Митрофан Довнар-Запольский - История Беларуси

• Название: История Беларуси
• Автор: Митрофан Довнар-Запольский
• Жанр: История

Довнар-Запольский Митрофан (1867-1934), беларусский историк, этнограф и экономист, основоположник беларуской национальной историографии. С 1925 г. профессор БГУ, действительный член Института беларуской культуры, председатель его историко-археографической комиссии и сотрудник Госплана БССР. Обвиненный в «нацдемовщине», был вынужден оставить работу и в 1926 г. выехать в Москву. Было заблокировано его избрание академиком АН СССР, осуждена рукопись книги «Гісторыя Беларусі» (была издана только в 1994 г.). В 1919 г. на беларуском и основных европейских языках опубликовал научно-публицистический очерк «Асновы дзяржаўнасці Беларусі». Автор свыше 200 научных трудов по этнографии, социально-экономической и политической истории Беларуси, Летувы, России, Украины, Польши, в т. ч. таких крупных исследований, как «Очерк истории кривицких и дреговицких земель до конца 12 в.» (1891), «Государственное хозяйство Великого Княжества Литовского при Ягеллонах» (1901), «На заре крестьянской свободы» (1911), «Народное хозяйство Беларуси. 1861-1914 гг.» (1926) и др.

---

В кругу тогдашних аболиционистов было и несколько крупных владельцев из Белоруссии. Некоторые из них пожелали ввести в своих имениях гуманные реформы. Таковы были, напр., графы Бржостовские, введшие реформу в своем имении Меречи, переименованном в Павлово. Неизвестно, чем окончились начинания Бржостовских; вероятно реформы были оставлены в годину бедствий. Особенно интересна реформа, проведенная гр[афом] Иоахимом Хребтовичем в его родовом имении Щорсах (Минской губ. Новогрудского уезда) и имении Вишнево (Виленской губ.).

Последний канцлер Речи Посполитой исходил в своих начинаниях из весьма гуманных начал. Он своих крепостных превратил в арендаторов, освободив их от барщинного труда и разных податей в пользу помещика. Крестьяне платили помещику только умеренную плату. Наследники Иоахима дали своим крестьянам и широкое самоуправление. Крестьянская реформа в Щорсах, кажется, представляла собою единственный пример реформы в крае, произведенной по частной инициативе в конце 18 в. и дожившей до освобождения крестьян, несмотря на все невзгоды, пронесшиеся в этот период.

Конечно, это был случайный проблеск помещичьей мысли, подсказанный, однако, здравым пониманием опасных последствий, экономических и социальных, столь резких классовых противоречий. Конечно, несколько таких случайных мероприятий не изменяли общей картины той пропасти, которая отделяла крестьянина от помещика.

Еще более кабинетными являются те мечтания об облегчении крепостного права в западных губерниях, которые нередко возникали в правительственных сферах до начала 40-х годов. Так, в конце десятых годов 19 в. появилась в Петербурге мысль об уничтожении крепостного права, причем предполагалось начать это дело с западнорусских губерний. От имени императора даже последовало предложение литовско-русскому дворянству в этом смысле, но крепостническое дворянство дало уклончивый ответ, соглашаясь «последовать примеру своих старших братьев — русских». Можно бы еще указать на одну-другую кабинетную мысль, тоже натолкнувшуюся на дворянскую оппозицию.

Отношение к вопросу изменилось, когда, наконец, в самой крестьянской массе почувствовалось некоторое движение. Забитая, приниженная и голодная крестьянская масса стала проявлять некоторые признаки жизни.

С 30-х годов заметно вообще движение в крестьянской массе. Польское восстание, участие в его подавлении крестьян, разнесшееся по всему западному краю объявление киевского генерал-губернатора Остен-Сакена о даровании свободы крестьянам за поддержку русского правительства против восставших, голод и тяготы крепостного ига — все это сделало крестьянскую массу весьма легко возбуждаемою. Это возбуждение выражалось в крестьянских беспорядках, иногда кончавшихся кровавыми последствиями. В 1846 г. двое дворовых одного могилевского помещика из мести вырезали несколько помещичьих семейств, что взбудоражило всю губернию. В 40-х годах брожения в Витебской губ. почти не прекращались. Этот сдвиг в крестьянской среде совершенно правильно был оценен представителями местной администрации. Они настойчиво обращают внимание правительства и даже самих помещиков на ненормальные отношения между владельцами и крестьянами. Создавалось напряженное отношение двух враждебных лагерей. Минский губернатор Допельмайер даже решает обратиться к уездным предводителям дворянства с совершенно откровенным объяснением причин, вызывающих движение в крестьянской среде. Губернатор пишет: «в этой губернии почти везде существует какое-то неприязненное расположение крестьян к их владельцам. Вникая в причины сего печального явления, я удостоверился, что неудовольствие поселян к их помещикам возникает иногда от подстрекательства злонамеренных лиц, но всего чаще оттого, что владельцы передают крестьян своих в руки жестокосердных, грубых и корыстолюбивых управителей и арендаторов, которые обременяют их чрезмерными работами, истязают бесчеловечно наказаниями, не взирая ни на возраст, ни на пол, ни на болезненное состояние, и отказывают во всяком пособии к приобретению необходимых к поддержанию быта крестьянского вещей. Все это делается обыкновенно без ведома и вопреки воли владельца; в некоторых мелкопоместных имениях утеснение происходит прямо от помещиков. В таком положении дел ужасающе и неоднократно повторенные убийства владельцев своими крестьянами и частые донесения по ведомству о происшествиях, что такой то крестьянин умер, а такая то беременная крестьянка схоронила плод или кончила жизнь, вследствие жестокого наказания за маловажные проступки — обратили на себя внимание не только начальства, но и самого государя-императора, и угрожают поставить минское дворянство у высшего правительства в невыгодное об образе их управления крестьянами мнение, заслуженное только немногими из них». В дальнейшей части циркуляра губернатор предлагает предводителям наблюдать за помещиками, побуждать их к более мягкому обращению с крестьянами и в крайнем случае конфиденциально доносить губернатору. Он предлагает предводителю дворянства напоминать жестоким помещикам о «пагубных последствиях» жестокости. Несколько раньше, в 1835 г., витебский губернатор на вопрос о том, как поднять благосостояние края, писал высшему правительству, что бедность крестьян объясняется их рабством: «крестьяне изнурены рабством», помещики «ослеплены духом преобладания», крестьяне не имеют своей собственности, да и не желают ее приобретать по «неуверенности в обладании оною», для работ на собственных полях у крестьян остается только праздничный день Белорусский ген[ерал]-губернатор кн[язь] Хованский представлял положение крестьян в ужасающем виде.

Видимо, атмосфера сгущалась. Наши архивы еще далеко не изучены, поэтому подробности крестьянских движений неясны. Но по последствиям их видно, что они представляли предмет большого беспокойства и в среде помещиков и в среде правительства.

Сначала правительство по обыкновению, после долгих колебаний, проявило себя некоторыми паллиотивами. Так как отдача в наем крестьян была актом для них тяжелым, то в 1835 г. появились особые правила об отдаче помещиками белорусских губерний своих крестьян в наем на земляные и другие работы. Тут немало было маниловщины: по контракту помещик мог отдавать в наем не более половины каждого семейства. Помещик обязан был обеспечить крестьянам «приличную» одежду и продовольствие. Правила определяли качество и количество пищи, продолжительность рабочего дня и количество денег, которые должны идти в пользу самого крестьянина. Правила также требовали, чтобы помещик внес за отданных в наем подати. Не нуждается в объяснениях то обстоятельство, что эти правила вовсе не исполнялись. Указом 1840 г. евреям воспрещено брать на откуп доходы, поступавшие от крестьян в пользу помещиков. Полагая, что все зло не в добром дворянине, а в злом управлении имением, правительство издает постановление, по которому можно было нанимать эконома на службу в помещичьих имениях не иначе, как с засвидетельствованием уездных предводителей об их поведении, нравственности, экономии, им же воспрещено было подвергать крестьян телесному наказанию. Бесполезность подобного рода правил сама собою ясна. Вообще одно время в высших правительственных сферах часто начинает циркулировать мысль о том, что самое вредное в крепостном праве — это посредники между помещиками и крестьянами. По настоянию с мест предполагалось даже совсем воспретить в белорусских губерниях отдачи помещикам их имений в аренду: если они лично не управляют, то управление переходит к Палате государственных имуществ. Эта идея была выражена в законе 1853 г.

Конечно, гораздо существеннее были меры правительства, связанные с вопросом о введении инвентарного положения. Об этом нам еще придется говорить, а сейчас мы должны обратить внимание на то, что правительственная маниловщина имела своим источником брожение в крестьянской среде и совпадала с тем настроением, которое время от времени проявлялось и в дворянских сферах. Конечно, строгость правительственного режима была такова, что дворянство не могло высказывать свободно своих мнений. Но все же заметно с начала 40-х годов помещики сами начинают тяготиться крепостным правом. Иногда они освобождали крестьян от повинностей, но в то же время отнимали у них землю, превращая их в безземельных батраков. Витебское дворянство считало для себя выгодным безземельное освобождение. Подобного рода вопрос подымался на собрании дворян Виленской губ., но само правительство испугалось дворянского свободомыслия и дело кончилось выговором местному начальству. Еще оригинальнее недоразумение, произошедшее в рядах смоленского дворянства. В начале 1847 г. Николай I пришел к оригинальной мысли о том, что само смоленское дворянство подняло вопрос об освобождении крестьян. Он принял депутацию этого дворянства и сообщил ей свою мысль о том, чтобы дворяне «потолковали» между собой о возможности приступить к освобождению на основании закона об обязанных крестьянах; при этом дворянам внушено было, что это необходимо во избежание крупного перелома. Но смоленское дворянство оказалось весьма крепостнически настроенным. В своих объяснениях по этому поводу, оно указывает на «тяжелые обязанности», лежащие на дворянах по отношению к крестьянам; о том, что крестьян освобождать очень опасно, хотя безземельное освобождение было бы выгодно дворянству.