Михаил Кривич - Над милым порогом

• Название: Над милым порогом
• Автор: Михаил Кривич
• Жанр: Научная Фантастика

---

Он хотел еще сказать, что у них с горбатым одна судьба, что оба они воспитаны на картошке, исправно вкалывали, когда им не лезли в душу, и что возраст тоже дает себя знать, но ничего этого не сказал, потому что встретился взглядом с бритоголовым. Глупо ему это говорить, у него судьба, может, еще круче завернута, а если лезет в душу, то ради утоления ненасытного научного любопытства.

Только от этого не легче.

Дмитрия Степановича не тронули. Даже после того как из лаборатории вынесли приборы, после того как ребят и Ниночку перевели в другой отдел, а Никитич ушел в институтский гараж механиком. Осталась только тетя Шура, у нее такая работа.

Бритоголовый пришел лишь однажды. Поговорил о том о сем, справился о здоровье, подарил еще одну свою книжку - "Популярно об энергетике" и сказал, что Дмитрия Степановича никто не торопит, но если он придет к какому-то решению, пусть даст знать ему или непосредственно в дирекцию. Бритоголовый выждал паузу, будто надеялся, что Дмитрий Степанович сразу и придет к решению, которое от него ожидалось, но тот промолчал.

Теперь он приходил на службу когда придется. Подходил к горбатому, клал ему в мешок что-нибудь вкусненькое, всякий раз безуспешно, садился рядом и принимался рассуждать, будто горбатый мог его слышать. Оба они недополучили кое-чего в своей жизни, но терпели и не жаловались, тянули свою лямку, и теперь, на старости лет, когда ничего не вернуть и не исправить, только и оставалось, что поговорить.

До тети Шуры доносился негромкий голос, она качала головой и вздыхала. Ей было жаль Дмитрия Степановича, но, чтобы его не обидеть, она ему этого не говорила.

Иногда Дмитрию Степановичу казалось, что горбатый заболел, что у него переутомление или, может быть, нервное расстройство, что ему душно в помещении. Дмитрий Степанович открывал настежь окна, включал вентиляцию и легонько поглаживал горбатого по лобовому стеклу.

Осень наступила рано, она была слякотной и темной. Однажды утром, собираясь на службу, Мостовой отдернул занавеску и понял, что никуда не хочет идти, нечего ему делать в кафельном боксе и хватит возиться с этим горбатым, надоело, все надоело. Он набрал номер бритоголового.

- Пон-имаю,- сказал бритоголовый.- Жаль, что вы уходите от нас. Конечно, от неудач никто не застрахован, но если вы...

- Какие неудачи? - перебил его Мостовой.- Это все тщеславие. Глупо, наверное, но иногда хочется быть героем. Теперь уже не хочется. Верните машину.

- Хорошо, через неделю. Поставим новый двигатель и вернем. Это будет по-честному.

- Не надо двигателя,- попросил Мостовой.- Верните как есть.

Он лег и лежал, не двигаясь, с закрытыми глазами. С постели его поднял шум во дворе. Встал, посмотрел сквозь мокрые стекла, как двое парней закатывали на руках его машину поближе к крыльцу. Горбатый стоял впритирку с газоном, крыша присыпана жалкими серыми листьями, за голубой бок уцепилась колючая ветка боярышника.

Дмитрий Степанович отошел от окна, вызвал по телефону врача и снова лег.

Он лежал день, и два, и три, не думая ни о чем и ничего не желая, только изредка шел на кухню, чтобы заварить себе чаю.

Пришел Никитич, принес пакет апельсинов - вот, Степаныч, машина их все равно не ест, поешь сам, для поправки. Дмитрий Степанович съел один апельсин из вежливости, остальные положил в холодильник и забыл про них.

На другой день в дверь позвонила тетя Шура. Она прошла на кухню, не обращая внимания на хозяина, и стала разгружать кошелку. В кошелке оказался термос с горячим борщом, отварная рыба в кастрюльке и куча картошки, еще не остывшей, завернутой в толстую байку.

- Хватит в стенку глядеть,- сказала тетя Шура.- Иди поешь. Лучшее средство от всех болезней. Твой горбатый тоже здоровый был, пока на картошке сидел.

Дмитрий Степанович пошел в ванную, умылся, надел костюм, пораскинул мозгами немного, вышел в переднюю, набросил плащ и всунул ноги в ботинки.

- Рехнулся? - спросила тетя Шура.- Поел бы в тапочках.

Дмитрий Степанович взял на кухне байковый узел с картошкой, завязал потуже и пошел в переднюю.

- Ты куда? - закричала тетя Шура.- Тебе нельзя, ты больной!

А сама шла следом и придерживала дверь, чтобы сквозняком не захлопнуло.

Мостовой подошел к машине, достал из плаща запасные ключи, отпер дверцу, поднял крышку багажника и сыпанул от души теплой чистой картошки. Через опущенное стекло повернул ключ в замке зажигания - и вдруг горбатый дернулся. Он вздрогнул раз и другой, застучал невпопад, захлебываясь, цокая клапанами, взвизгивая на высокой ноте, замолк на мгновенье, словно раздумывая, что ему делать дальше, и ровно, без натуги, затарахтел - так привычно, так душевно, что Дмитрию Степановичу впервые за долгие месяцы вновь захотелось петь.

- Гляди-ка! - удивилась тетя Шура и подошла поближе.Вот умница,сказала она то ли Дмитрию Степановичу, то ли горбатому, то ли самой себе.

Дмитрий Степанович сел в машину, захлопнул дверцу и выжал сцепление. Тетя Шура отвела в сторону колючую ветку, чтобы горбатый, неровен час, не поцарапал свой голубой бок.

Горбатый медленно сполз на мостовую. Дмитрий Степанович включил вторую передачу, доехал до середины двора, легким движением врубил третью, разогнался с воем, сел в кресле поудобнее и взял штурвал на себя. Горбатый пробежал немного, подпрыгивая на трещинах в асфальте, и оторвался от земли.

Тетя Шура стояла внизу у крыльца, в руках у нее оказался платок, маленький белый платок, такими вытирают слезы, их комкают и прячут в рукав под манжетку, и она махала платком Дмитрию Степановичу, как махали все девочки бравым пилотам, уходящим в небо на своих обтянутых парусиной "этажерках".

Машина чуть заметно качнула маленьким крашеным-перекрашеным крылом и круто пошла ввысь.