Авл Геллий - Аттические ночи

• Название: Аттические ночи
• Автор: Авл Геллий
• Жанр: Античная литература

Сочинение римского писателя Авла Геллия (II в.) "Аттические ночи" - одно из самых крупных известных нам произведений древней римской литературы - представляет собой собрание небольших разнородных по тематике очерков, отличающееся поистине энциклопедическим охватом сведений о различных сторонах жизни и науки своего времени. Автор затрагивает вопросы литературы и грамматики, риторики и философии, юриспруденции и истории, физики и математики, естествознания и медицины. Умело используя широко распространенный в его время принцип сочетания поучения с развлечением, Авл Геллий - весьма взыскательный стилист - может одинаково интересно и изящно преподносить читателю как рассказы о различных диковинных вещах, так и весьма специфические вещи - такие, как проблемы греческой и римской фонетики или тонкости толкования римского права.

---

Глава 9

<***>

(1) Юноша всаднического происхождения - родом из Азии, веселого нрава, щедро одаренный и природой, и судьбой, и талантом, и любовью к мусическому искусству - давал обед для друзей и учителей в небольшом пригородном имении, чтобы отметить тот день в году, который был началом его жизни. (2) Пришел тогда с нами на тот же обед ритор Антоний Юлиан {65} - учитель на государственном жалованье, испанец по рождению, человек блистательного красноречия, сведущий в древней литературе. (3) Он, когда закончились кушанья и настало время кубков и речей, пожелал, чтобы пригласили искуснейших певцов и кифаредов обоих полов, которые, как он знал, есть у хозяина. (4) Когда юношей и девушек привели, они исполнили в приятной манере множество стихов Анакреонта (Άνακρεόντεια) и Сапфо (Sapphica), а также некоторые нежные и прелестные любовные элегии (ε̉λεγει̃α) новых поэтов. (5) Мы наслаждались, кроме всего прочего, приятнейшими строчками старого Анакреонта, которые я даже записал, чтобы иногда бессонный труд и ночная тревога на короткое время нашли отдых в прелести звуков и мелодии: {66}

{65 Антоний Юлиан — см. комм. к Noct. Att., I, 4, 1.}

{66 Anacreont., 4. Preisendanz. Перевод А. Я. Тыжова. Стих этот, по крайней мере в издании Веста (Iambi et elegi Graeci, ed. Μ. L. West. Vol. 2. Oxford, 1972), не вошел в состав фрагментов собственно Анакреонта. Он издается обычно среди так называемых «Анакреонтических песен»; кроме того, он содержится под номером 48 в 11-й книге «Палатинской антологии».}

(6) Гефест, сребро кующий,

Прошу тебя, не надо

Доспехов мне гоплита.

Что толку мне в сраженьях?

Но сделай кубок полый,

Глубокий, если сможешь.

Изобрази на нем мне

Ни звезды, ни созвездья,

Ни Ориона бури.

Что дело до Плеяд мне,

Что мне до Волопаса?

Изобрази мне лозы

И виноград на лозах;

Вакханок, гроздья рвущих,

И чан вина представь мне,

И виноград давящих с

Красавцем Дионисом

Эрота и Батилла. {67}

{67 Лиэй (λυαι̃ο?) — «Освободитель», эпитет Диониса. Батилл — красивый юноша родом с Самоса, любимец Анкреонта, неоднократно им воспетый.}

(7) Тогда некоторые греки, бывшие на этом пиру, приятные люди и также весьма сведущие в нашей литературе, стали дразнить и высмеивать ритора Юлиана как совершенного варвара и деревенщину, явившегося из испанской земли, [говоря], что он - лишь крикун и мастер бешеного и сварливого слова, дающий уроки языка, в котором нет наслаждений и изящества Венеры и Музы; они настойчиво спрашивали его, что он думает об Анакреонте и других поэтах этого рода и создавал ли кто-либо из наших поэтов столь плавно льющуюся усладу стихов. "Разве, пожалуй, - говорили они, - чуть-чуть Катулл, а также немножко Кальв. {68} Ибо Левий сочинял запутанные вирши, Гортензий {69} - некрасивые, Цинна {70} - неизящные, Меммий {71} - грубые, и все они вместе - неискусные и нескладные".

{68 Гай Лициний Кальв — см. комм. к Noct. Att., IX, 12, 10.}

{69 Квинт Гортензий, сын великого римского оратора Гортензия (см. комм. к Noct. Att., I, 5, 2) — один из поэтов-неотериков.}

{70 Гай Гельвий Цинна — см. комм. к Noct. Att., IX, 12, 12.}

{71 Гай Меммий (I в. до н. э.) — политический деятель, ценитель поэзии, сам писавший любовные стихи. С 57 г. до н. э. — пропретор Вифинии и Понта, в числе его спутников в Вифинию отправились Катулл и Цинна.}

(8) Тогда [Юлиан], вступаясь за отеческий язык, словно за жертвенники ларов и пенатов, сказал с негодованием и возмущением: "Я, конечно, должен с вами согласиться в том, что в своем великом беспутстве и бесстыдстве вы превосходите Алкиноя {72} и идете впереди как в роскоши одеяний и кушаний, так и в сладости {73} песен. (9) Но чтобы вы не осуждали нас, то есть само имя латинян, как диких и необразованных за [нашу] чуждость Афродите (α̉ναφροδισία), прошу, позвольте мне покрыть плащом голову, как, говорят, сделал Сократ во время одной не очень скромной речи, {74} послушайте и узнайте, что у нас тоже были поэты любви и служители Венеры прежде тех, кого вы назвали". (10) Откинувшись назад, с закрытой головой, весьма приятным голосом он прочел стихи древнего поэта Валерия Эдитуя, {75} а также Порция Лицина {76} и Квинта Катула, {77} изящнее, утонченнее, элегантнее и прелестнее которых, я полагаю, не найти ничего ни по-гречески, ни по-латыни. (11) Стихи Эдитуя:

{72 Рукописи дают непонятное слово arcinnum. Гертц в соответствии с Горацием (Epist., I, 2, 28) предложил читать Alcinum; Маршалл исправляет на Alcinoum — Алкиной, царь феаков, оказавший радушный прием Одиссею. Гораций в указанном выше отрывке говорит об изнеженных и праздных юношах Алкиноя; видимо, так следует понимать и упреки Юлиана.}

{73 Mollitiis (сладости) — конъектура Гертца; рукописное чтение — multis — не дает удовлетворительного смысла.}

{74 Plat. Phaedr., 237а.}

{75 Валерий Эдитуй (II в. до н. э.) — поэт «кружка Лутация Катула»; приведенные Геллием эпиграммы — все, что дошло из его наследия.}

{76 Порций Лицин — см. комм. к Noct. Att., XVII, 21, 44.}

{77 Квинт Лутаций Катул (ок. 150—87 г. до н. э.) — консул 102 г. до н. э.; в 101 г. до н. э. вместе с Марием одержал при Верцеллах победу над кимврами; когда Марий захватил Рим, Катул стал жертвой его преследований и был вынужден покончить с собой. Активная политическая деятельность не мешала занятиям Катула литературой: он писал прозу и стихи, причем не только на латинском, но и на греческом языке. До нас дошли две его любовные эпиграммы, одну из которых цитирует наш автор.}

Только начну я о том, чего от тебя добиваюсь

Всей неспокойной душой, - молкнут слова на губах.

Сразу пот на груди выступает обильною влагой,

Я цепенею, молчу, силюсь и гибну без слов. {78}

{78 Fr. 1 Morel. Перевод Μ. Л. Гаспарова.}

(12) Также он прибавил и другие его стихи - честное слово, не менее приятные, чем предыдущие:

Что ты мне факел даешь, Филэрот? Не нужен мне факел.

Сердце во мне горит и освещает мне путь.

Сердца не погасить ни самому дикому ветру,

Ни дождю, что льет мутным потоком с небес,

Этот огонь лишь Венера зажгла и Венера потушит:

Больше против него нет побеждающих сил. {79}

{79 Fr. 2 Morel. Перевод Μ. Л. Гаспарова.}

(13) Он прочел также вот эти стихи Порция Лицина:

Вы, пастухи овец и нежных овечьих приплодов,

Вы хотите огня? Так поспешите ко мне!

Я - человек-огонь! Трону пальцем - весь лес загорится,

Все загорятся стада, все, что я вижу, - в огне! {80}

{80 Fr. 6 Morel. Перевод Μ. Л. Гаспарова.}

(14) Стихи Квинта Катула были таковы:

Где моя душа? Улетела опять к Феотиму

И, как беглянка, теперь ищет убежище в нем.

Что ж? Ведь я уж давно объявление сделал такое,

Чтоб не впускал он ее, а прогонял от дверей.

Надо пойти и вернуть. Но как самому не попасться

В плен? Что делать, увы? Дай мне, Венера, совет! {81}

{81 Fr. 1 Morel. Перевод Μ. Л. Гаспарова.}

Глава 10

<***>

(1) Помню, однажды я и Юлий Цельзин Нумидиец {82} ходили навещать Корнелия Фронтона, у которого тогда серьезно болели ноги. {83} Когда нас ввели, мы застали его возлежащим на греческом скимподии, {84} а вокруг него сидело множество мужей, прославленных своей ученостью, родовитостью или судьбой. (2) Здесь же стояли многочисленные архитекторы, приглашенные для устройства новых бань, и показывали различные их виды, изображенные на тонком пергаменте. (3) Выбрав один образец и вид бань, [Фронтон] спросил, сколько денег потребуется для полного завершения строительства, (4) и когда архитектор сказал, что, как кажется, необходимо почти триста сестерциев, один из друзей Фронтона прибавил: "И примерно (praeterpropter) еще пятьдесят". (5) Тогда Фронтон, отложив разговор, который намеревался вести о затратах на бани, глядя на того друга, который сказал, что <нужно> еще примерно пятьдесят, <спросил его, что означает practerpropter>. {85} (6) А друг этот ответил: "Слово это не мое, но ты можешь слышать его в речи многих людей, (7) а что оно означает, следует спросить не у меня, а у грамматика", - и при этом показал пальцем на учителя грамматики с весьма известным в Риме именем. Тот же, смущенный неясностью самого обычного и общеупотребительного слова, сказал: (8) "Мы исследуем то, что вовсе недостойно чести нашего исследования. (9) Ибо я не знаю, что означает это совершенно плебейское слово, употребительное скорее в речи ремесленников, чем <людей образованных>". {86}

{82 Юлий Цельзин — см. комм. к Noct. Att., XIX, 7, 2.}

{83 См. комм. к Noct. Att., II, 26, 1, где Геллий говорит о том, что Фронтон страдал подагрой. Проблемы здоровья занимают важное место в переписке Фронтона с Марком Аврелием; именно болезнь не позволила Фронтону отправиться в Азию.}

{84 Скимподий (scimpodium) — небольшое ложе.}

{85 Дополнения принадлежат Гертцу. Основные значения praeterpropter: «приблизительно» (в речи друга Фронтона); «кое-как» (у Энния).}

{86 Дополняет Каррио; в тексте небольшая лакуна.}

(10) Но Фронтон, выражая лицом и голосом заинтересованность, спросил: "Так тебе, учитель, кажется недостойным и предосудительным слово, которым и Марк Катон, {87} и Марк Варрон, {88} и многие более древние пользовались как занимающим должное место в латинском языке?" (11) Тут и Юлий Цельзин напомнил, что в трагедии Энния, {89} которая называется "Ифигения", встречается то самое [слово], о котором идет речь, и грамматики имеют обыкновение скорее исправлять его, чем объяснять. (12) Поэтому он приказал тотчас принести "Ифигению" Квинта Энния. В хоре этой трагедии мы прочитали следующие стихи: