Мерри Джинн - Дети леса, дети звезд

• Название: Дети леса, дети звезд
• Автор: Мерри Джинн
• Жанр: Фэнтези

Гибрид научной фантастики и фэнтези, немного нецензурной лексики, вечная история первого контакта, вечное противостояние техногенной и естественно-исторической цивилизации.

---

Тесс покачал головой, не отрывая глаз от снимка. Дорру там было не больше лет, чем ему сейчас, и выглядел он… нет, не диким, как поначалу казалось Тессу, когда он сам проходил коридорами в зимнем и местном, но подчеркнуто чужим — внешне, и как-то неуловимо-неявно — позой и взглядом.

— Черный Мастер… — пробормотал Тесс и, опомнившись, спросил. — Это сколько же лет прошло?

Ренн нахмурился, подсчитывая даты в уме.

— Тридцать четыре года, — ответил он наконец. — Дорр прожил Черным мастером ровно тридцать четыре года. А почему он связался с Грином, а не с вами, Серазан, как вы думаете?

— Наверное, потому что Грин мог отреагировать — собственно, и отреагировал — на просьбу с того света адекватнее, чем я, — вздохнул Серазан честно. — Он и передал ее мне, и сам принял как обязательную к выполнению. А у меня бы непременно возникли… вопросы. Хотя бы о том, почему он не говорил мне о своей работе, пока еще был живым… Я ведь абсолютно ни о чем даже не подозревал.

— Адекватнее, или так, как нужно здешнему хозяину? — резко спросил Ренн, прищурившись совсем по-морановски. — Как вы думаете, Серазан, почему живой Дорр не мог передать и сказать то, что сумел передать мертвый?

— Живой Дорр прекрасно мог связаться с вами и сам, — огрызнулся Тесс в ответ, мгновенно ощетиниваясь. — А когда уже не мог, то не мог и сказать, потому что умер прежде, чем я успел хотя бы задуматься, куда бежать и кого звать на помощь!

— Отчего он умер? — серьезно спросил Ренн. — Он был крепкий, здоровый. Если бы он чем-то болел, то тут бы ему помогли. Серазан, это очень важно — то, что вы думаете: Дорр точно умер своей смертью? Подумайте, здесь все может случиться…

Тесс надолго задумался, прежде чем ответить.

— Болеть он не болел. Трав держал в доме много, пил разное для профилактики, но не так, чтобы лечиться от чего-то тяжелого. И к ранней дряхлости тоже не близился, хоть и держал меня как помощника, вполне и один мог бы справляться с хозяйством в ближайшие годы. Но жара у нас в те дни стояла страшенная, даром, что в лесу — переносить ее было тяжело… нам обоим, а лето — время рабочее, сложное само по себе. Вульфрик к тому же больше ходил дорогами, полянами, дольше бывал на открытом солнце… Меня, "больного", берег, а сам не берегся. Я не сказал бы, что его удар так уж подозрителен, чтобы считать, что он намеренно наведен.

— Жара, значит, — горько сказал Ренн. — Ну а Грин когда к вам дошел и почему? Его навел кто-то или он сам такой прыткий? Впрочем, — старик махнул рукой, вспомнив сфинкса, — от этого можно действительно ждать чего угодно.

— А Грина я вовсе в кабаке повстречал, — усмехнулся Тесс. — Где-то уже в начале осени. Мне не понравилось, как он на меня смотрит, ему — то, что о Черном Мастере говорят. Слово за слово… А навели, если так вспомнить, не столько его, сколько меня… адекватностью реакций я в тот момент не страдал, но хорошо помню, что в тот кабачок меня буквально тащило. А он там, кажется, подрабатывал на подхвате.

Ренн на минуту остолбенел.

— Мальчишка полгода назад из кабака? Ну, Вульфрик, ну нашел контакт!

Серазан, он хоть у вас расписаться в договоре сможет? — и запнулся. — Хотя ладно, отпечаток лапы сойдет для начала.

— Мальчишка-маг, полукровка в надцатом поколении, ученик лесного мага в юности и человек, который три года методично обшаривал города и веси своего мира в поисках учителя, который пришелся бы ему по вкусу, — внятно перечислил Тесс, слегка оскорбившись за ученика. — То, что он в итоге попал на меня вместо Дорра — не его вина, зато парень не только обучен грамоте и счету, но и знает и умеет выполнять большую часть того, что входит в обязанности мага. Думаете, кто попало был бы нам так полезен в работе над описанием планеты? А Грин вдобавок почти моментально осваивает почти любую технику и усваивает практически любые правила. Он вам не только распишется…

* * *

Он не сразу заметил ее тяжелое, отягощенное ребенком чрево, потому что она сидела в воде, то сжималась в комок, то цеплялась за камни, и ругалась, тяжело дыша и срываясь то на шепот, то на визг. Она злилась той тяжелой возрастной злобой, когда опыт прекрасно помогает угадать самое больное и тайное — каждое ее слово било в точку. Грин понял так, что она на него рассчитывала, что делала из мальчишки себе верного спутника, подобно тому, как старые одинокие женщины заводят себе котов — для компании, но тогда, осенью, она не открыла всей правды, предпочитая, чтобы мальчишка сам пришел к ней и остался рядом. Она звала его всю зиму, беспрестанно и настойчиво, но его врожденное любопытство и близость других людей хранили от ее зова. И только сейчас, когда почти уже…

И Грин сидел рядом и не уходил только потому, что она, словно приходя временами в сознание, просила остаться. Ему было одновременно муторно и отстраненно. В ней была вся увядающая зима, коварная лихорадками, щедрая на тоску, но в железистых парах, исходящих от ее купели, он ощущал запах нерожденной еще весны.

Пришедший следом бледный, быстро прошедший день они провели так: он — сидя на теплых камнях у источника, она полуплавая-полубредя в воде, то проклиная свой выбор, то благословляя его. В голове у Грина было много разного: и о том, что она стала совсем не такая, как была осенью, и о том, почему она тут одна, и о том, что под снегом всегда есть грязные ветки и сучья, а зима сначала оставляет грязную слякоть и только потом распускаются нежные листья… Все это помогало ощущать себя не здесь и не сейчас. Подойти поближе к этому существу он не мог, и уйти совсем — не мог тоже.

— Не замерзнет, — сказала старуха какой-то момент. — С тобой не замерзнет, только пристрой мою девочку. Уйдешь быстро, ты наглый, ты не испугаешься.

К вечеру у нее опять начались схватки. То сидя на корточках, то стоя на четвереньках в естественной своей купели, она мотала головой и подвывала, глядя на постепенно проявляющиеся звезды. Сфинкс сидел ни жив, ни мертв, спрятав морду в лапы. Мурлыкать не получалось. Его тошнило. — Возьмешь, — сказала старуха-мать сквозь зубы, — и унесешь… Потом унесешь далеко-далеко, как можешь. Сохранишь. Не дашь в обиду.

И Грин ждал.

А когда звезды в безлунном небе стали совсем яркими, ребенок как-то быстро родился. Словно вдруг, за несколько потуг, сморщенным окровавленным мешочком упал в теплую воду, и руки истерзанной, измученной, но счастливой наконец старухи-матери поддержали его. Она приложила дитя к груди, ребенок зачмокал, на глазах наливаясь сытостью, а Грин всхлипнул, с недоверчивой радостью глядя на дивное свежее чудо, возникшее среди грязи, брани и увядания.

Она была Сестра, маленькая девочка, она росла быстро, за несколько часов уже начала что-то лепетать, ползать, сидеть, а Старуха, наоборот, дряхлела на глазах.

— Все соки из меня пьет, мерзавка! — выругалась на дитя, и сфинкс понял, что пришло его время. Он подманил к себе с каждой минутой растущую девочку, беленькую и светлоглазую, посадил ее себе на спину, крепко прикрыл крыльями и пошел прочь, ориентируясь на перевал, за которым жили люди. Детские ручонки цеплялись за его гриву все сильнее, и когда они чуть не придушили совсем, Грин осмелился расправить крылья и чуть-чуть взлететь.

— Иииии!!! — радостно завопили со спины, и сфинкс понял, что все в порядке. Теперь он полубежал, полулетел под звездным небом, и девочка хохотала, и запах дыма из очагов, и запах молока стали им ориентирами.

Деревня стояла на склоне горы, в зимних загонах топтались овцы, а у входа в каждый сарай стояла кружка молока. Грин спустил со спины девчонку — ей уже было на вид лет пять, нагрел магией молоко ей и себе.

— Останешься здесь, сестренка? — спросил осторожно.

— Да, пожалуй, — беззаботно сказала девочка, стаскивая тряпки с подобранной тут же соломенной куклы. — Ты за мной еще придешь?

— А надо? — спросил сфинкс.

— Мне хотелось бы. Ты пушистый.

— А мне хотелось бы снимать шкуру время от времени, — задумчиво сказал Грин, — Поможешь?

— Один раз, наверное, смогу, — ответила она, слизывая молочную пенку с верхней губы. — Ты ее только обратно не надевай, а то я больше и не сниму. — Ладно, — сказал Грин. — Снимай с меня шкуру, и пойдем подыщем тебе родителей, а то ночь уже на исходе.

* * *

— Скажите, Серазан, — ворчливо сказал Морэмирис Ренн, поглядев на третий день на Тесса мрачного и отчетливо нервничающего, — а вы сами как видите здесь мабрийские поселения? Каждый раз, когда я начинаю говорить об этом, Грин что-то начинает об ответственности. Никто с этим не спорит, но именно эта его позиция и мешает Морану доложить о получении согласия на прием колонистов.