Ксенофонт Эфесский - Повесть о Габрокоме и Антии

• Название: Повесть о Габрокоме и Антии
• Автор: Ксенофонт Эфесский
• Жанр: Античная литература

---

8. И вот приблизился срок брака; справлялись ноч­ные обряды и приносились богатые жертвы богине. А когда все обряды были исполнены и наступила желан­ная ночь (медленно тянулось время для Габрокома с Антией), девушку, при свете факелов, с пением Гиме­неев и славословиями, отвели в спальню и уложили на ложе. Брачный покой для них убрали так: золотое ложе багряными покрыли покрывалами, над ложем вавилонской работы полог пестреет; резвящиеся эроты Афродите прислуживают (выткана и сама богиня), вер­хом на воробьях скачут, венки плетут, собирают цветы. Это—на одной части полога, на другой— Арес не во­оруженный, но словно для возлюбленной своей, Афро­диты, украшенный, в венке и плаще. Эрот ему дорогу указывает, факел держа зажженный. Под этот полог уложили Антию, к супругу ее введя, и двери заперли.

9. И тут обоих охватила такая робость, что они ни говорить, ни взглянуть друг на друга не смели и ле­жали, счастьем истомленные, смущенные, смятенные, прерывисто дыша. Они с ног до головы дрожали, а сердца их словно выскакивали из груди. Наконец, Габ­роком, осмелев, обнял Антию; она заплакала: это душа ее посылала предвестников желания—слезы. "О вожделеннейшая ночь,— говорит Габроком,— прежде чем тебя дождаться, я много ночей провел в горе и слезах. О девушка, ты милее мне, чем свет солнца, и счастливее всех, о ком когда-нибудь говорили люди: любимый стал тебе мужем, и с любимым вместе предстоит тебе и жить и умереть верной супругой". Он стал целовать Антию и пил ее слезы; они казались ему вкуснее самого нектара и сильнее всякого лекарства против боли.

Немногое сказала ему Антия: "Неужели, Габроком, я кажусь прекрасной и нравлюсь тебе, который сам так красив? Зачем ты был так робок и несмел? Как мог столь долго медлить, уже любя меня? Зачем ты молчал? Я по своим собственным мукам знаю, что ты вытерпел. Но теперь— на, возьми мои слезы, и пусть твои прекрасные волосы пьют этот напиток любви, и пусть мы, соединясь в крепком объятии, оросим сле­зами венки, чтобы и они вместе с нами радовались любви". Умолкнув,- она все его лицо стала покрывать поцелуями и прижимала его волосы к своим глазам и взяла венки. Губы к губам она приблизила, и все, что один чувствовал, поцелуи передавали душе другого. Целуя его глаза, Антия говорит: "О вы, столь долго меня печалившие и жало любви впервые вонзившие в мою душу, прежде гордыней омраченные, теперь же влюбленные, отлично вы мне послужили и послушно любовь мою в душу Габрокома проводили. За это я вас так люблю и целую и приближаю к вам мои гла­за— верных служителей Габрокома. Пусть вам всегда видится одно и то же, пусть и Габрокому другая жен­щина не покажется прекрасной и мне не представится другой юноша красивым. Владейте душами, которые сами вы распалили, и верными будьте им стражами". Так сказала Антия, и, обнявшись, они лежали, в пер­вый раз вкушая от радостей Афродиты. И всю ночь Антия и Габроком состязались друг с другом, и каж­дый старался показать, что любит сильнее.

10. А утром они встали, веселые и счастливые, на­сладившись друг другом, чего столь долго жаждали.

Теперь вся жизнь для них стала праздником, всякий день пиры, а пророчество—в полном забвении. Но судьба помнит обо всем— не дремлет божество, кото­рое решило их участь. Недолго Габроком с Антией прожили так; скоро родители собрались отослать их путешествовать, как было решено еще раньше. Им предстояло увидеть чужие земли и незнакомые города; надолго покинув родину, они должны были смягчить этим суровость пророчества. К отъезду делались за­ботливые приготовления: набирались в дорогу опытные моряки, на большой корабль грузились всевозможные запасы—множество пышных одежд, без счета золото и серебро, зерно в изобилии. Перёд разлукой—жертвы Артемиде, и всенародные молитвы, и слезы, словно отъезжающие были детьми, всего города. В Египет ле­жал их дальний путь.

Наступил день отплытия, в гавань с утра собрались рабы и рабыни, а перед тем, как корабль должен был отчалить, на берегу были уже не только все эфесцы, но и многие из служительниц Артемиды с факелами и жертвенными животными[1}. Родители Габрокома, Ликомед и Фемисто, в отчаянии лежали на земле, непре­станно думая и о пророчестве, и о судьбе сына, и о разлуке. А Мегамед и Евгиппа, хотя и испытывали те же тревоги, были бодрее, утешаясь завершающими прорицание словами. Вот уже засуетились моряки, ста­ли отвязывать причалы, .кормчий занял свое место, и корабль медленно начал двигаться. Громкие голоса с берега смешивались с голосами отъезжающих; одни кричали: "Дети любимые, приведется ли родителям вас увидеть?", а другие: "О родители, сумеем ли вас снова обнять?" И слезы, и стенания, и каждый окликал близкого, желая сохранить в памяти милое имя. Мега­мед, творя возлияние из жертвенного сосуда, громким голосом, чтобы его услышали на корабле, начал гово­рить: "О дети, желаю вам быть счастливыми и избег­нуть предсказанных бедствий; пусть эфесцы встретят вас здоровыми и невредимыми, и да узрите вы вновь милую родину. Случись иначе, знайте—и нас не буде? в живых. На тяжелые, но неизбежные скитания обре­каем мы вас".

1 Текст в греческом оригинале испорчен.

11. Льющиеся слезы мешали ему говорить.

Родителей, направившихся домой, весь народ стал уговаривать не падать духом; Габроком же и Антия лежали рядом, печалясь о многом: жалели родителей, тосковали по родине, страшились пророчества, опаса­лись чужбины. И одно было у них утешение— что плыли они вместе. В тот же день благодаря попутному ветру им удалось счастливо достичь Самоса, священ­ного острова Геры. Здесь они совершили жертвопри­ношения, подкрепились едой и, сотворив молитвы, с наступлением ночи снова двинулись в путь. Они плыли благополучно, и часто между ними бывали такие речи: "Дадут ли нам боги прожить жизнь вместе?" Однажды как-то Габроком даже начал громко стенать, вспомнив о своей печальной участи, и сказал: "О моя Антия, ты дороже мне самой души. Да будем мы счастливы и от всех опасностей друг для друга спасены. А если нам суждено страдать и, может быть, расстаться, покля­немся, дорогая, ты—что останешься чистой и другому мужу не покоришься, я— что не возьму другой жены". Услышав эти слова, Антия горько заплакала. "Как это,—сказала,—Габроком, мог ты подумать, что я в разлуке с тобой буду еще помышлять о новом муже и браке, когда я и вовсе жить не стану без тебя. Бо­гиней нашей, великой эфесской Артемидой, и этим мо­рем, по которому мы плывем, и богом, подарившим нас прекрасным безумием, клянусь, что, и на краткое время тебя лишившись, я ни жить, ни на свет солнца глядеть не стану". Так она говорила, и Габроком пов­торил ее слова, а жребий, им назначенный, делал их клятвы еще более зловещими.

Между тем, миновав Кос и Книд, корабль прибли­жался к Родосу, острову обширному и прекрасному. Здесь была назначена стоянка. "Нужно,—говорили мо­ряки,—и водой запастись и самим отдохнуть перед да­леким плаванием".

12. Причалив, команда сошла на берег; спустился и Габроком об руку с Антней. Все родосцы сбежались, пораженные красотой молодых людей, и никто не прошел мимо молча: одни говорили, что это явились боги, другие молились и падали ниц. Скоро имена Габ­рокома и Антии стали известны всему городу. Им всенародно молятся, приносят богатые жертвы, приезд их празднуют, как великий праздник. Они же осмотре­ли весь город, посвятили в храм Гелиоса золотое ору­жие и в память о себе оставили надпись:

В дар золотое оружье приносят тебе чужестранцы

Антия и Габроком, Эфеса священного дети.

После этого они недолго пробыли на Родосе; моря­ки торопились в путь, и, запасшись всем необходимым; они отправились дальше. Провожали их все родосцы. Поначалу ветер благоприятствовал, и плыть было лег­ко; в течение первого дня и следующей за ним ночи они уже вышли в море, называемое Египетским. Но на второй день ветер стихает, на море тишь, плавание медленное, праздность моряков, пирушки, опьянение и начало предсказанных зол. Габрокому в сонном виде­нии предстает женщина, страшная на вид, выше челове­ческого роста, в багряной финикийской одежде. Прибли­зившись, она,—так казалось Габрокому,— поджигает корабль, и все гибнут, только он с Антией спасаются. Габроком был напуган видением и стал теперь ждать беды. И беда действительно пришла.

13. Еще в родосской гавани рядом с ними стояли пираты, финикийцы родом, приплывшие на большей триере. Они выдавали себя за купцов; было их много, и все—молодец к молодцу. Они проведали, что на со­седнем корабле—золото, серебро и нет недостатка в отборных рабах, и решили, напав, перебить всех, кто будет сопротивляться, а остальных захватить вместе с богатствами и увезти в Финикию на продажу: этих людей пираты презирали, видя в них недостойных про­тивников. Главарь пиратов, по имени Коримб, был громадный детина, со свирепым взглядом; волосы его в беспорядке падали на плечи. Обдумав план нападе­ния, пираты сначала спокойно плыли за кораблем Габ­рокома, а около полудня, когда моряки пьянствовали и бездельничали—одни спали, другие слонялись из уг­ла в угол,— молодцы Коримба налегают на весла и начинают быстро приближаться. Как только корабли оказались рядом, пираты в полном вооружении одним прыжком перескочили на палубу, размахивая обнажен­ными мечами. Тут некоторые в страхе бросились в во­ду и утонули, а те, кто защищался, были убиты. Габ- роком и Антия подбегают к пирату Коримбу и, с моль­бой обняв его колени, говорят: "Золото и все богат­ства—твои, и мы тебе отныне рабы, владыка, но ради этого моря и твоей десницы пощади наши жизни и не убивай тех, кто покорился тебе добровольно. Вези нас, куда угодно, и продай, но будь милостив, позволь нам служить одному господину".