Маргарита Былинкина - Всего один век. Хроника моей жизни

• Название: Всего один век. Хроника моей жизни
• Автор: Маргарита Былинкина
• Издательство: Грифон
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-98862-019-1

Маргарита Ивановна Былинкина — филолог, писатель и переводчик художественной литературы с испанского и немецкого языков. Она — автор перевода романа «Сто лет одиночества» классика мировой литературы Г. Гарсия Маркеса, а также многих других известных писателей, в том числе Х. Л. Борхеса и Х. Кортасара.

«Всего один век» — автобиографическая хроника, в которой автор слегка иронично и откровенно рассказывает о примечательных событиях из своей долгой жизни, о путешествиях в Аргентину, Мексику и другие страны, о конфликтах и преодолениях, о женской логике, любовных историях и многом другом.

---

…Я вхожу в кабинет Кумыкина, в просторный светлый эркер. Сажусь перед письменным столом напротив холеного мужчины с тонким непроницаемым лицом.

Интересно, что я могла ему сказать? «Очень хочу у вас работать»? Или «Я очень умная и хорошая»? Во всяком случае, что-то я ему говорила и, наверное, выложила мой единственный козырь: испанский язык и красный диплом.

Кумыкин молчит, вопросов не задает. И вдруг, поправив на носу золотое пенсне, просит секретаршу соединить его по телефону со Змеулом, директором института. Подняв трубку, произносит всего несколько слов: «Афанасий Иванович, направьте по распределению Былинкину ко мне… Хорошо».

Аудиенция закончена. Судьба моя была решена. Я еще не знала, что в эту самую минуту определился весь мой дальнейший жизненный путь, так или иначе связанный с испанским языком. До свидания, немецкий, про тебя я вспомню нескоро, но вспомню.

Итак, 1 августа 1948 года мне предстояло, как говорится, заступить на государственную службу, которая, при всей ее многообразности, будет длиться ровно тридцать пять лет. Летом этого же года кроме описанного выше эпохального события произошло еще одно, в ту пору для дома очень важное — отец стал сталинским лауреатом.

Газета «Известия» от 3 июня 48 г. опубликовала постановление Совета Министров СССР «О присуждении Сталинских премий за выдающиеся изобретения и коренные усовершенствования методов производственной работы за 1947 год». Былинкину Ивану Герасимовичу присуждается премия третьей степени «За разработку и осуществление оригинальной системы газовой сети в г. Москве».

В те послевоенные годы в Москву должен был хлынуть по трубопроводу Большой саратовский газ, но устаревшая московская сеть не могла принять такую огромную массу природного топлива. Отец придумал окружить город системой больших накопительных емкостей, газгольдеров, из которых газ дозированно поступал в сеть. Все-таки не зря он съездил в Германию и изучил тамошнее газовое хозяйство.

Как тогда водилось, к отцу при выдвижении на высокую премию пристегнули еще двух «лауреатов»: директора и парторга «Мосгазпроекта», где он работал. Премия в 20 тысяч рублей была, таким образом, поделена на троих, но и семь тысяч считались немалыми деньгами, на которые можно было купить «Москвич». Деньги, правда, быстро разошлись. Часть их отец дал мне «с окончанием института», часть — больной сестре Таисии. Одной из главных выгод лауреатства стало то, что «газовому лауреату» разрешили поставить в кухне ванну и повесить газовую колонку, что для нашего рабочего дома было бытовой роскошью.

Закончив большую работу, отец стал пить еще сильнее, ночевал дома раза два в неделю, но теперь нас с мамой это устраивало, хотя развод маме он упрямо не давал. Мне во время учебы он каждый месяц настоятельно вручал двести рублей.

В студенческую пору мои былые дружеские связи со школьными приятельницами почти прервались.

Тамара Пылева в вуз не поступила, а, на сей раз сильно влюбившись, вышла замуж за богемного художника в бархатной куртке, Юрия Лебедева, и вскоре родила Лебедева Женю. Лишь лет пять спустя она разошлась со своим гульливым супругом, вышла замуж за солидного вдовца, Николая Михайловича Ренского, и поступила на первый курс Пищевого института.

Вторая моя близкая приятельница, Верочка Герхен, окончила французский факультет Института иностранных языков и вышла замуж за Владимира Фаготова, тихого долгоносого лейтенанта, который пришел с войны Героем Советского Союза и посему, минуя очередные чины, вскоре сделался майором, полковником и, наконец, генералом. Он называл себя «героем по счастью», ибо после того, как его полк форсировал Днепр, бойцов построили и командир отдал приказ: «На двадцать рассчитайсь! Каждый двадцатый, шаг вперед!» Счастливый двадцатый номер награждался Звездой Героя, а остальные получали ордена и медали.

* * *

Итак, впереди — государева служба.

Отделы США и Латинской Америки Управления торговых договоров МВТ находились в одной большой комнате с огромными окнами по соседству с кабинетом Кумыкина.

Отныне я — мелкий чиновник крупного и важного министерского департамента.

1 августа 48 года берусь с некоторой робостью за позолоченную ручку массивной дубовой двери и вхожу в комнату. Неожиданно раздается приятный радостный голос: «А мы вас ждем!», и из-за стола мне навстречу поднимается, широко улыбаясь, нечто полноватое и рыжеватое. У меня тут же становится легче на душе, и секунды через две я вижу, что меня приветствует невысокий симпатичный мужчина лет под сорок. Сотрудник теперь уже моего Отдела латиноамериканских стран, Евгений Семенович Сергеев.

Заведующий отделом шустрый, черненький Георгий Арсенович Виробьян встретил меня тоже очень радушно. Оказалось, что все двадцать с лишним латиноамериканских стран находятся в ведении всего лишь трех человек: Георгия Арсеновича, Евгения Семеновича и Маргариты Ивановны — так меня тут же стали величать.

Наши столы стояли вдоль стены возле двери, а три стола у окна занимал Отдел США: Николай Петрович Торсуев — тоже очень приятный и вежливый джентльмен с крупным носом и с чувством юмора; Валентин Иович Серов — опять же очень приятный, но простой застенчивый парень, и, наконец, Александра Гавриловна Пирожкова, которую всем хотелось — с ее разрешения — называть Шурочкой: милая темноглазая молодая женщина с каштановыми волнистыми волосами до плеч. Она недавно вернулась из Штатов и еще хранила заграничный флёр и лоск: модный приталенный темный костюмчик, аромат неведомых духов, черные замшевые туфли на высоком толстом каблуке. (Позже Сергеев скажет, что она семенит «копытцами, как стреноженная лошадь»). Когда Шурочка тихо и умиленно смеялась, ее глаза увлажнялись слезой.

Все эти славные люди не имели, как я позже узнала, прямого отношения к экономике, а некоторые из них даже к своим нынешним подведомственным странам. Торсуев был востоковедом-китаистом, Сергеев девять лет работал в США в Секретариате ООН. Виробьян был, как говорили, выдвиженцем или свояком Микояна, а очаровательная Шурочка, занимавшая к тому же высокий пост секретаря комсомольской организации всего министерства, была, как шептали с оглядкой, протеже замминистра Крутикова. Впрочем, все в той или иной степени знали английский язык, а Сергеев, кроме того, еще пять-шесть европейских языков.

Вот в такую-то интересную компанию я попала, и меня вовсе не занимал вопрос, кто из них больше, а кто меньше пригоден для работы в советской внешней торговле. Атмосфера в комнате была легка и интеллигентна, и даже не возникало вопроса, почему, например, Торсуев и Сергеев, трудясь в таком «элитном» управлении, были беспартийными. От этого они представлялись мне еще более приятными и чуть ли не душевно родственными. Правда, инстинкт не дремал и строго держал мой язык в узде.

Как и мой новый сослуживец Сергеев, я с нуля начинала осваивать экономику Латинской Америки, в частности центральноамериканских стран — Гватемалы, Гондураса, Панамы и прочей мелкоты, которую мне поручили патронировать и всесторонне изучать.

Надо сказать, что сотрудники обоих отделов были добросовестно заняты своими делами: ходили, писали, относили и приносили документы, но находили и время, чтобы обменяться безобидными впечатлениями и неопасными анекдотами. Мастером рассказывать анекдоты был часто заходивший к нам из Отдела Канады пижонистый Николай Иванович Каминский, муж актрисы Элины Быстрицкой. Анекдоты от Каминского были на английский манер, то есть такого вот рода: «Одного мужчину десять лет от желтухи лечили, а он китайцем оказался».

Мне поручили работу, легкую до смешного. Виробьян положил передо мной кипу североамериканских, — причем прошлогодних и несекретных, — обзоров экономики и внешней торговли каждой из «моих» стран и попросил перевести с испанского на русский. Мне показалось забавным, что ежемесячных отчетов, скажем, нашего торгпреда с Кубы недостаточно для того, чтобы знать о том, что с этого острова выгоднее импортировать сахар, нежели огурцы. Впрочем, и торгпред торгпреду рознь. Однажды мне довелось присутствовать на коллегии министерства, где министр Микоян беспощадно распекал краснощекого пупсика Сидоренко, тогдашнего советского торгпреда в батистовской Кубе, за то, что он рекомендовал импортировать в Союз «не тот сорт сигар».

Работа в управлении была пустячной, но нудной. Сидеть за столом ежедневно с одиннадцати утра до семи часов вечера, зная, что ты не к экзаменам готовишься и не срочную справку для министра пишешь (этим занимался Виробьян), становилось все труднее. У всякой легкости своя трудность. Тем не менее мне ничуть не было жаль пяти лет, затраченных в институте на юриспруденцию. Это был всего лишь первый путь, приблизивший меня к той черте, перешагнуть которую так хотелось. Я узнала много интересного, а юристом себя, по совести сказать, никогда не видела в будущем.