Юрий Визбор - Песни настоящих мужчин

• Название: Песни настоящих мужчин
• Автор: Юрий Визбор
• Жанр: Поэзия
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-49200-8

Любимые герои Юрия Визбора – летчики, моряки, альпинисты – да, впрочем, какая разница, кто они по профессии?! Главное, что их объединяет, – они настоящие мужчины, для которых понятия Дружба, Честь, Достоинство, Долг – не пустые слова. Это люди смелые, надежные и верные. «Он любил сильных, мужественных и добрых людей и сам был мужественным и добрым в своем искусстве, – сказал о Визборе Булат Окуджава. – Ему были чужды громкие фразы и ложная многозначительность. Его лирический герой, склонный к самоиронии, как нельзя лучше соответствовал сердечной музыке, потребности в натуральном слушателей, не падких на пустую развлекательность, жаждущих духовной сплоченности и тепла». Песни Ю. Визбора, составившие эту книгу, навсегда вошли в классику русской авторской песни.

---

Манеж

Когда кончается сезон удачи
И ветер, как афиши, рвет последние листы надежды,
Когда сложилось так, а не иначе,
То, значит, время грим снимать и пересматривать
одежды.

Просто жизнь моя – манеж,
Белый круг, со всех сторон освещенный.
Просто жизнь моя – манеж,
На коварство и любовь обреченный.
Ветер сумеречный свеж.
Подарите мне любовь, подарите.
Просто жизнь моя – манеж,
Ну а вы, мой друг, мне кажется, зритель.

Когда бы жизнь свою я начал снова,
В ней были б горы и моря, ну и немножечко успеха,
В ней были б ты да я, да шум сосновый,
А остальное подождет, а остальное мне не к спеху.

Но снова я на вас гляжу с надеждой,
Хотя наивно это все – я это ясно понимаю,
И все-таки надежде той внимаю,
Поскольку очень вас люблю, как не любил ни разу
прежде.

Просто жизнь моя – манеж,
Белый круг, со всех сторон освещенный.
Просто жизнь моя – манеж,
На коварство и любовь обреченный.
Ветер сумеречный свеж.
Не дарите мне надежд, не подарите.
Просто жизнь моя – манеж,
Ну а вы, мой друг, мне кажется, зритель.

Октябрь 1976 – 3 апреля 1977

Романс

О яхта, мой корабль! Мне пассажир твой снится.
Дощатый старый пирс, лиловая заря,
Как вы присели к нам, загадочная птица, —
Ведь надо ж отдохнуть, летя через моря.

Нам дали солнца стог, нас ветром наградили,
Нам выпала весна с оврагами в снегу,
И караваны яхт в то утро выходили —
Веселые щенки на мартовском лугу.

О взгляды в тишине! О молнии украдкой!
И отвечали мне вы крыльями ресниц.
То было все для вас случайною посадкой —
Лесной аэродром на трассе двух столиц.

Вы вышли из меня, летали вы немало,
И вот вернулись вы на тот дощатый пирс.
Но желтый лист упал, как будто все пропало,
И снеговые тучи в небе поднялись.

Зеленая весна осталась за горами,
И вы молчите зря, и курите вы зря,
Ведь караваны яхт влекутся катерами
К печальным берегам седого ноября.

1971

Ночной полет

Пошел на взлет наш самолет,
Прижал к земле тоскливый вереск.
Махнул рукой второй пилот
На этот неуютный берег.

А на земле не то чтоб лес,
А просто редкие березы.
Лежат на штурманском столе
Еще не пройденные грозы.

Летим всю ночь по курсу «ноль».
Давным-давно нам надоело
Смотреть на жизнь через окно
И делать дело между делом.

А я не сплю. Благодарю
Свою судьбу за эту муку,
За то, что жизнь я подарю
Ночным полетам и разлукам.

Ночной полет – тяжелая работа,
Ночной полет – не видно ничего,
Ночной полет – не время для полетов,
Ночной полет – полночный разговор.

1964

Октябрь. садовое кольцо

Г. Волчек

Налей чайку зеленого, налей!
Кусок асфальта, мокрые машины,
Высотных зданий сизые вершины —
Таков пейзаж из форточки моей.
А мы все ждем прекрасных перемен,
Каких-то разговоров в чьей-то даче,
Как будто обязательно удачи
Приходят огорчениям взамен.

Все тот же вид из моего окна,
Все те же телефонные приветы,
И времени неслышные приметы
Листом осенним достигают дна.
Налей винца зеленого, налей!
Друзей необязательные речи,
Надежды ненадежнейшие плечи —
Таков пейзаж из форточки моей.

Налей тоски зелененькой, налей!..
Картошка, лук, порезанный на части,
И прочие сомножители счастья —
Таков пейзаж из форточки моей.
А мы все ждем прекрасных перемен,
Каких-то разговоров в чьей-то даче,
Как будто обязательно удачи
Приходят огорчениям взамен.

Май – июнь 1981

Три сосны

Ах, какая пропажа – пропала зима!
Ну не гнаться ж за нею на север?
Умирают снега, воды сходят с ума,
И апрель свои песни посеял.
Ну да что до меня – это мне не дано:
Не дари мне ни осень, ни лето,
Подари мне февраль – три сосны под окном
И закат, задуваемый ветром.

Полоса по лесам золотая легла,
Ветер в двери скребет, как бродяга.
Я тихонечко сяду у края стола,
Никому ни в надежду, ни в тягость.
Все глядят на тебя – я гляжу на одно:
Как вдали проплывает корветом
Мой веселый февраль – три сосны под окном
И закат, задуваемый ветром.

Ах, как мало я сделал на этой земле:
Не крещен, не учен, не натружен,
Не похож на грозу, не подобен скале,
Только детям да матери нужен.

Ну да что же вы всё про кино, про кино —
Жизнь не кончена, песня не спета:
Вот вам, братцы, февраль – три сосны под окном
И закат, задуваемый ветром.

Поклянусь хоть на Библии, хоть на кресте,
Что родился не за пустяками:
То ль писать мне Христа на суровом холсте,
То ль волшебный разыскивать камень.
Дорогие мои, не виновно вино,
На огонь не наложено вето,
А виновен февраль – три сосны под окном
И закат, задуваемый ветром.

1972

Сретенский двор

А в тени снег лежит, как гора,
Будто снег тот к весне непричастен.
Ходит дворник и мерзлый февраль
Колет ломом на мелкие части.
Во дворах-то не видно земли,
Лужи – морем, асфальт – перешейком,
И плывут в тех морях корабли
С парусами в косую линейку.

Здравствуй, здравствуй, мой сретенский двор!
Вспоминаю сквозь памяти дюны:
Вот стоит, подпирая забор,
На войну опоздавшая юность.
Вот тельняшка – от стирки бела,
Вот сапог – он гармонью, надраен.
Вот такая в те годы была
Униформа московских окраин.

Много знали мы, дети войны,
Дружно били врагов-спекулянтов
И неслись по дворам проходным
По короткому крику «атанда!»

Кто мы были? Шпана не шпана,
Безотцовщина с улиц горбатых,
Где, как рыбы, всплывали со дна
Серебристые аэростаты.

Видел я суету и простор,
Речь чужих побережий я слышал.
Я вплываю в свой сретенский двор,
Словно в порт, из которого вышел.
Но пусты мои трюмы, в пыли…
Лишь надежды – и тех на копейку…
Ах, вернуть бы мне те корабли
С парусами в косую линейку!

1970

Блажен, кто поражен летящей пулей

Блажен, кто поражен летящей пулей,
Которую враги в него пульнули
И прилегли на травке у реки —
Смотреть, как жизнь из жертвы вытекает.
О, это смерть не самая плохая!
Ну, по сравненью с жизнью – пустяки.

Блажен, кому поможет в этом деле
Полузнакомка юная в постели
Из племени джинсового бродяг.
Вот тут-то случай обнажит причины!
Достойнейшая доля для мужчины —
Уйти на дно, не опуская флаг.

Блажен, кого минует кров больницы,
Где думой не позволят насладиться
Натужные усилия врачей, —
И родственников дальних очертанья
Лишаются уже очарованья
Из-за переполнения очей.

О, как разнообразны переходы
Под новые, сомнительные своды,
Как легок спуск в печальное метро,
Где множество теней мы обнаружим,
Сраженных потрясающим оружьем,
Которому название – перо.

Железное, гусиное, стальное,
За тридцать шесть копеек покупное —
Оно страшнее пули на лету:
Его во тьму души своей макают,
Высокий лоб кому-то протыкают
И дальше пишут красным по листу.

И, мукою бездействия томимы,
Кусают перья наши анонимы,
Вчера – пажи, теперь – клеветники,
Факультативно кончившие школу
Учителя Игнатия Лойолы, —
Любимые его ученики.

Блажен, кто сохранил веселье лада,
Кому в укор противников награда
И чистой дружбы пролитая кровь.
Кто верит в свет надежд неистребимых,
Что нас любовь минует нелюбимых,
Равно как и любимых – нелюбовь!

Март – 30 апреля 1983Переделкино – Пахра

Спутники

По прекрасному Чюрлёнису,
Иногда – по Остроухову
Мчались мы с одной знакомою
На машине «Жигули».
Заезжали в Левитана мы,
В октябри его пожухлые,
Направлялись мы к Волошину,
Заправлялись, как могли.

По республике Цветаевой,
Через область Заболоцкого
С нами шла высоковольтная
Окуджавская струна.
Поднимались даже в горы мы,
Покидая землю плоскую,
Между пиком барда Пушкина
И вершиной Пастернак.

Некто Вольфганг Амадеевич
Слал нам ноты из-за облака,
Друг наш Николай Васильевич
Улыбался сквозь туман.
Слава Богу, мы оставили
Топь софроновскую побоку,
И заезжий двор Ошанина,
И пустыню Налбалдян.

Между Грином и Волошиным
На последнем переходе мы
Возвели шатер брезентовый,
Осветив его костром.
И собрали мы сторонников
Рифмы, кисти и мелодии,
И, представьте, тесно не было
Нам за крошечным столом!

Сентябрь – декабрь 1981

Авто