Игорь Маношин - Июль 1942 года. Падение Севастополя

• Название: Июль 1942 года. Падение Севастополя
• Автор: Игорь Маношин
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9533-4018-2

Эта книга посвящена одной из самых трагических страниц Великой Отечественной войны — последним дням обороны Севастополя в июле 1942 года. Несмотря на падение города и гибель тысяч наших воинов — свой долг перед Отечеством защитники выполнили до конца, сделав все возможное и невозможное во имя грядущей Победы. Как писал А. Толстой: «За двадцать пять дней июня 1942 года немцы потеряли под Севастополем разгромленными полностью семь немецких и три румынских дивизии, больше половины танкового корпуса, треть самолетов. Всего за восемь месяцев осады Севастополя немцы потеряли около трехсот тысяч солдат и офицеров, из них не менее ста тысяч — убитыми. Это была цена крови за развалины Севастополя…» Благодаря стойкости севастопольцев было сорвано пресловутое «весеннее наступление» немцев.

В книге капитана 2-го ранга в отставке И. С. Маношина (в издании 2001 года — «Героическая трагедия») буквально по часам прослеживается волнующая хроника последних дней обороны Севастополя. В приложении помещены материалы И. Б. Мощанского, посвященные борьбе за Крым в 1942 году.

---

Несмотря на то что в течение 30 июня ряд командиров и комиссаров соединений и частей Приморской армии и Береговой обороны были отозваны для эвакуации, организация обороны СОРа по секторам продолжала действовать. Вот некоторые подробности действий командования IV сектора обороны. Как вспоминает начальник штаба 345-й стрелковой дивизии полковник И. Ф. Хомич, комендант IV сектора полковник Капитохин 30 июня утром убыл с КП, не сказав никому ни слова. Пришлось временно исполнять его обязанности[141].

Во второй половине дня эти обязанности уже исполнял начальник штаба 95-й дивизии майор А. П. Какурин, как об этом написал начальник связи 95-й стрелковой дивизии, в прошлом подполковник, И. Н. Пазников:

«В 18.00 30 июня на КП 4-го сектора, находившегося у Панорамы, позвонил начальник штаба Приморской армии полковник Н. И. Крылов и продиктовал приказ командующего армией генерал-майора Петрова исполняющему обязанности коменданта 4-го сектора начальнику штаба 95-й стрелковой дивизии майору А. П. Какурину: „К часу ночи 1 июля 1942 года имеющимися силами и средствами занять и удерживать линию обороны от бухты Стрелецкий и до перекрестка дорог юго-восточнее 2–3 км хутора Пятницкого. Командный пункт сектора — хутор Пятницкого. Этот приказ является основанием для отхода к району мыса Херсонес в составе 4-го сектора“»[142].

Полученный приказ предусматривал боевые действия войск сектора на указанных позициях в течение всего дня 1 июля 1942 года. Как представляется, аналогичные приказы с указанием новых рубежей обороны и действий на 1 июля получили от Крылова и коменданты других секторов. В сообщении Пазникова обращает на себя внимание разрешение в приказе на самостоятельный отход частей сектора к району мыса Херсонес к концу дня 1 июля. Это обстоятельство можно объяснить только тем, что штаб армии подлежал эвакуации, что не было уверенности в сохранении связи с секторами по многим причинам, а также тем, и это видимо самое главное, что находившийся в частях сектора комсостав к вечеру 1 июля должен был быть на 35-й береговой батарее для эвакуации в ночь с 1 на 2 июля 1942 года. Такое предположение подтверждается информацией Пазникова, приводимой далее по тексту. Кроме того, этим сообщением Пазникова подтверждается факт, что организация обороны Приморской армии в составе секторов СОРа действовала до конца дня 1 июля 1942 года.

Таким образом, остатки Приморской армии и Береговой обороны согласно решению командования СОРа должны были выполнить свою последнюю боевую задачу — прикрыть район эвакуации для вывоза старшего комсостава армии, а затем драться до последней возможности или прорываться в горы к партизанам. Прорваться в горы в условиях плотной блокады войсками противника по всей территории Гераклейского полуострова, как показали последующие дни, массе войск было невозможно. Армию, оставшуюся без боеприпасов, безусловно ждал плен.

О возможностях и целях эвакуации в войсках и среди населения города не было известно. Были слухи только в общем плане. По вспоминанию вольнонаемных служащих военных предприятий и учреждений, с утра 30 июня их руководство получило указания всем работникам следовать на эвакуацию в бухты Стрелецкую, Круглую, Камышовую, Казачью и эвакуироваться там на имеющихся плавсредствах[143].

В ночь на 1 июля из западных бухт Севастополя уходили самостоятельно на Кавказ 30 катерных тральщиков, три катера МО, 4 буксира, шхуна и другие плавсредства, а всего 43 единицы. На буксире «Курортник» была отправлена большая группа связистов флота и города[144]. Однако из всех ушедших плавсредств до берегов Кавказа дошло лишь 17 единиц, которые доставили 304 человека[145].

Все оставшиеся в Севастополе катера, баржи, буксиры, киллектор, гидрографическое судно «Горизонт», два недостроенных тральщика, плавкраны, которые не имели хода или не подлежали перегону на Кавказ, были уничтожены или затоплены флотской командой под руководством исполняющего обязанности начальника плавсредств и гаваней ЧФ капитана 2-го ранга H. A. Зарубы, бывшего командира крейсера «Червона Украина», потопленного немецкой авиацией в ноябре 1941 года в Севастополе у Графской пристани[146].

В течение 29–30 июня при отходе наших войск на Корабельной стороне были взорваны Северная электростанция, спецкомбинат № 1 и другие объекты, а также запасной арсенал флота взрывчатых веществ и негодного боезапаса в Инкермане, которых было около 400 вагонов. Чтобы развеять разные домыслы насчет якобы погибших во время взрыва арсенала, приводится сообщение командира 3-го артдивизиона 99-го гаубичного артполка 25-й Чапаевской дивизии майора З. Г. Олейника, находившегося в момент этого взрыва на наблюдательном пункте в верховьях Лабораторной балки в первой половине дня 29 июня 1942 года:

«После двух подземных громадных взрывов в районе Чертовой балки в Инкермане, стало темно от гари и пыли, трудно стало дышать. Сразу после случившегося позвонил командир 31-го стрелкового полка нашей дивизии подполковник Б. А. Лыков, который сообщил, что за полчаса до этого взрыва к его командному пункту подъехал грузовой „газик“ с группой моряков. Ему представился старший группы воентехник 2-го ранга начальник складского хозяйства П. П. Саенко и доложил, что имеет приказ командования подорвать штольни с взрывчатыми веществами и старым боезапасом, предъявив при этом свое удостоверение личности. Уточнив у Лыкова, что в соседних штольнях, где ранее располагался 47-й медсанбат нашей дивизии, нет людей и наших бойцов, моряки протянули провода к заложенным ранее зарядам в двух штольнях. Контактной машинкой с автомашины подорвали штольни и уехали в Севастополь»[147].

О последних действиях руководства города рассказал бывший начальник МПВО Корабельного района Севастополя Лубянов:

«30 июня 1942 года в штольне командного пункта МПВО города состоялось последнее совещание актива города. На нем секретарь горкома партии Б. А. Борисов дал распоряжение всему активу отходить в сторону Камышовой бухты, где предполагалась эвакуация.

Уходить надо было группами по 13–20 человек. Часть актива погибла от налетов немецкой авиации». И далее он пишет: «Я с заведующим обкома партии Петросяном дождались у входа в 35-ю батарею Б. А. Борисова (Председатель горисполкома Севастополя) и A. A. Сарину (секретарь горкома партии), прибывших, примерно, в 18–19 часов. Спросили их, где суда, на чем эвакуироваться? Сказали — идите в Казачью бухту. Там есть деревянный помост. Ночью с 1 на 2 июля будут катера. Октябрьский выделил 70 мест для актива»[148].

Как видно из этого сообщения, вопросы эвакуации решались на ходу, и трудно сказать, кто из актива города в реальности смог воспользоваться этим сообщением и пропусками с красной полосой, хотя в отчете начальника Политуправления ЧФ дивизионного комиссара Расскина отмечено, что «в период с 1 июля до 20 часов 4-го июля в Новороссийск из Севастополя прибыло в числе прочих 70 человек партактива города»[149]. Товарищу Лубянову не удалось воспользоваться этой возможностью, и ему пришлось быть участником в защите 35-й береговой батареи после 2-го июля. Его воспоминания об этих обстоятельствах приведены во второй части исследования.

Но самым наболевшим и неразрешимым был вопрос с эвакуацией раненых на Кавказ, так как из-за ожесточенной блокады крупные корабли более не могли прорываться в Севастополь, не рискуя быть потопленными. Лидер «Ташкент» был последним большим надводным кораблем, который смог забрать в ночь с 26 на 27 июня более трех тысяч раненых, эвакуированных женщин и детей, а также рулоны обгоревшей, спасенной панорамы художника Рубо «Оборона Севастополя 1834–55 гг.», а в ночь на 29 июня быстроходные тральщики «Взрыв» и «Защитник» вывезли еще 288 раненых. После этого раненые вывозились только самолетами транспортной авиации и подводными лодками.

Согласно итоговым данным о деятельности медико-санитарной службы и частей, в СОРе имелось 16 медучреждений армии и флота, в том числе в Приморской армии 7 медсанбатов (по одному в каждой стрелковой дивизии), два эвакогоспиталя, полевых подвижных госпиталя и у Черноморского флота 2 военно-морских госпиталя и один инфекционный, в которых согласно сводкам на 28 июня находилось всего 11 500 раненых[150].

Накануне немецкого наступления 29 июня и до 1 июля 1942 года все лечебные учреждения и раненые были перебазированы в район западного побережья Херсонесского полуострова. У Камышовой бухты находились ППГ-316 и ЭГ-1428, в штольнях Георгиевского монастыря ППГ-76 и ППГ-356, медсанбаты в щелях, окопах, траншеях у берега Камышовой бухты, южного берега Херсонесского полуострова, районе 33-й батареи. Распределение раненых по госпиталям и медсанбатам по состоянию на 28 июня показано в примечании.

В целом все медицинские учреждения армии и флота были оставлены на произвол судьбы, на милость жестокого врага, поскольку не было возможностей их вывезти.