Андрей Кураев - Сатанизм для интеллигенции

• Название: Сатанизм для интеллигенции
• Автор: Андрей Кураев
• Жанр: Религиоведение

“Мы живем не в стране возрождающегося Православия или ислама, а в стране победившего оккультизма”.

В привычно либеральном духе столь мрачный вывод можно было бы приписать религиозному мракобесию о. диакона, однако автор книги – как раз в отличие от привычных либералов – взял на себя труд ознакомиться с весьма большим количеством авторитетных оккультных сочинений, общепризнаваемых практикующими в этой области, и приводимые в них рассуждения о тождестве Христа и Сатанаила, чрезвычайные похвалы Светоносцу-Люциферу, равно как и подробности тибетской культовой практики, даже и не на сугубо правоверный, но всего лишь на остаточно христианский взгляд чрезмерно приванивают серой. Широта и разнообразие практикуемых россиянами оккультных увлечений, вполне обретших права светской благопристойности, явно свидетельствуют о сильно пониженном, если не вовсе утраченном обонянии.

…Люди вольны практиковать какую угодно тантру и мантру, но в той мере, в какой они вообще способны осознавать свои действия, им следовало бы внятно уяснить для себя их вытекающие из тантры и мантры отношения с христианством – отвергнуть так отвергнуть, покаяться так покаяться, но, по крайней мере, не лгать и не умалчивать.

Уяснению этих отношений и посвящена книга о. диакона, который честно предупреждает читателей, что в известном смысле хочет лишить их свободы: “Вы вправе думать иначе, чем Православие, вы можете понимать само Евангелие и смысл христианской жизни иначе, чем Православие, наконец, вы просто можете говорить и писать, что хотите. Но одного вы не можете делать – в этих случаях вы не можете выдавать коктейль своих мыслей за Православие”.

Максим Соколов

---

Поэтому в текстах Оригена нередко встречаются довольно резкие отмежевания от идеи переселения душ: «Мы подаем врачебную помощь и людям, вовлеченным в неразумное учение о душепереселении теми врачами, которые допускают переходы разумной природы или в совершенно неразумную сущность, или в сущность, лишенную способности воображения» (Против Цельса. III,75)1226.

Поэтому Ориген отвергает идею, будто Иоанн Креститель мог быть реинкарнацией Илии1227.

Поэтому Ориген прямо отрицает кармическую идею о том, что наказанием за грехи может быть переселение в иное тело («взыскание грехов будет не через перевоплощение – ouk ev metensomatosei»)1228.

Поэтому Ориген никогда не отрицает телесное воскрешение мертвых в конце настоящего века: «Церковное предание также учит, что наступит время воскресения мертвых, когда это тело, сеемое теперь в тлении, восстанет в нетлении» (О началах. Введение к I книге, 5).

Многомирие оккультистов нанизывает миры на пространственную ось (миры существуют один над другим). Напротив, мысль Оригена, насколько можно судить, располагает миры по временной оси: они не сосуществуют, но следуют один за другим1229. И только одно в мысли Оригена оказывается нелогичным: учение об апокатастасисе, то есть о всеобщем спасении людей «в конце веков». Ведь если однажды настанет момент, когда все души вернутся к Богу – то будет крайне несправедливым посылать их в новый мир, который Бог по необходимости должен будет создать…

Тут уж Ориген-христианин вступает в противоречие с Оригеном-философом. Философская логика, исходя из посылки необходимости творения, требует признать бесконечность цепи миров. Верность Евангелию любви побуждает признать, что однажды «отрет Бог всякую слезу с очей» (Откр. 7,17)1230. В конце концов Ориген предпочитает оставить в стороне свою метафизику и возвестить конец истории в Любви. И все же столкновение богословия и метафизики не прошло бесследно и для оригенова богословия. И после Оригена появлялись церковные проповедники, которые говорили о том, что Бог спасет всех (например, преп. Исаак Сирин). Но их надежда питалась не предположениями о судьбах космоса, а верой в Бога Любви. Они исходили из того, «что Бог бесконечно милостив, и Его милость превыше наказания, и потому страдания грешников после смерти не могут быть бесконечными»1231. И эти люди не отлучались от Церкви. Может быть и слишком решительные, их суждения все же исходили из веры в могущество и человеколюбие Бога. У Оригена же идея реинкарнации превращает апокатастасис в итог собственно человеческого усилия: если из раза в раз жить все лучше и праведней, то в конце концов придешь ко Спасению.

Послания ап. Павла говорят, что «закон», то есть собственно человеческое усилие к праведности, «ничего не довел до совершенства» (Евр. 7,19). Апокатастасис Оригена, строящийся на идее реинкарнации, возвещает нечто совсем иное: «я сам дойду»1232. А вслед за этим в сознание проникает подленькая мысль: «борьбу за лучшее будущее я, пожалуй, начну со следующей жизни». И эта мысль имеет столь разрушительные последствия, что Церковь даже имя мученика Оригена решила предать анафеме, лишь бы не приучать к теплохладности тысячи людей.

Сам Ориген не испытал на своей душе расслабляющего эффекта своей идеи. Но в его позднейших учениках она начала распускаться. На Оригене оправдались слова Габриэля Марселя: Ошибка теолога может погубить души тысяч людей…

И в позднейшие столетия по таким адептам уже судили и об учителе. И только в одном случае можно было с более внимательным, чем обычно, взглядом обратиться к идее всеобщего спасения. – Если отчаяние покорило себе душу. Если из ощущения своих грехов и сердечной пустоты родился помысл о самоубийстве или о переходе на сторону сатаны1233.

Не из церковного предания, но из языческой философии Ориген неосторожно пронес в свою апологию христианства нехристианскую идею реинкарнации.

Высказывая ее, он не выдал «эзотерическую тайну» христианства. Напротив, публично, экзотерически вывесив ее на вратах церковной школы, он хотел привлечь язычников знакомой им философской идеей.

Здесь не было «углубления христианства» платонизмом. Ориген хотел ввести христианство в школу. И иногда сам начинал думать слишком по-школьному. Как заметил Владимир Лосский, «Когда Ориген говорит нам об интеллектуальном труде тех, кто исследует причины вещей, о том труде, который будет продолжен святыми после их смерти в земном раю, который он называет „местом учености“, „аудиторией или школой для душ“, то этот рай школяра и преподавателя невольно вызывает улыбку»1234.

Да, у Оригена была идея реинкарнации.

Но прежде всего надо обратить внимание на то, что сам Ориген отличал апостольское Предание от своих довольно произвольных толкований его и не выдавал свои парагностические догадки за общецерковное убеждение. В своих рассуждениях о том, можно ли считать Иоанна воплощением Илии, Ориген чередует аргументы сторонников и противников реинкарнации. При этом первые именуются весьма неопределенно – «говорят», «те, которые». Аргументы же против реинкарнации высказываются от лица «члена Церкви» («Другой, член Церкви (ekklesiastikos), отвергая как ложную (psevde logon) доктрину реинкарнации и не допуская, что душа Иоанна когда-либо была Илией…» – Толк. на Ин. VI, 11, 66). Судя по тем комментариям, которыми Ориген сопровождает аргументы реинкарнационистов, он явно разделяет церковную позицию.

Итак, Ориген в своих зрелых работах явно свидетельствует о том, что Церковью идея реинкарнации не разделялась.

Когда же Ориген сам в достаточно ранней работе «О началах» высказывался о возможности реинкарнации, он акцентировал, что это именно предположение, а не голос церковного предания. Иероним так передает интонацию оригеновых предположений – «чтобы не быть обвиненным в учении Пифагора, который доказывает метампсихос, – после столь гнусного учения, которым ранил душу читателя, он говорит: это, по нашему мнению, не догматы, а только изыскания и догадки, и изыскано нами с тою целью, чтобы кому-нибудь не показалось, что все это совершенно не затронуто нами»1235. Итак, по мысли Иеронима, Ориген затрагивает тему реинкарнации в миссионерских целях: чтобы язычникам не показалось, что христиане не способны к рассмотрению тех вопросов, что более всего волновали интеллектуальные круги тогдашней Александрии.

Что же касается церковного предания – о нем Ориген писал так: «Мы должны хранить церковное учение, преданное от апостолов чрез порядок преемства… О других же предметах апостолы только сказали, что они есть, но – как или почему? умолчали» (О началах. 1, 1, 3-4). Прежде всего заметим, что слова Оригена о «порядке апостольского преемства» – не просто повторение общего места церковного богословия. Линия преемства действительно весьма четко прослеживается от апостолов до Оригена. Как известно, Ориген был учеником Климента Александрийского. О последнем же св. патриарх Фотий, один из образованнейших византийцев, сообщает, будто «говорят, что Климент был учеником Пантена и что Пантен был учеником тех, кто видел апостолов и даже, что он сам видел некоторых апостолов лично»1236. Сам Климент среди наставников своего учителя называет Петра, Иакова, Иоанна и Павла (Строматы. I, 11,3).

Итак, по тем вопросам христианского понимания мира, Бога и человека, которые были ясно проповеданы апостолами, у Оригена была возможность учиться у прямых наследников апостолов, которые, по слову Климента, «хранили святое учение, в точности переданное им». У Оригена просто не было необходимости обращаться к новоявленным гностическим лидерам для уяснения Евангелия. Говоря же о предсуществовании душ, Ориген прямо указывает источник своего убеждения: «в этом случае я говорю, следуя Пифагору, Платону и Эмпедоклу»1237.

Тем не менее Ориген говорит, что о чем-то апостолы «умолчали». Так что – действительно есть «тайная доктрина христианства»? Почему о чем-то умолчали апостолы?

Сам Ориген отвечает на это очень просто и неэзотерично: «Конечно, с тою целью, чтобы могли иметь упражнения и показать свой ум наиболее ревностные преемники их» (О началах. 1, 1, 3-4). Это различение собственно церковного Предания и частных богословских упражнений прочно вошло в богословие. Например, св. Василий Великий при пояснении первой главы Бытия пишет, что Библия не говорит об изменениях стихий – «чтобы приучить наш ум к самодеятельности»1238. И св. Григорий Нисский так говорит о своем поиске: «Что касается нас, ищущих истину путем догадок и образов, то мы излагаем то, что пришло нам на ум, ничего не утверждая безусловно, как бы упражняясь»1239.

При этом Ориген весьма резко отличал христианское учение от оккультных откровений. Поясняя слова апостола о том, что христианам открыта «премудрость не князей века сего, которую никто из князей века сего не уразумел» (1 Кор. 2,6-8), Ориген говорит: «Я считаю необходимым сказать, что такое мудрость мира сего и что такое премудрость князей мира сего». К первому относятся риторика, грамматика, геометрия, музыка, медицина. «Под премудростию же князей мира сего мы разумеем, например, египетскую так называемую тайную и сокровенную философию, астрологию халдеев и индийцев, обещающих высшее знание, а также многоразличные и разнообразные мнения греков о Божестве. Когда эти духовные силы увидели Господа и Спасителя, обещающего и проповедующего, что Он пришел в этот мир разрушить все догматы, ложно носившие имя знания („гнозиса“ – А.К.), то, не зная, кто скрывался в Нем, они тотчас начали строить ему козни: „предсташа царие земстии и князи собрашася вкупе на Господа и на Христа Его“ (Пс. 2,2). Понимая эти замыслы их против Сына Божия, апостол говорит: премудрость глаголем не князей века сего»1240.