Лев Толстой - ПСС. Том 24. Произведения 1880-1884 гг.

• Название: ПСС. Том 24. Произведения 1880-1884 гг.
• Автор: Лев Толстой
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Религиоведение
• Год: 1957

«Это сочинение — обзор богословия и разбор Евангелий — есть лучшее произведение моей мысли, есть та одна книга, которую (как говорят) человек пишет во всю свою жизнь. Я имею на это свидетельство двух ученых и тонких критиков, обоих несогласных со мною в убеждениях. Оба, всегда прямо говорившие мне правду, признали сочинение неопровержимым.»

«Но, несмотря на все усилия толпы, избранные люди, сквозь всю грязь лжи, видят истину и проносят ее во всей чистоте чрез века и усилия лжи, и в таком виде учение доходит до нас. Тот, кто теперь, в наше время, будь он католик, протестант, православный, молоканин, штундист, хлыст, скопец, рационалист, какого бы ни был исповедания, тот, кто читает теперь Евангелие, находится в странном положении. Тот, кто умышленно не закрывает глаза, тот не может не видеть, что если тут не всё, что мы знаем и чем мы живем, то по крайней мере что-то очень мудрое и значительное. Но мудрое и важное это выражено так безобразно, дурно, как говорил Гёте, что он не знает более дурно написанной книги, как Евангелие, и зарыто в таком хламе безобразнейших, глупых, даже непоэтических легенд, и умное и значительное так неразрывно связано с этими легендами, что не знаешь, что и делать с этой книгой. Толкования к этой книге нет другого, как то, которое дают различные церкви. Толкования эти все исполнены бессмыслиц и противоречий, так что каждому представляется сначала только два выхода: или, осердясь на вшей, да шубу в печь, т. е. откинуть всё как бессмыслицу, что и делают ⁹⁹/₁₀₀, или покорить свой разум, что и велит делать церковь, и принять вместе с мудрым и значительным всё глупое и незначительное, что и делает ¹/₁₀₀ тех людей, которые или не имеют зрения, или умеют прищуривать глаза так, чтобы не видать того, чего не хотят видеть. Но и этот выход непрочен. Стоит показать этим людям то, что они не хотели видеть, и они волей — неволей бросают вместе с ложью и ту правду, которая была в ней замешана. И что ужасно при этом, это то, что ложь, смазанная с истиной, смазана с ней часто не врагами истины, но самыми первыми друзьями ее; то, что эта ложь считалась и была первым орудием распространения истины. Ложь о воскресении Христа была во времена апостолов и мучеников первых веков главным доказательством истинности учения Христа. Правда, эта же басня о воскресении и была главным поводом к неверию в учение. Язычники во всех житиях первых мучеников христианских называют их людьми, верующими в то, что их распятый воскрес, и совершенно законно смеются над этим.»

 «Я смотрю на христианство не как на исключительное божественное откровение, не как на историческое явление, я смотрю на христианство, как на учение, дающее смысл жизни. Я был приведен к христианству не богословскими, не историческими исследованиями, а тем, что пятидесяти лет от роду, спросив себя и всех мудрецов моей среды о том, что такое я и в чем смысл моей жизни, и получив ответ: ты случайное сцепление частиц, смысла в жизни нет, и сама жизнь есть зло — я был приведен тем, что, получив такой ответ, я пришел в отчаяние и хотел убить себя; но вспомнив то, что прежде, в детстве, когда я верил, для меня был смысл жизни, и то, что люди верующие вокруг меня — большинство людей, не развращенных богатством, — веруют и живут настоящею жизнью, я усомнился в правдивости ответа, данного мне мудростью людей моей среды, и попытался понять тот ответ, который дает христианство людям, живущим настоящей жизнью. И я стал изучать христианство, и изучать в христианском учении то, что руководит жизнью людей.»

«Я не знал света, думал, что нет истины в жизни, но убедившись в том, что люди живы только этим светом, я стал искать источник его и нашел его в Евангелиях, несмотря на лжетолкования церквей. И, дойдя до этого источника света, я был ослеплен им и получил полные ответы на вопросы о смысле моей жизни и жизни других людей, ответы, вполне сходящиеся со всеми мне известными ответами других народов и на мой взгляд превосходящие все.»

«Если читатель принадлежит к огромному большинству образованных, воспитанных в церковной вере людей, но отрекшихся от нее вследствие ее несообразностей с здравым смыслом и совестью (остались ли у такого человека любовь и уважение к духу христианского учения, или он, по пословице: «осердясь на блох, и шубу в печь», считает всё христианство вредным суеверием), я прошу такого читателя помнить, что то, что отталкивает его, и то, что представляется ему суеверием, не есть учение Христа, что Христос не может быть повинен в том безобразном предании, которое приплели к его учению и выдавали за христианство; надо изучать только одно учение Христа, как оно дошло до нас, т. е. те слова и действия, которые приписываются Христу и которые имеют учительное значение. Читая мое изложение, такой читатель убедится, что христианство не только не есть смешение высокого с низким, не только не есть суеверие, но есть самое строгое, чистое и полное метафизическое и этическое учение, выше которого не поднимался до сих пор разум человеческий и в кругу которого, не сознавая того, движется вся высшая человеческая деятельность: политическая, научная, поэтическая и философская.

Если читатель принадлежит к тому ничтожному меньшинству образованных людей, которые держатся церковной веры, исповедуя ее не для внешних целей, а для внутреннего спокойствия, я прошу такого читателя, прежде чем читать, решить в душе вопрос о том, что ему дороже: душевное спокойствие или истина? Если спокойствие, то прошу его не читать; если же истина, то прошу его помнить, что учение Христа, изложенное здесь, несмотря на одинаковость названия, есть совершенно другое учение, чем то, которое он исповедует, и что потому отношение его, исповедующего церковную веру, к этому изложению учения Христа есть то же, как отношение магометанина к проповеди христианства, что вопрос для него не в том, согласно ли, или несогласно предлагаемое учение с его верою, а только в том, какое учение согласнее с его разумом и сердцем — его ли церковное учение, составленное из согласования всех писаний, или одно учение Христа. Вопрос для него только в том — хочет ли он принять новое учение, или оставаться в своей вере.

Если же читатель принадлежит к людям, внешне исповедующим церковную веру и дорожащим ею не потому, что они верят в истину ее, а по внешним соображениям, потому что они считают исповедание и проповедание ее выгодным для себя, то пусть такие люди помнят, что сколько бы у них ни было единомышленников, как бы сильны они ни были, на какие бы престолы ни садились, какими бы ни называли себя высокими именами, они не обвинители, а обвиняемые, — не мною, а Христом. Такие читатели пусть помнят, что им доказывать нечего, что они уже давно сказали, что имели сказать, что если бы они даже и доказали то, что хотят доказать, то доказали бы только то, что доказывают каждый для себя все сотни отрицающих друг друга исповеданий церковных вер; что им не доказывать нужно, но оправдываться. Оправдываться в кощунстве, по которому они учение Иисуса Бога приравняли к учениям Эздры, соборов и Феофилактов и позволяли себе слова Бога перетолковывать и изменять на основании слов людей. Оправдываться в клевете на Бога, по которой они все те изуверства, которые были в их сердцах, свалили на Бога Иисуса и выдали их за его учение. Оправдываться в мошенничестве, по которому они, скрыв учение Бога, пришедшего дать благо миру, подставили на его место свою святодуховскую веру и этою подставкою лишили и лишают миллиарды людей того блага, которое принес людям Христос, и, вместо мира и любви, принесенных им, внесли в мир секты, осуждения и всевозможные злодейства, прикрывая их именем Христа.

Для этих читателей только два выхода: смиренное покаяние и отречение от своей лжи или гонение тех, которые обличают их за то, что они делали и делают.

Если они не отрекутся от лжи, им остается одно: гнать меня, на что я, оканчивая свое писание, готовлюсь с радостью и со страхом за свою слабость.»

ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

ИЗДАНИЕ ОСУЩЕСТВЛЯЕТСЯ ПОД НАБЛЮДЕНИЕМ ГОСУДАРСТВЕННОЙ РЕДАКЦИОННОЙ КОМИССИИ

СЕРИЯ ПЕРВАЯ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

ТОМ 24

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ МОСКВА 1957

Перепечатка разрешается безвозмездно

ПРОИЗВЕДЕНИЯ 1880—1884

ПОДГОТОВКА ТЕКСТА И КОММЕНТАРИИ H. H. ГУСЕВА

Текст воспроизводится по экземпляру, находящемуся в фонде РГБ: Толстой, Лев Николаевич; Полное собрание сочинений. Том 24. Произведения 1880–1884; Государственное издательство художественной литературы, 1957; Российская государственная библиотека, 2006 (электронный документ в формате Adobe Reader)

Особая благодарность старшему преподавателю кафедры истории русской литературы и журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова Ирине Викторовне Петровицкой за выложенное в общий доступ Полное Собрание Сочинений Л.Н. Толстого (90–томник) в формате Adobe Reader.

Настоящее юбилейное издание первого полного собрания сочинений Л. Н. Толстого печатается на основании постановлений Совета Народных Комиссаров СССР от 25 июня 1925 г., 8 августа 1934 г. и 27 августа 1939 г.

Редактор O. A. Гозанова Технический редактор Л. М. Сутина Корректор К. Полетика

Подписано к печати 12/VIII–57 г. Бумага 68X100¹/₁₆—63¹/₄ печ. л. 77, 79 усл. печ. л. 55, 76 уч. — изд. л. Тираж 5000. Зак. 1705.

Гослитиздат Москва, Б–66, Ново-Басманная, 19

Ленинградский Совет народного хозяйства. Управление полиграфической Промышленности. Типография M 1 «Печатный Двор» имени А. М. Горького Ленинград, Гатчинская, 26.

---

И была в том городе вдова. И ходила эта вдова к судье, и говорила ему: рассуди меня по правде с моим обидчиком.

4. Но он долгое время не хотел. А после сказал сам в себе: хотя я и Бога не боюсь и людей не стыжусь,

5. но как эта вдова не дает мне покоя, защищу ее, чтобы она не приходила больше докучать мне.

И долго не хотел судья ее рассудить, а потом и говорит сам себе: я хоть и не боюсь Бога и на людей не смотрю, а чтоб не было мне докуки от этой вдовы, рассужу ее по правде, чтобы она из себя не вышла и мне не выцарапала глаза.

6. И сказал господь: слышите, что говорит судья неправедный? 1

И сказал Иисус: поймите, что судья неправды сказал.

7. Бог ли не защитит избранных своих, вопиющих к нему день и ночь, хотя и медлит защищать их?

Как же Бог-то не поступит по правде с избранными своими, с теми, что день и ночь молят его и терпят?

8. Сказываю вам, что подаст им защиту вскоре. Но 2 сын человеческий, пришед, найдет ли веру на земле? 3

Я говорю вам, что сейчас же поступит с ними по правде. Кроме того, сын человеческий, явившись, и так найдет веру на земле.

ПРИМЕЧАНИЯ

1) Ударение здесь главное на слове неправды. Поймите, что это сказал судья неправды. Судья неправды и тот был вынужден сделать правду.

2) Πλην здесь значит кроме того.

3) Вопросительный знак здесь только путает смысл.

Всегда молитесь, ищите, стремитесь. Неправедный судья и тот боится вдовы нищей и делает по ее, так как же Бог не сделает того, о чем его просят. Но даже если и нет Бога на небе, то нельзя не верить в сына человеческого в душах людей.

Лк. XII, 22. И сказал ученикам своим: посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей…

И сказал ученикам своим: потому не заботьтесь о жизни вашей.

25. Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть? 1

Кто из вас заботой прибавит хоть на час себе веку?

31. Наипаче ищите царствия Божия, и это всё приложится вам.

Ищите только того, чтобы быть в воле Бога, всё остальное будет само собой.

35. Да будут чресла ваши препоясаны и светильники горящи.

Будьте подпоясаны, готовы, чтобы ночники у вас всегда горели.

36. И вы будьте подобны людям, ожидающим возвращения господина своего с брака, дабы, когда прийдет и постучит, тотчас отворить ему.

Будьте всегда, как слуги, когда они ждут хозяина из гостей, чтобы, как только он постучится, сейчас же и отворить ему.

37. Блаженны рабы те, которых господин, пришедши, найдет бодрствующими; истинно говорю вам, он препояшется и посадит их, и подходя, станет служить им.

Счастливы те слуги, каких хозяин найдет готовыми. Вы сами знаете, что он посадит их за стол и будет угощать их.

38. И если придет во вторую стражу и в третью стражу придет, найдет их так, то блаженны рабы те.

И приди он в первом, во втором или третьем часу, всё равно те слуги будут довольны.

39. Вы знаете, что если бы ведал хозяин дома, в который час придет вор, то бодрствовал бы и не допустил бы подкопать дом свой.

Вы знаете, что если бы хозяин дома знал, когда вор придет, он бы не спал и не дал бы разорить дома.

40. Будьте же и вы готовы, ибо в который час не думаете, придет 2 сын человеческий.

Так и вы будьте готовы, потому что вы не знаете, когда сын человеческий уходит.

ПРИМЕЧАНИЯ

1) Стихи Лк. XII, 26–30 приведены в главе 4–й, в Нагорной проповеди.

2) Έρχεται здесь может значить уходит, и тогда понятно, что это говорится о смерти, о которой и идет речь. При переводе же приходит нет никакого смысла: куда, откуда, как?

Вот что говорит Рейс (Нов. Зав., ч. I, стр. 470):

И здесь простое сравнение параллельных мест позволяет выделить то, что есть произвольного в изложении различных частей, соединенных евангелистом в одну непрерывную речь, которая, говоря по правде, может рассматриваться как продолжение предшествующей речи.

Нетрудно проследить ход мыслей, связывающий обе части, разъединенные нами: притча о человеке, пораженном смертью, ссылка на погибающие сокровища, обещание царства, — всё это может считаться как бы введением к увещаниям, которые мы читаем и которые направлены главным образом к тому, чтобы заставить человека готовиться к великому часу. Именно эта связь идей, без сомнения, привела Луку к мысли о последовательном, связном расположении разрозненных изречений, собранных им по их сходству или сродству, более или менее бросающемуся в глаза. Но из соответствующих мест первого Евангелия мы усматриваем, что это расположение не является следствием первичного предания и не обусловливается каким-либо письменным источником, которым пользовались бы позднейшие повествователи. Мы замечаем даже неверное понимание отдельных слов или различное их истолкование; видим, что всё изложение не вдвигается естественно в общую рамку, раз принятую; усматриваем, наконец, что даже в нашем тексте не вполне изгладились следы работы такого рода, как только что упомянутая нами. Присмотритесь к ст. 41, 42, 54 и особенно к ст. 58 с его неожиданным переходом от множественного числа к единственному. Сказанное нами, надеемся, дает нам право изучать собственный и ближайший смысл каждого изречения независимо от контекста.

1. (Ст. 35–40.) Будьте же готовы на каждый час! Эта мысль выражается во многих образах. Путешественник, препоясывающий чресла пред отправлением в дорогу; работник, принимающийся за работу; светильник горящий… и тут же вырисовывается сцена из домашней жизни, как слуги ждут среди ночи возвращения с пира своего господина, чтобы, когда он придет, а вернуться он может в равное время, немедленно отворить ему, посветить и проводить до его комнаты. Наконец, третий образ, вора, предназначен особенно выделить мысль о полном неведении того часа, когда каждому представится случай на деле доказать, что он бодрствовал.

Все эти образы ясны и прозрачны. В образе вора нужно отрешиться от всего прочего (особенно от нравственной стороны его), чтобы удержаться лишь на самой сущности сравнения, отмечаемой нами. В притче о господине, возвращающемся среди ночи, нужно оставить в стороне всё то, что традиционные толкователи наговорили о свадьбе, и сосредоточить внимание лишь на том обстоятельстве, что сильное запоздание господина естественно утомляет слуг, склоняет их ко сну. Уже тот факт, что в одном из этих образов сам хозяин бодрствует, ожидая вора, тогда как в другом слуги ожидают хозяина, — самый этот факт с преизбытком доказывает, что основная мысль, выраженная в этих образах, приурочена не к представленным в них личностям, а к общему всем им элементу — к состоянию бодрствования. Однако здесь возникает еще один вопрос, более интересный с богословской точки зрения и в то же время более сложный и трудный.

Что это за великий час конечного испытания, возможность которого хотел представить Иисус, — час в одно и то же время определенный и неопределенный, неизбежный и ожидаемый? Наши евангелисты прямо говорят о пришествии Христа, о его торжественном возвращении для установления своего царства, и так это всегда понимала церковь. Выражение, которым оканчивается разбираемое нами место: Сын человеческий приидет, в который час не думаете, не оставляет никакого сомнения относительно такого понимания. Мы встретим еще немало мест, подтверждающих такое понимание и которые ясно показывают, что Иисусу, при тогдашних обстоятельствах, волей-неволей приходилось пользоваться выражениями, прямо наводящими на такое понимание. Однако эти слова допускают приложение более непосредственное, более единичное. Если бы мы ограничивались первым смыслом, то теперь терялась бы почти вся их сила, ибо предвидение близкого конца существующего мира, столь занимавшее иудейско-христианское богословие, теперь уже более не пленяет умы; но те же слова сохраняют всю свою силу, представляются столь же настоятельно важными, как в первый день, если мы предположим, что они были обращены не к человечеству в его целом, ожидающему своей судьбы, а к каждому человеку в отдельности ввиду конца его теперешней жизни и того часа, когда он призван будет дать отчет, лично за себя, в том употреблении, какое он делал из своего существования на земле, из средств, какими он располагал, из наставлений, какие получал. Мы не боимся утверждать, что эта точка зрения может быть признана самой правильной в отношении большинства выражений, о которых идет речь, не учиняя над ними никакого насилия, и остается только рассмотреть, введен ли был другой элемент, о котором мы говорили вначале, по ошибке слушателей или по преданию, или к нему надо относиться как к нераздельной и подлинной части поучения Иисуса. Но в этом последнем случае будет оставаться еще большим вопросом, было ли это в устах Иисуса только лишь образной формой мысли, внешние черты которой заимствованы им были у народных понятий, относившихся до будущего, или надо призвать, что и для него также мысль о близости великого спасительного переворота сглаживала различие между судьбами человечества и личной судьбой каждого отдельного человека.