Патрик Ротфусс - Имя ветра

• Название: Имя ветра
• Автор: Патрик Ротфусс
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-39937-6

Все началось со страха. Однажды, вернувшись с лесной прогулки, юный Квоут, актер из бродячей труппы, нашел на месте разбитого на ночь лагеря страшное пепелище. И изуродованные трупы друзей-актеров, его странствующей семьи. И тени странных созданий, прячущихся во мраке леса. Так впервые в жизнь юноши вторгаются чандрианы, загадочное племя, чьим именем пугают детей и о жутких делах которых рассказывается в древних преданиях. Теперь отыскать убийц и воздать им по заслугам становится целью Квоута. Но чтобы воевать с демонами, нужно овладеть знаниями, недоступными для простого смертного, — изучить магическое искусство и научиться повелевать стихиями…

---

Я собрал необходимые инструменты и расположился в одном из вытяжных шкафов вдоль восточной стены. Я выбрал место около оросителя: бака на две тысячи литров из стекла двойной закалки, — такие были расставлены по всей мастерской. Если прольешь на себя что-нибудь опасное, работая под вытяжкой, можно просто повернуть кран и отмыться под струей холодной воды.

Конечно, если я осторожен, ороситель мне не понадобится. Но приятно, что он так близко, — просто на всякий случай.

Разложив все необходимое под вытяжкой, я отправился к столу, где держали костедеготь. Хоть я и знал, что он не опаснее каменной пилы агломерационного колеса, этот полированный бак меня весьма нервировал.

И сегодня, я заметил, в нем что-то изменилось. Я обратил на это внимание одного из самых опытных артефакторов, проходившего мимо. У Джаксима был изможденный вид, обычный для большинства артефакторов в середине большого проекта: словно он решил не спать до тех пор, пока не закончит.

— Разве он должен быть настолько холодным? — спросил я Джаксима, указывая на бак с костедегтем, чьи края покрывали тонкие белые пучки инея, похожие на крошечные кустики. Воздух вокруг металла переливался от холода.

Джаксим уставился на бак, потом пожал плечами.

— Лучше переморозить, чем недоморозить, — сказал он с невеселой усмешкой. — А то бабах — и все!

Мне оставалось только согласиться, а потом я подумал, что это, наверное, как-то связано с тем, что в мастерской сегодня утром холоднее обычного. Еще не горела ни одна печь, и большинство огней в горнах едва тлели.

Я пробежал процедуру сцеживания у себя в голове, проверяя, не забыл ли чего. Было так холодно, что мое дыхание висло в воздухе белым облачком. Пот на руках приморозил мои пальцы к ручкам бака так же, как язык любопытного ребенка прилипает к ручке насоса в разгар зимы.

Я отлил в герметичный сосуд около тридцати граммов густой маслянистой жидкости и быстро закрыл крышку. Потом отправился обратно к вытяжному шкафу и начал готовить материалы. После нескольких напряженных минут я приступил к долгому тщательному процессу подготовки и заправки партии синих излучателей.

Двумя часами позже мое внимание вдруг рассыпалось — от голоса за спиной. Он был не особенно громким, но чрезвычайно серьезным, а такой тон в артной игнорировать не стоило.

Голос произнес:

— О боже!

Поскольку я работал с костедегтем, то первым делом бросил взгляд на бак. Холодный пот побежал по моей спине, когда я увидел, что черная жидкость сочится из одного угла и стекает по ножке стола, образуя лужицу на полу. Толстая деревянная ножка была почти полностью разъедена, и уже слышалось легкое потрескивание и пощелкивание: жидкость, скопившаяся на полу, начинала кипеть. В голове у меня вертелись только слова Килвина во время демонстрации: «Кроме того, что вещество сильно разъедающее, его пары загораются от соприкосновения с воздухом…»

Как раз в тот момент, как я повернулся посмотреть, ножка подломилась и стол начал падать. Полированный металлический бак упал и ударился о каменный пол; металл настолько промерз, что не просто треснул или погнулся, но разбился, как стекло. Литры темной жидкости выплеснулись на пол мастерской. Помещение наполнилось треском и щелчками, когда костедеготь разлился по теплому каменному полу и начал кипеть.

Давным-давно умный человек, проектировавший артную, сделал в мастерской около десятка желобов, чтобы облегчить уборку и борьбу с утечками. Кроме того, каменный пол мастерской то поднимался, то понижался, создавая мягкие переливы подъемов и впадин, направляющие утечки в эти стоки. Поэтому, как только бак разбился, широкая струя маслянистой жидкости потекла в двух противоположных направлениях, стремясь в два разных желоба. И она продолжала кипеть, образуя плотные низкие облачка: едкие, темные, как деготь, и готовые вот-вот вспыхнуть.

А между двумя рукавами темного тумана оказалась Фела, работавшая на отдельном столе в углу мастерской. Она стояла, приоткрыв рот и застыв в шоке. Она была практично одета для работы в мастерской: легкие брюки и тонкая льняная рубашка с рукавами, закатанными по локоть. Длинные темные волосы были стянуты сзади в хвост, но все равно свисали почти до талии. Она вспыхнет, как факел.

Помещение наполнилось ужасным шумом — люди сразу поняли, что происходит. Они выкрикивали приказы или просто вопили в панике. Они суетились, роняли инструменты и опрокидывали свои проекты.

Фела не кричат и не звала на помощь, а значит, никто, кроме меня, не заметил, в какой она опасности. Если демонстрация Килвина хоть чего-то стоила, то, по моему предположению, вся мастерская должна была превратиться в море огня и едкого тумана меньше чем через минуту. Времени не оставалось…

Я быстро оглядел разбросанные на ближайшем столе проекты, ища чего-нибудь, что сможет хоть как-то помочь. Но не было ничего: кучка обломков базальта, мотки медной проволоки, неоконченная стеклянная полусфера, которая, возможно, должна была стать очередной лампой Килвина…

И тут я понял, что мне делать. Я схватил полусферу и ударил ее о базальт. Она разбилась, и в руке у меня остался тонкий кривой осколок стекла длиной примерно в ладонь. Второй рукой я схватил со стола свой плащ и шагнул к вытяжке.

Прижав большой палец к острию осколка, я ощутил неприятное давление и резкую боль. Пошла кровь, я мазнул пальцем по стеклу и произнес заклинание. Потом, встав перед оросителем, бросил осколок на пол и наступил на него, раскрошив пяткой.

Меня пронзил холод, какого я никогда не испытывал прежде. Не простой холод, который ощущают в зимний день кожа и конечности, — он поразил мое тело, как удар грома. Я прочувствовал его языком, легкими, печенью.

Но я получил, что хотел. Стекло двойной закалки треснуло на тысячи кусочков и взорвалось — я еле успел закрыть глаза. Две тысячи литров воды ударили меня, как огромный кулак, отбросив на шаг и промочив до костей. Но я уже бежал, петляя между столами.

Хоть я и был проворен, но недостаточно. В углу полыхнуло ослепительно алым: туман начал розоветь, испуская странные угловатые язычки ярко-красного пламени. Огонь согреет остальной деготь, заставит его кипеть быстрее.

Пока я бежал, огонь растекался, следуя двум дорожкам, которые костедеготь проложил к желобам. Пламя разгоралось с пугающей яростью, вздымая две завесы огня, отрезающие дальний угол мастерской. Огонь был высотой уже почти с меня и рос дальше.

Фела выбралась из-за верстака и ринулась вдоль стены к стоку в полу. Деготь стекал через решетку, и около стены оставалась дорожка, свободная от огня и тумана. Фела была уже готова пробежать там, когда над решеткой вскипел темный туман. Фела испуганно взвизгнула и отпрянула. Туман горел и поглощал все бурлящим озером огня.

Наконец я обежал последний стол. Не замедляя шага, задержал дыхание и перепрыгнул через туман, не давая ужасному разъедающему пару коснуться моих ног. Руками и лицом я почувствовал мощную вспышку жара, но мокрая одежда спасла меня от ожогов.

Глаза мои были закрыты, и я неловко приземлился, ударившись щиколоткой о каменную крышку стола. Не обратив на это внимания, я бросился к Феле.

Она отступала от огня к дальней стене мастерской и смотрела на меня, приподняв руки, как для защиты.

— Опусти руки! — заорал я, подбегая к ней и разворачивая мокрый плащ. Не знаю, услышала ли она меня за ревом пламени, но поняла: опустила руки и шагнула в плащ.

Пробегая оставшееся между нами расстояние, я оглянулся и увидел, что огонь растет быстрее, чем я ожидал. Туман льнул к полу на высоте щиколотки, черный как деготь. Пламя стояло так высоко, что я не видел другой стороны и совершенно не представлял, насколько успела расшириться огненная стена.

Перед тем как Фела нырнула в плащ, я поднял его повыше, чтобы полностью закрыть ей голову.

— Я тебя перенесу, — крикнул я, заворачивая ее в плащ. — Обожжешь ноги, если попробуешь перейти.

Она что-то ответила, но складки мокрой ткани поглотили слова, и я не расслышал их за гулом огня.

Я подхватил Фелу — неся не перед собой, как прекрасный принц из какой-нибудь сказки, а перебросив через плечо, будто мешок с картошкой. Крепко прижав ее бедра к своей груди, я бросился к огню. Жар накатил волной, и я протянул вперед свободную руку, защищая лицо и молясь, чтобы влага на штанах спасла мои ног и от жуткой едкости костедегтя.

Перед тем как прыгнуть в огонь, я глубоко вдохнул, но воздух оказался едким и колючим. Я закашлялся и еще раз вдохнул полной грудью горящий воздух, входя в стену огня. Мои щиколотки охватил резкий холод тумана, а вокруг был огонь — и я бежал, снова и снова вдыхая ужасный воздух. У меня закружилась голова, во рту стоял аммиачный привкус. Какая-то отдельная рациональная часть меня подумала: «Конечно, потому он и летучий».