Сергей Ковалёв - История Рима

• Название: История Рима
• Автор: Сергей Ковалёв
• Жанр: История

---

Дело Сеяна показало Тиберию, что даже среди своего ближайшего ок­ружения он не может чувствовать себя в полной безопасности. Это еще больше усилило его подозрительность и ненависть к людям. Террористи­ческий режим достиг после этого своего апогея.

Внутренняя политика Тиберия с самого начала была направлена к лик­видации некоторых «демократических» элементов принципата. Так, вы­боры магистратов были перенесены в сенат[387], а законодательная деятель­ность комиций фактически отмерла. Сенат, особенно в первые годы прав­ления Тиберия, пользовался большим авторитетом: император ставил на его обсуждение важнейшие дела и очень считался с его мнением. Но в дальнейшем, по мере роста оппозиции и усиления мрачной подозритель­ности Тиберия, он все больше переходил к чисто автократическим при­емам управления, а сенат превратился в простое орудие террористиче­ской системы.

Еще в 26 г., под влиянием болезненной мизантропии и уговоров Сеяна, Тиберий уехал из Рима. Смерть Ливии углубила пропасть между ним и семьей Германика. Наконец, заговор Сеяна явился решающим этапом на пути развития системы казней, ссылок и конфискаций. Судебная компе­тенция сената, изредка применявшаяся еще при Республике, теперь была широко использована для судебных процессов по обвинению в измене или, еще чаще, в оскорблении величества (laesae maiestatis). Старый закон 103 г. об оскорблении величия римского народа был перенесен на особу импера­тора и послужил широкой «юридической» базой для преследования всех элементов, оппозиционных новому режиму. Разумеется, при этом была масса злоупотреблений: сводились личные счеты, наживались доносчики, так как они получали 25 % конфискованного имущества, и т. д. Хотя импе­ратор старался бороться с этими злоупотреблениями, обстановка была такова, что систематическая борьба с ними была невозможна.

Однако, несмотря на отрицательные черты своего характера, Тиберий был прекрасным администратором, прошедшим хорошую школу под руководством Августа. Он отличался бережливостью и проводил строгую экономию в рас­ходовании государственных средств (за что его не любил римский плебс). Провинции при нем находились в относительно хорошем состоянии. Тибе­рий строго наблюдал за провинциальными наместниками, о чем говорит боль­шое число процессов о вымогательствах. Он неоднократно выдавал большие субсидии городам, пострадавшим от землетрясений. В новых провинциях (в Галлии, на Дунае, в Испании) производились большие работы по построй­ке дорог. В Италии он энергично боролся с разбоями и достиг в этом отноше­нии больших успехов. Труднее было бороться с другим наследием гражданс­ких войн — аграрным кризисом в Италии. В 33 г. сенат предложил состоя­тельным людям (главным образом представителям ростовщического капитала) вложить 2/3 их капитала в землю. Это вызвало жестокий финансовый кризис, так как кредиторы стали энергично взыскивать долги. Тиберий смягчил кри­зис созданием особого заемного фонда из средств фиска.

Последние годы своего правления Тиберий провел в полном уединении на о-ве Капри, почти забросив государственные дела. Ими руководили префект претория и градоначальник столицы. Уединенная жизнь императора породи­ла массу слухов о чудовищном разврате и утонченных жестокостях, которые он практиковал на Капри. Едва ли в этих рассказах много достоверного. 16 марта 37 г. император умер на вилле на Мизенском мысу, не оставив никаких определенных указаний о преемнике[388]. Свое имущество он завещал в равных долях внучатому племяннику Гаю Цезарю, единственному оставшемуся в живых сыну Германика и Агриппины2, и родному внуку Тиберию Гемеллу. Общественное мнение было настроено в пользу Гая, сына популярного Германика. Префект претория Макрон также стал на его сторону, что сыграло решающую роль. Войско и население принесли Гаю присягу, а сенат офор­мил его права по образцу Тиберия. Гемелл был устранен от сонаследования.

Светоний (Тиберий, 23—24) с возмущением рассказывает о той ко­медии, которую разыграл Тиберий, принимая власть в наследство от Августа: «Хотя Тиберий без колебаний вступил в обладание влас­тью и стал ею пользоваться, хотя он уже окружил себя вооруженной охраной, залогом и символом господства, однако на словах он долго отказывался от власти, разыгрывая самую бесстыдную комедию. То он с упреком говорил умоляющим друзьям, что они и не знают, ка­кое это чудовище — власть, то он двусмысленными ответами и хит­рой нерешительностью держал в напряженном неведении сенат, под­ступавший к нему с коленопреклоненными просьбами. Некоторые даже потеряли терпение, а кто-то среди общего шума воскликнул: "Пусть он правит или пусть он уходит!". Кто-то в лицо ему заявил, что иные медлят делать то, что обещали, а он медлит обещать то, что уже делает. Наконец, словно против воли, с горькими жалобами на тягостное рабство, возлагаемое им на себя, он принял власть. Но и тут он постарался внушить надежду, что когда-нибудь сложит с себя власть; вот его слова: "...до тех пор, пока вам не покажется, что при­шло время дать отдых и моей старости".

Много колоритных фигур было в окружении Тиберия, но двое за­служивают особого внимания как два антипода, судьба которых, впрочем, схожа. Первый из них — это племянник Тиберия Германик, второй — префект претория Сеян. Благодарная память потом­ков окружила Германика ореолом немеркнущей славы. Восторжен­ную характеристику дает ему Светоний (Калигула, 3—4): «Всеми телесными и душевными достоинствами, как известно, Германик был наделен, как никто другой: редкая красота и храбрость, заме­чательные способности к наукам и красноречию на обоих языках, беспримерная доброта, горячее желание и удивительное умение снискать расположение народа и заслужить его любовь. Красоту его немного портили тонкие ноги, но он постепенно заставил их пополнеть, постоянно занимаясь верховой ездой после еды. Врага он не раз одолевал врукопашную. Выступать с речами в суде он не перестал даже после триумфа. Среди памятников его учености ос­тались даже греческие комедии. Даже в поездках он вел себя как простой гражданин, в свободные и союзные города входил без лик­торов... Даже к хулителям своим, кто бы и из-за чего бы с ним ни враждовал, относился он мягко и незлобливо... Он пожал обиль­ные плоды своих добродетелей. Родные так уважали его и ценили, что сам Август — об остальных родственниках я и не говорю — долго колебался, не назначить ли его своим наследником и, нако­нец, велел Тиберию его усыновить. А народ так любил его, что ко­гда он куда-нибудь приезжал или откуда-нибудь уезжал, — об этом пишут многие, — то из-за множества встречающих или провожаю­щих даже жизнь его бывала в опасности; когда же он возвращался из Германии после усмирения мятежа, то преторианские когорты выступили ему навстречу все, хотя приказано было выступить толь­ко двум, а народ римский, без разбора сословия, возраста и пола, высыпал встречать его за 20 миль» (пер. М. Л. Гаспарова). Сеян — первый в ряду самых зловещих фигур, ставших характерны­ми для императорского Рима. Тацит (Анналы, IV,1—2) повествует о нем так: «Сеян родился в Вульсиниях и был сыном римского всадни­ка Сея Страбона; в ранней юности он состоял при внуке божествен­ного Августа Гае Цезаре, и не без слухов о том, что он продавал свою развращенность богачу и моту Апицию; в дальнейшем посред­ством различных уловок он настолько пленил Тиберия, что тот, обыч­но непроницаемый для окружающих, с ним одним оставлял свою скрытность и настороженность; и Сеян достиг этого не столько бла­годаря свойственному ему хитроумию (ведь и его одолели тем же оружием), сколько вследствие гнева богов, обрушенного ими на Рим­ское государство, для которого и его возвышение, и его низложение было одинаково роковым. Тело его было выносливо к трудам и ли­шениям, душа — дерзновенна; свои дела он таил ото всех, у других выискивал только дурное; рядом с льстивостью в нем уживалась над­менность; снаружи — притворная скромность, внутри — безудерж­ная жажда главенствовать, и из-за нее — порою щедрость и пыш­ность, но чаще усердие и настойчивость, — качества не менее вредо­носные, когда они используются для овладения самодержавною вла­стью. Сеян значительно приумножил умеренное влияние, которым прежде пользовался префект преторианцев, сведя рассеянные по всему Риму когорты в один общий лагерь... Как только лагерь был закончен устройством, Сеян принялся мало-помалу втираться в до­верие к воинам, посещая их и обращаясь к ним по именам; вместе с тем он стал самолично назначать центурионов и трибунов. Не воз­держивался он и от воздействия на сенаторов, стремясь доставить своим клиентам должности и провинции. Тиберий не мешал ему в этом и был до того расположен к нему, что не только в частных бесе­дах, но и в сенате, и перед народом превозносил Сеяна как своего сотоварища и сподвижника и допускал, чтобы в театрах, на городс­ких площадях и преториях в расположении легионов воздавались почести его статуям» (пер. А. С. Бобовича).