Марк Твен - Том 10. Рассказы. Очерки. Публицистика. 1863-1893.

• Название: Том 10. Рассказы. Очерки. Публицистика. 1863-1893.
• Автор: Марк Твен
• Жанр: Классическая проза

---

Я почувствовал себя словно в тупике, ведь я не мог опровергнуть его утверждений. Я не знал, как продолжать. Но тут мне пришла в голову одна мысль, и я сказал:

Значит, ты ничего по знаешь ни о «Хозяине», ни о «Священном союзе», и не писал этого письма, и заявляешь, что это подделка?

— Да, cэp, конечно.

Я медленно вытащил бечевку с узелками и молча показал ему. Он равнодушно посмотрел на нее, а затем обратил ко мне вопрошающий взгляд. Терпенье мое готово было лопнуть. Однако я сдержался и сказал обычным тоном:

Уиклоу, ты это видишь?

Да, сэр.

Что это такое?

— По—видимому, кусок бечевки.

По—видимому? Это именно кусок бечевки. Ты ее узнаешь?

Нет, сэр, — ответил он как нельзя спокойнее.

Его хладнокровие было просто потрясающе! Я выждал несколько секунд, чтобы молчание еще более подчеркнуло всю значительность того, что я собирался сказать, затем встал, положил ему руку на плечо и с расстановкой произнес:

Бедный мальчик, ничто на свете тебе уже не поможет. Этот условный знак «Хозяину», эта бечевка с узелками, найденная в стволе пушки на берегу...

— В стволе?! Нет, нет, нет, не в стволе, а в трещине дульной пробки! Она должна была быть в трещине пробки! — И он упал на колени, ломая руки, а на запрокинутое лицо его жаль было смотреть, так оно побледнело и исказилось от ужаса.

Нет, она была внутри, в стволе.

Ох, это какая—то ошибка! Боже мой, я пропал!

Он вскочил и начал метаться туда и сюда, увертываясь от протянутых к нему рук и пытаясь выбраться из комнаты. Но это, конечно, было невозможно. Тогда он, горько рыдая, снова бросился на колени, обхватил мои ноги и, цепляясь за меня, принялся умолять:

О, сжальтесь надо мной! Будьте милосердны! Не выдавайте меня, они сразу меня убьют! Защитите, спасите меня. Я во всем признаюсь!

Не скоро удалось успокоить его, умерить его страхи, заставить хоть немного опомниться. Тогда я начал допрос; он покорно отвечал мне, опустив глаза и время от времени смахивая бегущие по щекам слезы.

Итак, в душе ты мятежник?

Да, сэр.

И шпион?

Да, сэр.

— И действовал по определенным указаниям, получаемым извне?

Да, сэр...

По доброй воле?

Да, сэр.

— Может быть, даже с удовольствием?

Да, сэр, бесполезно было бы это отрицать. Сердцем я южанин, Юг — моя родина, и все это я делал во имя нее.

Значит, все твои рассказы о том, что тебе пришлось вынести и как преследовали твою семью, — заранее придуманная ложь?

Мне... мне велели так говорить, сэр.

И ты решился предать и погубить тех, кто пожалел и приютил тебя? Понимаешь ли ты, как ты запутался и до чего низко пал, бедняга?

Ответом были только всхлипывания.

Ладно, оставим это. Перейдем к делу. Кто такой «полковник» и где он находится?

Оп начал горько плакать и попытался избежать ответа. Он заявил, что его убьют, если он это скажет. Я пригрозил посадить его в карцер и запереть там, если он не будет говорить. В то же время я обещал ему защиту от любых покушений на его жизнь, если он чистосердечно во всем признается. В ответ он только упрямо сжал губы и не слушал никаких моих уговоров. Тогда я повел его в камеру, один вид которой мгновенно отрезвил его. Он разразился плачем, мольбами и заявил, что расскажет все.

Я привел его обратно, и он назвал «полковника» и сообщил его приметы. Сказал, что живет «полковник» в главной городской гостинице и ходит в штатском. Мне пришлось опять пригрозить ему, чтобы он описал и назвал «Хозяина». Он сказал, что «Хозяина» мы найдем в доме номер 15 по Бонд—стрит в Нью—Йорке, — он живет там под именем Р. Ф. Гейлорда. Я телеграфировал имя и приметы начальнику столичной полиции и просил арестовать Гейлорда и держать под арестом, пока я за ним не пришлю.

Как видно, есть еще какие—то заговорщики вне форта, скорее всего в Нью—Лондоне, — сказал я. —Назови и опиши их.

Он назвал и описал трех мужчин и двух женщин; все они жили в главной городской гостинице. Я отдал распоряжение — их и «полковника» без лишнего шума арестовали и препроводили в форт.

Теперь я хочу знать все о трех твоих товарищах заговорщиках, которые находятся здесь, в форте

Он, по—видимому, хотел увильнуть от ответа при помощи какой—нибудь лжи, но я вытащил загадочные клочки бумаги, найденные у двоих из заговорщиков, и это оказало на него благотворное действие. Я сказал, что двое уже арестованы, и он должен указать третьего. Это его ужасно напугало, и он воскликнул:

О, пожалуйста, не выпытывайте, если я на него покажу, он убьет меня на месте!

Я сказал, что это чепуха, что кто—нибудь будет рядом, чтобы его защитить, а кроме того, людей соберут без оружии. Я приказал выстроить всех новобранцев; бедняга, дрожа, вышел и, стараясь сохранить самый безразличный вид, зашагал вдоль строя. Под конец он коротко сказал что—то одному из них, и не прошел дальше и пяти шагов, как тот был арестован.

Как только Уиклоу снова привели к нам, я приказал привести и тех троих. Сперва я вызвал одного из них и сказал:

Ну, Уиклоу, говорите одну только чистую правду. Кто этот человек и что вы о нем знаете?

Отступать было некуда, он перестал колебаться и, глядя в упор на того, о ком я спрашивал, без промедления выложил следующее:

Его настоящее имя Джордж Бристоу. Он из Нового Орлеана, два года назад был вторым помощником па. каботажном пакетботе «Капитолий». Отчаянный, никакого удержу не знает, дважды сидел за убийство: один раз раскроил череп матросу по имени Хайд, а другой — убил подсобного матроса, отказавшегося бросать лот, что, как известно, не входит в обязанности подсобных матросов. Он шпион, и полковник послал его сюда как шпиона. Он был третьим помощником на «Святом Николае», когда тот взорвался в пятьдесят восьмом году недалеко от Мемфиса, и его тогда чуть не линчевали, потому что он грабил убитых и раненых, когда их перевозили на берег на дощанике...

И так далее и тому подобное — вся биография была выложена полностью. Когда он кончил, я спросил вызванного:

Что вы можете на это сказать?

Не при вас будь сказано, сэр, он врет, как сам дьявол!

Я отослал его обратно в камеру и по очереди вызвал других. Тот же результат. Мальчик подробно описал жизнь каждого из них, ни разу не запнувшись ни в слове, ни в факте. Но от обоих негодяев я не добился ничего, кроме возмущенных утверждений, что все это ложь. Они ни в чем не сознались. Я отправил их обратно и вызвал одного за другим остальных заключенных. Уиклоу рассказал о них все — из какого города на Юге каждый приехал и мельчайшие подробности, касающиеся их участия в заговоре.

Но они все отрицали, и ни один ни в чем не сознался. Мужчины бесились от злости, женщины плакали. Послушать их — так все они были невинными приезжими с Запада и любили северян больше всего на свете. Я с возмущением засадил опять всю эту шайку и принялся снова допрашивать Уиклоу.

Где номер «сто шестьдесят шестой» и кто такой «Б. Б.»?

Но здесь он решил поставить предел своей откровенности. ни уговоры, ни угрозы не действовали. Время летело, необходимо было принять строгие меры. Я подвязал его за большие пальцы рук так, что он мог стоять только на цыпочках. Усиливающаяся боль исторгала у него пронзительные крики и вопли, слышать их было невыносимо. Но я твердо стоял на своем, и вскоре он выкрикнул:

Ох. пожалуйста, спустите меня, и я все скажу!

— Нет, сперва скажи, а тогда я тебя спущу.

Каждое мгновенье стоило ему теперь неимоверных страданий, так что ответ не заставил себя ждать.

Номер сто шестьдесят шестой — гостиница «Орел»!

Это был дрянной постоялый двор внизу у моря, посещавшийся простыми рабочими, грузчиками и еще менее почтенной публикой.

Я отвязал его, а затем потребовал назвать цель заговора.

Захватить форт сегодня ночью, — сказал он угрюмо, сквозь всхлипывания.

Все ли руководители заговорщиков у меня в руках?

Нет. Вы не захватили тех, кто должен собраться в сто шестьдесят шестом.

Что значит «помните ХХХХ»?

Ответа нет.

Каков пароль у тех, кто придет в номер сто шестьдесят шестой?

Ответа нет.

Что значат буквы: «ФФФФФ» и «ММММ»? Отвечай, а то за тебя примутся опять!

Этого я никогда не скажу! Лучше умереть. Делайте со мной что хотите!

Думай, что говоришь, Уиклоу. Это твое последнее слово?

Он ответил твердо, не дрогнувшим голосом:

Последнее. Я умру, но не открою этих тайн. И решение мое так же непоколебимо, как моя любовь к моей несчастной, оскорбленной родине, как моя ненависть ко всему, на что светит ваше Северное солнце.

Я снова подвесил его за пальцы. Когда боль стала невыносимой, сердце просто разрывалось от воплей несчастного, но мы ничего от него не добились. В ответ на все вопросы он кричал одно и то же:

— Я умру, но ничего не скажу!

Нам пришлось уступить. Мы убедились, что он действительно умрет, но не скажет. Его отвязали, увели в тюрьму и приставили строгую охрану.