Джин Вулф - Коготь миротворца

• Название: Коготь миротворца
• Автор: Джин Вулф
• Издательство: Эксмо-Пресс
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2000
• ISBN: 5-87917-071-3

Главный герой книги – молодой палач Северьян из Нессуса, изгнанный из гильдии, отправляется в путь, чтобы искупить свою вину. Но никто не знает, какова конечная цель Северьяна. Каждый сделанный им шаг, любой предмет, попавший ему в руки, странные люди и таинственнее существа, встречающиеся ему в дороге, – звенья одной цепи, загадочные инструменты судьбы.

Джин Вулф утверждает, что всего лишь перевел рукопись, неведомо как попавшую к нему из далекого будущего.

---

В «такие минуты чувство времени теряется. Я хорошо помню, как они нападали, а я яростно отбивался, но теперь мне кажется, что все это произошло в одно мгновение. Вот рухнули двое, пятеро, целый десяток. Вода вокруг меня казалась черной от крови в мертвенном свете, а они все наступали. Я почувствовал удар по плечу, подобный удару кулака великана. „Терминус Эст“ выскользнул из руки, и на меня навалилась груда тел, пока под ее тяжестью я не ушел с головой под воду. В плечо, как два кинжала, вонзились клыки врага, но, я думаю, он слишком боялся утонуть, и не мог драться под водой, как на суше. Я воткнул пальцы в его широкие ноздри и свернул ему шею, хотя она была куда прочнее, чем человеческая.

Я ушел бы от них, если б мог задержать дыхание настолько, чтобы проплыть под водой до выхода. Обезьянолюди потеряли меня из виду, но мои легкие уже разрывались, и мне удалось проплыть по течению совсем немного. Я поднял голову над поверхностью воды. В то же мгновение они снова набросились на меня.

Без сомнения, для каждого наступает минута, когда он, по всем законам, должен умереть. Так вот для меня это был тот самый миг. Всю жизнь, отпущенную мне сверх этой минуты, я расцениваю как незаслуженный дар.

Я лишился оружия, правая рука кровоточила и онемела. Теперь обезьянолюди осмелели. Это дало мне шанс выиграть еще несколько мгновений жизни, ибо, стремясь прикончить меня, они сбились в такую кучу, что мешали друг другу. Я ударил одного ногой в лицо. Второй вцепился в мой сапог. В тот же миг брызнула искра синего пламени. Не знаю, что мною руководило – инстинкт или озарение, – но я схватил ее. В руке я держал Коготь.

Он словно вобрал в себя весь мертвенный свет и окрасил его цветом жизни; он изливал поток чистого сапфирового сияния, наполнившего пещеру. Обезьянолюди вдруг отпрянули прочь, будто услышали удар грома, а я поднял камень высоко над головой. Чего я ожидал, на что надеялся (если я еще мог на что-то надеяться), я теперь и сам не знаю.

Случилось невероятное. Обезьянолюди не бросились наутек, вопя от ужаса, и не возобновили нападения. Они стали медленно приближаться, пока первый не оказался в нескольких шагах от меня, потом опустились на четвереньки, касаясь лицом пола. Было совсем тихо – точно я только что вошел в пещеру. Я слышал лишь плеск воды, но теперь видел все – от серебряных штабелей рядом со мной до разрушенной стены в самом конце пещеры, по которой, как пятна бледного света, спустились ко мне обезьянолюди.

Я стал пятиться назад. Обезьянолюди смотрели на меня, и лица их были человеческими лицами. И тогда я понял, откуда эти звериные клыки, огромные круглые глаза, плоские уши. Зоны и зоны борьбы за жизнь во мраке подземелий – вот что это было. Мудрецы говорят, когда-то мы были обезьянами и резвились в лесах, поглощенных затем пустынями. И так давно это было, что в нашем языке не сохранилось названия этим лесам и пустыням. Старики снова становятся детьми, когда прожитые годы затуманивают их разум. Разве не может случиться так, что человечество, подобно старику, вернется в свое забытое детство, если умрет старое солнце и нам придется сражаться с сородичем за кость в темноте? Я видел перед собой наше будущее – по крайней мере, возможное – и сожалел о тех, кто одерживал победу в подземных схватках больше, чем о тех, кто пролил их кровь нынешней бесконечной ночью.

Итак, я сделал шаг назад, потом другой – никто из них не пытался «препятствовать мне. И тут я вспомнил о „Терминус Эст“. Я клял бы себя всю жизнь, если бы оставил меч даже ради спасения собственной жизни в самой жестокой битве. Выйти отсюда безоружным – нет, этого я не мог вынести. Я начал осторожно продвигаться вперед, надеясь в сиянии Когтя заметить отблеск клинка.

При моем движении лица странных уродливых людей просветлели. По их выражению я понял: они надеются, что я останусь с ними, и Коготь с его синим сиянием тоже останется с ними навсегда. Сколь ужасным все это кажется теперь, когда я вывожу слова на бумаге, но тогда я не испытывал никакого ужаса. Несмотря на их звериный облик, на каждом лице я узрел выражение благоговения и подумал тогда (да и теперь так думаю), что если эти люди подземных городов Урса в чем-то и уступают нам, то во многом другом они, наделенные благодатью животного простодушия, лучше, чем мы.

Я шарил взглядом по всему ручью, от берега до берега, но ничего не видел, хотя мне казалось, что Коготь разгорается все ярче и ярче, пока, наконец, каждый острый выступ на своде пещеры не стал отбрасывать четкую угольно-черную тень. В конце концов я крикнул скорчившимся фигурам:

– Мой меч… Где мой меч? Кто из вас взял его?

Мне не пришло бы в голову заговорить с ними, если бы я не был вне себя от страха потерять меч, но, казалось, меня поняли. Они начали что-то бормотать друг другу и, не поднимаясь, показывать мне жестами, что не собираются больше нападать на меня. Многие протягивали свои дубинки и копья с костяными наконечниками.

Потом, заглушая журчание воды и бормотание обезьянолюдей, послышался новый звук, и в мгновение ока все затихли. Если бы великан-людоед вгрызался в самое основание мира, скрежет его зубов не отличался бы от этого звука. Русло ручья под моими ногами задрожало, а вода, такая прозрачная прежде, замутилась от ила, будто по ней пролегла дымчатая лента. Далеко внизу кто-то шагнул – так могла бы тронуться с места башня в Судный День, когда, как сказано, все города Урса двинутся в путь, чтобы встретить восход Нового Солнца.

И еще один шаг.

Обезьянолюди тут же поднялись и, пригнувшись к земле, бросились в дальний конец пещеры, беззвучно и быстро, как стая летучих мышей. С ними ушел и свет. Казалось, как я в глубине души и подозревал, Коготь светил для них, но не для меня.

Из недр земли донесся третий шаг, а вместе с ним погас последний луч, но в это мгновение, в последнем отблеске, я заметил на дне «Терминус Эст». Я нагнулся, сунул Коготь обратно в сапог и поднял меч. И вдруг осознал, что моя рука вновь обрела былую силу.

Послышался четвертый шаг. Я повернулся и бросился бежать, нащупывая дорогу концом меча. Думаю, теперь я могу сказать, что за существо, обитающее в сердцевине мира, проснулось подо мною. Но тогда я этого не знал, как не знал и того, что его пробудило: рев ли обезьянолюдей, свет Когтя или еще что-нибудь. Я понял только, что глубоко под нами есть нечто, обратившее в бегство обезьянолюдей, невзирая на их ужасный облик и огромную численность, так же легко, как ветер уносит искры костра.

Глава 7 Наемные убийцы

Когда я вспоминаю, сколько времени мне потребовалось, чтобы вернуться по туннелю к выходу, мне кажется, что прошло больше стражи. Полное спокойствие – не мой удел, ибо душу мою непрерывно терзает безжалостная память. Но тогда я, несомненно, находился в том состоянии предельного возбуждения, когда кажется, будто три шага тянутся полжизни. И, уж конечно, я был напуган. С той поры как я вышел из мальчишеского возраста, меня никогда не называли трусом, и многие отдавали должное моей храбрости. Я не колеблясь выполнял долг служения нашей гильдии, бился один на один и участвовал в массовых сражениях, взбирался на неприступные горные вершины, несколько раз едва не утонул. Но я уверен – разница между теми, кого называют храбрецами, и теми, на ком поставлено клеймо трусости, заключается лишь в том, что последние испытывают страх заранее, перед опасностью, а первые – после.

Очевидно, никто не может испытывать страха непосредственно в минуты большой и неотвратимой опасности: разум слишком сосредоточен на действиях, необходимых, чтобы встретить ее или избежать. Таким образом, трус является трусом, поскольку осознает свой страх слишком рано. Люди, которых считают трусливыми, могут поражать своей храбростью, если не предупредить их об опасности заранее.

Например, мастер Гурло, которого в детстве я считал человеком беззаветной храбрости, был, без сомнения, трусом. В то время, когда Дротт был капитаном учеников, мы с Рошем по очереди прислуживали мастеру Палаэмону и мастеру Гурло. Однажды вечером мастер Гурло отдыхал в своей келье. Он велел мне остаться, чтобы наполнять его чашу, и разоткровенничался:

– Эй, парень, ты знаешь эту клиентку по имени Ия? Дочь армигера, довольно хорошенькая.

Будучи учеником, я почти не имел дела с клиентами. Я покачал головой.

– Она приговорена к поруганию. Я не имел никакого понятия, о чем он говорит, и потому ответил:

– Да, мастер.

– Это самая оскорбительная кара, которой можно подвергнуть женщину. Или мужчину. Половой акт с палачом. – Он постучал себя в грудь и, вскинув голову, взглянул на меня. По сравнению с туловищем его голова была непропорционально маленькой, и если бы он носил рубашку или сюртук (чего, конечно, никогда не делал), то казалось бы, будто его одежда с подкладными плечами.

– Да, мастер.

– Почему бы тебе не проделать это вместо меня? Ты молодой парень, в самом соку. Только не говори мне, что ты еще не оброс шерстью где следует.