Ирина Ульянина - Все девушки — невесты

• Название: Все девушки — невесты
• Автор: Ирина Ульянина
• Издательство: ЗАО «Центрполиграф»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-9524-2322-1

От издателя

В сорок лет жизнь только начинается. Хорошая рекламная фраза, а в действительности это возраст потерь. Семейная троица — бабушка, мама и дочка — находится в эпицентре бурь и страстей. Юность дочери, сорокалетие матери и второе дыхание бабушкиной элегантности — вещи нешуточные. Милые дамы не стали тонуть в потоках горючих слез, а открыли свой фирменный рецепт счастья и в течение одного лета стали невестами.

---

— Тоже жуткий дефицит, да?

— Не то слово — предел мечтаний! Смешно вспомнить, но я в институте весь первый курс стоически училась курить. Мучилась, давилась дымом, кашляла, как чахоточная, но не отступала, чтобы доказать причастность к «золотой», «звездной» молодежи иняза. У нас считалось высшим пилотажем пускать дым кольцами, носить джинсы «Рэнглер» и цитировать Курта Воннегута на языке оригинала.

— Вот видишь, мамуль, папа в молодости тоже курил, но сумел завязать!

— И сразу растолстел, как тюлень! А я, посмотри, до сих пор задержалась в сорок шестом размере! Иногда даже в сорок четвертый влезаю. — Мама до предела втянула свой и без того плоский живот и не без гордости погладила его.

Я подгоняла ее:

— Не отвлекайся! Познакомились в кафе, а дальше что?

— А дальше Ленчик начал за мной ухаживать! Честно говоря, мне тогда совсем другой парень нравился — Аркадий Гольдин с четвертого курса. Но он, на мою беду, предпочитал Лину Мирошник, дочку директора завода. Линка в нашей группе была самая яркая и модная. Ну а что мне оставалось?! В июне сдали сессию, а дальше начались каникулы. Аркаша с Мирошник уехал в Коктебель, а Леонид Зарубин остался в городе и проходу мне не давал. Приглашал то на пляж, то в кино, то в кафе. Достал билеты на концерт Александра Градского в Оперный театр. А Градского я просто обожала! После концерта сводил в «Центральный» ресторан, подарил цветы, домой на такси проводил… И вообще, он предупреждал любое мое желание, а мне оставалось лишь теряться в догадках: откуда у обыкновенного студента такие бешеные бабки?!

— И откуда же?

Выяснилось, что мой отец в студенчестве фарцевал — толкал пласты, сигареты, жвачку, растворимый кофе, шмотки из «Березки». Занятие, конечно, неблаговидное, но маму это мало волновало, поскольку Ленчик был для нее посторонним. Она никаких видов на него не имела, планов не строила. Пришел — хорошо, не пришел — еще лучше. Мне бы так настроиться! А то я только и думаю, какой бы найти повод, чтобы увидеться со Стасиком… В клуб, где он работает, ходить бесполезно: он там при деле, от пульта не отвлекается. Не переться же в общагу, где он снимает комнату-малосемейку? Это будет уж совсем навязчиво… Остается одно: слушать радио — по средам и четвергам Рудницкий вещает в прямом эфире…

…Мама ударилась в воспоминания. Рассказала, как зависть подруг подогревала ее гордыню: девчонки еле-еле наскребали мелочь на лимонад и мороженое, а ей поклонник только что луну с неба не доставал! Презентовал настоящее джинсовое платье «Монтана», уверяя, что второго такого во всем Новосибирске нет.

— Я стеснялась его носить, запихнула в книжный шкаф за медицинские справочники, чтобы не вызывать лишних вопросов у родителей. И оно хранилось там до тех пор, пока… пока Ленчик не сделал мне предложение.

— А как он его сделал?

— Очень даже пошло… Завез меня на дачу, обещая веселую компанию, шашлыки и танцы. Обманул, разумеется… Мы оказались наедине, никаких шашлыков — только ягода на кустах и шампанское в холодильнике…

— Так он тебя совратил, — догадалась я. — Этот воплощенный Эрос, с гор на дубы налетающий!

Матушка зарделась, будто по ее лицу прошлись кисточкой с алыми румянами. Оставила в покое гигантскую рыбину. Вообще опустила руки и заключила, что напрасно затеяла этот разговор.

— Да что особенного-то? Обычная история с необычным финалом. Ни один парень не откажется трахнуть хорошенькую девушку, но ведь и жениться после этого никто не спешит, — заявила я, ощутив острую, лютую жалость к себе.

— Маргарита, как тебе не стыдно говорить такие вещи матери?!

Ее передернуло от моего якобы цинизма.

— Мам, ну, короче — отец сразу сделал тебе предложение?

— Нет, не сразу… Сначала накачался шампанским.

— Все равно, он поступил как истинный гуманист! Ты просто не в курсе современных нравов, — начала я и прикусила язык: маме и не к чему их знать. Зачем лишать ее иллюзий?

— Нравы всегда одинаковы, — жестко и даже несколько неприязненно отрезала она. Однако быстро смягчилась, потому что прошлое накануне сорокалетия ее занимало больше, чем настоящее. Поведала, как в растрепанных чувствах вернулась домой. Родители подвергли дочь обструкции и остракизму за то, что та не ночевала дома, и молоденькая мамочка — она была тогда реально младше меня — заперлась в ванной комнате. Напустила полную ванну воды и решила утопиться — ей представилось, что жизнь после рокового грехопадения однозначно не удалась!.. Я слушала, будто кино смотрела — маме красноречия не занимать. Представила, как она рыдала, а ее бабушка, которую тоже звали Софьей, скреблась в запертую дверь с утешениями: «Не плачь, внученька, не расстраивайся. Все, что ни делается, — к лучшему». Овдовевшая бабушка передвигалась с трудом, видела плохо, слышала еще хуже, но здравость ума не утратила. Мама ее впустила и призналась как на духу:

— Меня один парень замуж зовет… Прямо не знаю, что и делать…

— Справный ли парень, Софьюшка?

— Да, хороший — веселый, видный, симпатичный. Но любит выпить…

— Кого любит — детей? Так ведь это замечательно! — недослышав, возрадовалась бабушка. — Значит, он добрый человек, коль детей любит!

— Да не детей он любит, а выпить, — горько всхлипнула внучка.

— А-а, выпить… Ну так какой мужик выпить-то откажется? Это не беда, лишь бы совсем не запивался да не бездельничал. Твой дед тоже водочкой не гнушался, я ему, бывало, сама к ужину графинчик выставляла… Пьющие, детка, они помягче сердцем, а трезвенники уж больно постные — не ровен час, с таким мужем жизнь слишком длинной покажется. К тому же непьющие — они жадноватые.

— А Ленчик совсем не жадный, — приободрилась Сонечка. — Наоборот — он мне платье очень дорогое подарил!

Она полетела из ванной к шкафу, нарядилась в «Монтану». А бабушка, нахвалив подарок и внучкину красоту, рассудила:

— Пока зовет, надо идти, не то остынет, передумает. Мало, что ли, других пригожих девок? Соглашайся, Сонечка!

И моя мама послушалась совета своей бабушки. Но в тот решающий для нее вечер долго не могла заснуть и, чтобы успокоиться, взялась за книгу. Как нарочно, ей попались свадебные песни Сафо: «Невинность моя, невинность моя, куда от меня уходишь?» — «Теперь никогда, теперь никогда к тебе не вернусь обратно!»

— Понимаешь, Ритка, от этого «никогда», от необратимости событий мне сделалось ужасно холодно, — поежилась мама. — Я закуталась в плед и вышла на балкон покурить. У нас на старой квартире там большой деревянный ящик с пустыми банками стоял. Мне нравилось сидеть на нем и смотреть в небо. Но той ночью оно было совсем слепым, затянутым облаками. Ни одной звезды… И я пошла под венец, как слепая, с завязанными глазами… А после свадьбы уже и вовсе не до звезд стало — беспечность ушла… Знаешь, Риточка, мне в замужестве никогда не было легко. Правильно тебе Ленчик сегодня сказал: не торопись!

Она схватила зажигалку, а я посетовала:

— Тебе лишь бы курить!

— Нет, почему же? Мне бы еще кухонный комбайн не помешал. А раз его не имеется, давай ты шуруй!

Мама свободной от сигареты рукой протянула мне миску с очищенной морковкой и терку. Даже не миску, а целый тазик! Я пыталась сопротивляться:

— Куда столько моркови? Мы же не кролики!

— Да, не кролики, однако от моего салата «Огонек» еще никто не отказывался!

…Шел двенадцатый час ночи, а в зале в полную мощь динамиков разорялся телевизор. Какая-то дурацкая реклама типа «вливайся срочно» или «наливайся срочно». Я думала, это папаша вдохновляется слоганом, продолжая пьянствовать в одиночку. А он преспокойно дрых, закрыв ухо подушкой-думочкой. Мама вырубила телик, укрыла своего суженого теплым пледом и отправила опустошенную им бутылку в мусорку. А сама вернулась к готовке: в самом деле, гадость эта семейная жизнь! На плите пылали все четыре конфорки — на одной томились в скороварке телячьи ножки для холодца, на другой варились яйца для салата, на третьей — свекла. И уж не знаю, что на четвертой. Мы тонули в пару, как прачки, и распахнутая форточка совершенно не помогала. У мамочки на лбу выступила испарина — настолько усердно она месила тесто. И я взмокла, пока натерла прорву моркови. Уделала ее как бог черепаху и схватилась за фотоальбом, чтобы больше вкалывать не заставляли.

— Мамуль, это бабушка в молодости?

— Нет, ее сестра, моя тетя Алла. Ты заметила, Риточка? Девушки в роду Рубинштейнов — одна краше другой! Что значит — смесь кровей… Одна моя мама вышла замуж за русского. У Аллочки муж — чех, у тети Регины, которая живет в Москве, и вовсе араб.

— Как это ее угораздило?

— А разве влюбляются в национальность? — вскинула она на меня темные, блестящие глаза.

— Не знаю во что…

— И никто не знает! Но вот что характерно: все девушки в нашем роду — ну кроме бабушки Софьи и меня, конечно, — выходили замуж неоднократно. Очаровывались, разочаровывались и снова пытали судьбу, на что-то надеясь. Вечные невесты, — усмехнулась мама, сдувая со лба упавший локон. — Впрочем, я их прекрасно понимаю! Быть невестой — это упоительно, это пик женской власти! Потому настоящие девушки, сколько бы им ни было лет, не спешат выйти из нежного возраста невест. Вечно пребывают в полной боевой готовности влюбиться, раствориться в чувствах… Одна я — не женщина, а мороженая курица… Заменитель кухонного комбайна!