Борис Казанский - В мире слов

• Название: В мире слов
• Автор: Борис Казанский
• Издательство: Авалонъ, Азбука-классика
• Жанр: Языкознание
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-903605-16-3, 978-5-352-02279-5

В книге, написанной известным филологом, в популярной форме рассказывается, как возникает речь, как мы учимся говорить, каким количеством звуков обходимся, какие образы возникают в нашем сознании, когда мы произносим слова. Идет также речь о происхождении слов. Материалы, подобранные со знанием дела, подаются в живой манере, они интересны н доступны пониманию массового читателя.

---

Латинские формы этих слов были пира (и краткое) и верум (е долгое). Очевидно, сардинский явык сохранил это различие — Сардиния была захолустным островком, где старина, естественно, держалась крепче, — а в других языках различие утратилось, и оба первоначальных звука слились либо в и, либо в узком э.

Если бы латинские формы этих слов были нам неизвестны, то все же из различия сардинских форм мы должны были бы заключить, что все эти романские формы восходят к латинским пира и верум.

Так строятся лингвистические вертикали.

Имеется, например, такое соответствие: русское голова, южнославянское глава, западнославянское глова, литовское галва, или: ворон, вран, врон, варнас, то есть при лир гласный звук может стоять впереди или сзади, или и там и там, положение его безразлично. Наше чёрен в старину писалось чьрнъ и чрьнъ: в южнославянском Црна Гора — это Черногория. Но известно, что л и р — полугласные. Можно заключить, что именно потому гласный при них безразличен и даже необязателен — древние формы были, очевидно, гълва, чьрнъ (где ь, ъ означают неопределенный краткий гласный вроде первого гласного в словах переход, голова. Так реконструируются первоначальные формы, «праформы».

И вот реконструированное таким образом кунинг — древняя форма немецкого кениг (король), находит себе совершенно точное и отвечающее строю славянских языков соответствие в нашем князь, старинное къненг, а древнейшая форма этого слова, которую удается реконструировать, — кунингаз, она обнаруживается как древнее заимствование в финском языке. Это ли не блистательное подтверждение закономерности и точности соответствий!

Когда Менделеев составлял свою «периодическую таблицу», в ней оставалось немало пустых мест. Тем не менее он мог уверенно утверждать, что эти только предуказанные теоретически элементы должны обладать свойствами, соответствующими их местам в таблице, и действительно, когда эти элементы были обнаружены, то предсказания нашего великого химика полностью оправдались. Нечто в этом роде делает и сравнительная грамматика.

Что же собственно означают эти соответствия и несоответствия? Наверное, они означают нечто весьма значительное. Надо думать, что звуки языка изменяются не случайно, а так же закономерно и так же в зависимости от исторических условий, как и грамматика и словарь. Когда-нибудь наука дознается, почему польский язык — единственный из всех славянских — сохранил носовые гласные и почему они имеются также только во французском языке, а в испанском и итальянском их нет. Или почему севернорусское наречие сохранило старое оканье — произношение неударного о как о, а в среднерусском (московском) оно заменилось аканьем: мы произносим неударное о как а, например, голова звучит как галава и даже гылава.

Зато некоторые исторические заключения можно сделать.

В первое время, лет сто назад, представляли себе образование индоевропейских языков как последовательное обособление индоевропейских наречий от общего ствола и дальнейшее разветвление их, в свою очередь, на отдельные поднаречия и так далее, в виде «родословного дерева». Но это было, конечно, очень упрощенное представление. Тем более что последовательность этих обособлений была совершенно неясна, да и обособления были далеко не полными.

Известно, что окраины, а тем более области, отделившиеся от материка страны, обычно сохраняют старые черты быта, культуры, в то время как Центральные области переходят к новым. Об этом единодушно свидетельствуют этнография, фольклор, история и археология. И то же явление наблюдается и в языке. Французы в Канаде, немецкие колонисты в Венгрии, испанские евреи в Греции, немецкие у нас — сохраняют черты языка, которые они вынесли из своей родины, так что по таким переселенческим формам можно даже установить, из какого района и когда именно произошло переселение. Пушкин, живший в начале XIX века, писал и говорил по-французски, как француз XVIII века, потому что его учителями были эмигранты эпохи французской революции 1789–1794 годов.

Естественно, что переселенцы, оторванные от основной массы населения, остаются ограниченными в дальнейшем развитии языка, так как лишены того притока живой речи, который открыт со всех сторон массе народа, остающегося на родной земле. Естественно также, что они и ревнивее держатся традиций, вынесенных когда-то с родины.

Этот принцип можно приложить и к индоевропейским языкам.

Если западноевропейские языки сохранили исконные к, г, х там, где восточные обратили их в с, ш, как немецкое хундерт при славянском съто, а латинское кентум только гораздо позже обратилось в центум, а затем в итальянское ченто и французское сен(т), то мы вправе заключить, что западные языки были окраинными или переселенческими по отношению к восточным. И тут дело, конечно, не в каком-то таинственном влиянии Востока или Запада, так как хеттский язык в Малой Азии и тохарский в китайском Туркестане тоже сохранили эти исконные г, к, х.

И действительно, все говорит за то, что древнейшей областью распространения индоевропейских племен была полоса от Кавказских гор и Дона до Карпат и Балтийского моря. История и археология свидетельствуют определенно, что западные племена — греки, италики, кельты, германцы — являются пришельцами на Балканском и Апеннинском полуостровах и в Центральной и Западной Европе.

Об этом же красноречиво говорят, с другой стороны, резкие нарушения общеиндоевропейской фонетики в этих именно языках вследствие смешения индоевропейских племен с туземным населением, покоренным ими. В греческом обнаруживается множество слов, заимствованных из догреческо-го языка туземцев. В латинском большие перемены в строении слов вызвало изменение ударения. Фонетика и морфология кельтских языков также сильно были нарушены.

Но больше всего изменений претерпел германский язык. В нем не только не сохранилось исконное индоевропейское ударение, но и вся система звуков речи совершенно исказилась, особенно в Южной Германии, где индоевропейские пришельцы несомненно сильно смешались с коренным до-индоевропейским населением. Поэтому выходцы из Южной Германии, даже долго прожившие в России, вместо пожалуйста выговаривают боша-люста, а вместо добрый говорят топрый. Этим объясняется и немецкое фатер (Vater) вместо индоевропейского патер, и немецкое пфайфе (Pfeife) из латинского пипа (дудка, трубка). И как раз эти особенности — неразличение глухих и звонких звуков речи — характеризуют доиндоевропейские языки Южной Европы и Средиземноморья.

Немецкий язык оказывается наиболее исказившимся из всех индоевропейских наречий. А немецкие фашисты кричали о чистоте германской расы!

Напротив, славяне со своими исконными соседями — балтийцами к северу и северо-востоку и иранцами на востоке и юге — остались на своей древней родине, родине всего индоевропейского племени.

2. Лингвистическая археология

Слова-соответствия, которые удается обнаружить в языках индоевропейской семьи, принадлежат очевидно к их общему наследию, к лежащему в их основе общему слою индоевропейской культуры. Попробуем же их собрать, сопоставить друг с другом, связать с историческими и археологическими свидетельствами и получить через них представление о том, какими вещами и понятиями располагали предки европейских народов примерно пять тысяч лет назад, какова была общеиндоевропейская культура доисторического времени.

Таких общеиндоевропейских слов обнаружено немного — всего несколько сотен, прежде всего потому, что обнаружение их дело сложное и тонкое — за тысячелетия, прошедшие с тех пор, формы и значения слов могли измениться так сильно, что распознать в них возможное соответствие не всегда удается. Но множество слов должно было, конечно, и просто не сохраниться.

Когда я был мальчиком, я учился в гимназии, носил учебники в ранце, был в числе пятерочников, или первых учеников, терпеть не мог фискалов, учил естествоведение, законоведение и закон божий — преподавал этот предмет священник, которого надо было звать «батюшка»; фамилия моя попадала в кондуит, а сам я, бывало, и в карцер. Я ездил на конке и на паровике и мечтал прокатиться на лихаче. Домработница тогда называлась — одной прислугой, кусковой сахар — рафинадом (но я помню еще и сахарные головы в синей обертке), а шпиг звали малороссийским салом. Грипп именовался инфлюэнцей. Такие слова, как ранец, пятерочник, фискал, кондуит, конка, паровик, лихач, инфлюэнца были в ходу всего лишь сорок лет назад — и однако уже мои дети не знали их.