. Топот кавалерии Зейдлица, идущей в атаку… Вот она вся с маху валится в овраг. Русские гаубицы громят прусские ряды в кровавое месиво, в кашу из мяса, костей, внутренностей, среди которых еще блестит чей-то медный кивер… Стальная стена русских. И он сам, прусский король, подпрыгивающий от страха на месте, истошно вопящий:

— Притвиц! Ротмистр Притвиц! Спасай, спасай твоего короля!

«Нет, — думал король. — Больше производить таких рискованных опытов нельзя! Пруссия теперь — это человек израненный, ослабленный от потери крови, всего более нуждающийся в лечении… В бережливой заботе. Такой человек отдохнет и снова станет сильным. Пруссии нужен бальзам мира… Политика должна быть мирной. Никаких войн! Тем более что ты теперь свободен и с русским царем можно делать что угодно… Но, допустим даже, если этого дурака и сбросят с трона, кто же его заменит? Только юродивый Иванушка из Щлиссельбурга, в своей тюрьме не видевший за всю жизнь человеческого лица… Или…. Она? О, какая бы то была удача!

А может… Может быть, и Фике — на троне! Вот это мог бы быть мастерский ход моей политики! Моей прозорливости! Гениально! О, она — она имеет шансы… Она умна! Она ведет себя, словно кружево вяжет… Ха, недаром везде говорят, что Фике — моя дочь… О молодость, молодость, где ты? Стихи!… Луна! Любовь! Ну и все, что было когда-то… Иоганна была тоже молода. Все это в прошлом. Или в будущем? А теперь прежде всего надо полностью использовать царя Петра…»

И 24 апреля граф Воронов и прусский посланник кавалер барон Гольц подписали договор о мире между Пруссией и Россией.

«Для того, чтобы доказать всему свету явное и несокрушимое доказательство бескорыстия своего, равно доказать и то, что его действия проистекают из полного его миролюбия, император всероссийский сим обещается и обязывается формально и торжественно — возвратить его королевскому величеству все области, города, места, крепости, земли, его королевскому величеству принадлежащие, кои в течение сей войны российским оружием были заняты. И выполнить это в срок два месяца, причем император всероссийский признает все возвращенное справедливо а законно прусскому королю принадлежащим…»

Мир!

В честь этого акта, как водилось тогда, была выбита медаль с изображением богини мудрости — Минервы, с надписью по-латыни:

«МИНЕРВЕ — МИРОТВОРИТЕЛЬНИЦЕ»

Ретирада русских войск из завоеванной почти Пруссии теперь разворачивалась в размерах и в темпах куда более значительных, чем даже при покойном фельдмаршале Апраксине.

Побежденный Фридрих торжествовал победу!

Об измене отечеству своего царя-самодержца заговорили теперь не только солдаты — заговорила вся Россия.

— Пруссаки уже в Опочке! — говорил Петербург. — Царь пустил пруссаков в Россию!

— Петр продал пруссакам русских солдат! Академик Михайло Васильевич Ломоносов кипел негодованием:

О стыд, о странный поворот!
Видал ли кто из в свет рожденных,
Чтоб победителей народ
Отдался в руки побежденных?

И вставал по всей стране гнев, гнев глубокий, народный, до времени тайно таимый, затяжной, словно низовой лесной пожар.

Петр Третий сам не понимал, что творил. И на хитрые упреждения короля Прусского о возможном восстании он отвечал так:

«Что же касается русских и того, что русские будто бы меня не любят, то я скажу, что они давно бы навредили мне, если бы это было так. Ведь меня охраняет только господь бог, я всегда хожу один по улицам — это вам подтвердит ваш Гольц. О, кто знает, как обращаться с русскими, кто знает, как подойти к ним, тот от них всегда безопасен!»

В мае, при большом стечении народа, с Адмиралтейской верфи были торжественно спущены два новых 74-пушечных корабля русского военного флота:

«Король Фридрих» и «Принц Жорж».

Зимний дворец в апреле еще не был окончательно отделан, хотя работы шли день и ночь, почему празднование заключения мира пришлось отложить до мая, когда наконец был готов ряд огромных зал с видом на Неву.

Празднование мира началось 10 мая… Утром в Казанском соборе отслужили обедню, потом молебен. Был парад войскам на Марсовом поле, грохотали пушки с верков Петропавловской крепости, на зеркально-синей Неве стояли корабли, галеры, яхты, трепетали разноцветные флаги… На площади против дворца народу было выставлено угощение — бочки с пивом и вином, жареные быки… Народ толпился, однако особого веселья не обнаруживал… Крестьяне в армяках, в валяных шляпах, горожане в немецком платье смотрели в цельные стекла нового Зимнего дворца, где на раскрытых балконах мелькали цветные кафтаны, платья, откуда неслась музыка…

А когда с крыши дворца на ту сторону Невы в Петропавловскую крепость сигналили флагом, крепость отвечала громовым дымным салютом на каждый тост за царским столом….

Всех веселей, всех пьяней был сам император Петр Третий. Бледный, в синем прусском мундире, с блуждающим взором, он вдруг во полупире поднялся, вытянулся во фрунт и, обратясь к портрету короля Прусского, висевшему как всегда напротив его кресла, поднял хрустальный бокал и возгласил здравицу:

— Королю Прусскому, моему повелителю, гению и надежде человечества — ура!

— Ура! — подхватила пышная пьяная застольщина. — Виват! Ура!

Люди кричали, пряча взгляды, не глядя друг на друга, никто протестовать не смел. Крепостные пушки из-за реки били так, что все стекла дрожали!

Барон Гольц с надменной улыбкой осмотрел залу и вдруг увидел: сидевшая в отдалении от супруга императрица Екатерина при тосте одна не встала с места. Она опустила глаза на скатерть, мяла в руке розовый цветок. Не подняла бокала.

Перегнувшись через спинку высокого кресла, Гудович зашептал в ухо царю:

— Она, она-то не пьет!

Петр пошарил вокруг бешеными глазами, увидал жену. В скромном, полутраурном платье Фике сидела неподвижно, словно мраморная статуя.

В зале наступило молчание… Все пышные персоны, все дамы, вся придворная челядь обратили свои взоры на этот разыгрывающейся между мужем и женой молчаливый, тихий, но смертельный бой: бой за трон.

— Почему же вы не пьете здоровье его величества? — по-французски завизжал Петр, не выдержав первый молчания. — Как вы смеете не пить?

Екатерина не отвечала. Опустив голову, скорбная, подавленная, она казалась печальной матерью, тоскующей о потерянных детях… Перед пьяной застольщиной встал образ покойной царицы Елизаветы Петровны.

Ответа не было.

— Дура! — закричал тогда император по-русски и так, что его истошный визг зазвенел под розовым плафоном потолка. — Дура! Я вам покажу, что значит быть верным!

Пьяно покачиваясь и спотыкаясь, император сбежал с возвышения, на котором стояло его кресло, обежал кругом длинный стол и прямо перед портретом прусского короля рухнул на колени. Воздев вверх обе руки, он вопил:

— Государь мой! Ты видишь — я верен тебе… Клянусь, со мной верна тебе и вся моя Россия!

От неловкости никто не поднимал головы, не смел взглянуть на пьяного высочайшего шута, однако все осторожно следили за императрицей. Она по-прежнему молчала, опустив голову, уронив руки на колени, и крупные слезы блестели на полузакрытых глазах…

Пир продолжался. Наступил вечер. В окна дворца с Невы уже лился закатный свет, мешался со светом свет в бесчисленных хрустальных люстрах и бра, на судах сияла иллюминация, играла на лодках роговая музыка, пели песенники… На площади продолжала стоять молчаливая толпа, не отрываясь смотрела в освещенные окна, откуда неслась музыка, где мелькали тени танцующих.

Было еще не вполне темно, как над Невой вспыхнул фейерверк. Стучали, гремели бураки и шутихи, крутились на плотах золотые колеса, пылали разноцветные фонтаны огня, ракеты, римские свечи, бесчисленные, как звезды, летели в вечернее небо. Все это, отражаясь, двоилось в зеркале Невы. Только средина огромного огненного фронта оставалась темной… Но вот вспыхнула и она: две огромные, сияющие, величественные женщины — Россия и Пруссия — протянули друг другу объятья, от них в темно-серой Неве бежали цветные-огненные змеи. Толпа стояла потрясенная искусством хитрых немцев… ~

В зале все были так прикованы к окнам волшебным фейерверком, что никто не заметил, как императрица Екатерина удалилась из залы. Она уехала в свой старый дворец, сидела в своей уборной, ждала, ждала…

Верный ее камер-лакей Шкурин как всегда вошел без стука.

— Он пришел?

— Так точно, ваше величество! Изволили прибыть!