Ханс Киллиан - В тени побед. Немецкий хирург на Восточном фронте. 1941–1943

• Название: В тени побед. Немецкий хирург на Восточном фронте. 1941–1943
• Автор: Ханс Киллиан
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-9524-1764-7

Профессор, доктор медицинских наук Ханс Киллиан участвовал в двух мировых войнах. В качестве хирурга-консультанта он курировал работу военных и полевых госпиталей на всем Каунасском направлении и был свидетелем кровопролитных боев в районе озера Ильмень и Старой Руссы, столкнувшись со страшными последствиями суровых морозов зимы 1941/42 года. Расчет на то, что победа на Восточном фронте не потребует усилий, провалился, и солдаты заплатили страшную цену за просчет высшего командования.

---

Доктор Бауэр в разных местах сжимает кожу так, чтобы Франц мог почувствовать боль. Никакой реакции! Ниже области черепа и шеи все тело лишено чувствительности. Мы обступаем носилки, но никто из нас не решается заговорить.

– Пусть снимут повязку, – говорю я, нарушая молчание. Это делается со всей осторожностью, Франца переворачивают на бок, так чтобы мы могли осмотреть шею сзади. Видны две раны от огнестрельного ранения, края которых соприкасаются под действием сокращения шейных мышц. Из отверстий едва-едва сочится кровь. Моя рука скользит вдоль шейных позвонков, указательным и средним пальцами я прощупываю остистые выступы. Вот-вот, что-то не то, я настораживаюсь. Пятый или шестой выступ, не могу сказать точно, подается, раскачивается, слегка хрустит, видимо, его основание прострелено, а значит, сломано.

– Доктор, теперь ваша очередь, а потом – немедленно в операционную. Открывайте зал и освобождайте место.

Доктор Генрих разворачивается, с изумлением воззрившись на меня:

– Вы имеете в виду, что я должен его оперировать, господин профессор? То есть здесь, в полевых условиях, провести операцию на позвоночнике, открыть канал спинного мозга?

– Разумеется! Это наш единственный шанс. Только подумайте: очевидно, что пятый межпозвоночный диск раздроблен, спинной мозг защемлен или даже поврежден. Если паралич поднимется выше и затронет четвертый шейный сегмент, человек погибнет. Вам же это известно. О том, чтобы ждать или транспортировать, не может быть и речи, даже на самолете. Мы же не можем бросить его умирать, надо действовать, и немедленно.

Доктор Генрих по-прежнему сомневается в правильности моего решения. Он старается успокоиться, однако сам не хочет оперировать. Пусть я проведу операцию – случай как раз для хирурга-консультанта. А они с доктором Бауэром будут мне ассистировать.

– Если вы настаиваете, я готов! Попросите, пожалуйста, чтобы сделали рентгеновские снимки шейных позвонков в двух плоскостях.

Оба врача растерянно смотрят на меня.

– Но мы не можем. У нас нет рентгеновского аппарата. И генератора электрического тока тоже нет.

– Что?! Нет полевого рентгенаппарата? И как же вы собираетесь узнавать, в каком месте, насколько глубоко застряла пуля или осколок снаряда, где находится зона повреждения, как правильно соединить кость? – Я вне себя от ярости.

Тут коллеги сообщают, что лишь немногие подразделения медицинской службы снабжены рентгеновским оборудованием. Во время похода на Францию тоже мало кто имел рентгеновские трубки и генераторы. По причине молниеносной войны перед наступлением было приказано оставить весь тяжелый багаж, включая рентгеновские аппараты. В то же время ветеринарные лазареты были полностью укомплектованы генераторами для обеспечения света, операционной техникой и рентгеновскими аппаратами. Ведь тут дело касалось конного состава.

Неприятный сюрприз. Мои коллеги стоят передо мной, потупив взор, храня гробовое молчание.

– Все равно, значит, будем оперировать без снимков, – отрезал я в ответ на их краткий доклад. – Пожалуйста, пусть все подготовят к операции. Встречаемся здесь через пятнадцать минут.

Я убегаю за своими инструментами: несколько элегантно изогнутых ножниц, корпия, кусачки Люэра, шпатель для операций на мозге, иглодержатель, специальный набор для сосудистой хирургии, все специальные приспособления. Эту коллекцию я всегда вожу с собой в ручном багаже; обычно в госпиталях этих предметов не бывает. Мне нравятся красиво оформленные и удобно лежащие в руках инструменты.

Итак, мне предстоит первая серьезная операция в полевых условиях, необходимое хирургическое вмешательство с риском для жизни пациента.

Запылившиеся «санитарки» поблескивают в лунном свете перед крыльцом. Одни раненые выходят с окровавленными повязками, других заносят в госпиталь на носилках. Слышатся жалобные завывания и стоны, иногда крики. Конвейер страданий. Взор устремляется к звездному небу, высоко за пределы задыхающейся в муках земли, в бесконечную ясную высь, где нет всех этих безымянных страданий и бед, которые человек учиняет себе подобным. Человек человеку волк.

Издалека я замечаю Густеля, стоящего около санитарной машины, и подзываю его к себе.

– Густель, будь добр, сбегай за сумкой с инструментами, она в квартире рядом с моими вещами. Быстро, Густель, дело очень срочное.

Он убегает и спустя две минуты уже несется обратно с сумкой.

– Что-нибудь еще, господин капитан?

– Ничего, Густель, спасибо. Держи за меня кулаки, будет трудно.

Какую-то долю секунды он смотрит на меня своими ясными глазами охотника. Он понял, в чем дело.

С инструментами я бегом мчусь в лазарет, в операционном зале передаю их фельдфебелю, чтобы прокипятил.

Мы вынуждены оперировать Франца, перевернув его на живот, подложив под грудь подушку и немного свесив голову вниз. Я укладываю его. В операционной встречаю доктора Генриха и доктора Бауэра.

– Что с освещением, есть ли у нас хотя бы приличная бестеневая лампа?

Доктор Генрих пожимает плечами. Насколько ему известно, лишь немногие недавно сформированные подразделения медицинской службы имеют в своем снаряжении транспортируемые бестеневые лампы. Для сложных случаев они каждый раз используют саперный прожектор, закрепляя его на треножной подставке.

– Так уж и быть, на этот раз опять воспользуемся прожектором.

Дренажного прибора, который значительно облегчил бы операцию, у нас, конечно, тоже нет.

Постепенно до меня начинает доходить, в каких условиях вынуждены оперировать наши полевые врачи, сколько всего им не хватает. Сидя дома, легко морщить нос, видя неудовлетворительные результаты работы военных хирургов.

– Есть вопросы?

Доктор Бауэр спрашивает, какой наркоз применить.

– Никакого! Если поврежден пятый сегмент спинного мозга, раненый не будет ощущать боли до самой середины горла. Что касается верхней части зоны операции, то достаточно местного обезболивания; это я сделаю сам. Кто-то во время операции должен подавать Францу кислород. Это имеет решающее значение. Что-то еще неясно? Нет? Хорошо. Надеюсь, нам повезет.

Через полчаса в операционной все готово. Санитары постарались на славу. Франца укладывают на операционный стол. На стерильных тканях в идеальном порядке разложены хирургические инструменты, в том числе и мои. Я по очереди оглядываю каждый предмет, это успокаивает. В конце концов, операция на позвоночнике – не пустяк. Теперь за дело, только быстрей, быстрей.

Мы моем руки, никто не произносит ни слова, все поглощены предстоящим событием. Что нас ждет – кто знает!

Какое-то время я наблюдаю за Францем, у меня возникает ощущение, что работа его диафрагмы ослабевает. Мы не можем терять время. Наперегонки со смертью.

Стоя у раковины рядом со мной, доктор Генрих трет руки. Внезапно мне в голову приходит мысль, которой я делюсь с ним:

– Мы должны проникать в зону повреждения с крайней осторожностью. Осколок кости мог попасть в канал спинного мозга, даже повредить сам мозг.

По серьезному лицу доктора заметно, что его беспокоит та же мысль. Бауэр весь белый, для таких нагрузок он слишком молод. Мы быстро вытираем руки, ныряем в операционные халаты. Пока доктор Бауэр дезинфицирует шейную зону, мы натягиваем резиновые перчатки.

Бросаем взгляд на Франца. Его затылок чисто выбрит, однако мне не нравится, как он лежит. Не хватает ватного валика под головой. Мы подкладываем небольшую подушку, набитую песком.

Тело пациента покрывается тканью, за исключением небольшого квадрата в области шеи – зоне операции. Наконец все готово. Мне подают шприц с однопроцентным раствором новокаина. Я мгновенно делаю местное обезболивание. Одновременно ставится капельница с физиологическим раствором. Он капает медленно, со скоростью один стакан в час – едва слышно.

Внезапно вспыхивает саперный прожектор, и по всей операционной разливается ослепительно яркий свет. В основном луч направлен на шею, однако свет слишком рассеянный. Это сильно мешает, глаза должны привыкнуть. Примитивно обставленное помещение кажется призрачным. На белой стене, точно привидения, двигаются тени. Одному санитару поручено отгонять мерзких навозных мух. Все обмениваются последними вопрошающими взглядами, затем звучит знакомое: «Начали!»

Рука сжимает острый скальпель; от затылка, точно посередине между основаниями мышц, рассекая шейную повязку, вниз до остистого отростка седьмого позвонка я делаю разрез. Лезвие предельно острое. Острие касается выступов, я быстро обхожу их. Рана зияет.

– Корпию!

Ассистирующий фельдфебель-санитар реагирует мгновенно. Замечательный, надежный человек. Как рысь, следит за моими действиями. Квалифицированная медсестра не могла бы работать лучше.

В считанные секунды длинные мышцы с левой стороны отделены от остистых выступов до самых дужек. Как обычно, кровь течет ручьем. Генрих тампонирует рану. Ту же самую операцию мы повторяем с правой стороны, осторожно, чтобы не причинить вреда.