Николай Плахотный - Великая смута

• Название: Великая смута
• Автор: Николай Плахотный
• Жанр: Публицистика
• Год: 2006
• ISBN: 5-88010-222-X

С откровением и доверительностью в книге описываются встречи и беседы с разными людьми, повествуются новые и малоизвестные факты, в том числе и из современной истории России.

Автор в своих рассказах раскрывает внутренний облик русского человека, делится своими выводами и оценками, надеясь убедить и согласиться с ним читателей.

---

Среди золотого пшеничного разлива возник изумрудный островок — табор механизаторов. С ранней весны и до снега колхозная братва днюет здесь и ночует. Теперь же вокруг было тихо, как на кладбище.

Возле каптерки стояла длинная, врытая в землю скамья. При необходимости на ней могла бы разместиться футбольная команда с запасными игроками и массажистами. В стороне красовалась затейливая беседка, со всех сторон увитая виноградной лозой.

Я раздвинул тяжелые плети. Казалось, ненароком заглянул в пропавшую янтарную комнату. И воздух был какой-то особенный. Сильно пахло медом. Я дышал и надышаться не мог.

Несколько минут наслаждался в одиночестве ароматом, тишиной, покоем. И в один момент все пропало: загудели, зафурыкали и зафырчали моторы. Стало дымно, чадно. И крикливо.

Пришлось выйти из засады. К этому времени колхозная братва оккупировала скамью. Мое появление несколько охладило пыл и страсти.

— К нам вот пресса пожаловала, — озорно представил меня подвозчик мой и тезка.

Отреагировали спокойно. Только один из группы, в чистой и хорошо сидевшей на плечах спецовке (похоже, бригадир), метнул в мою сторону острый взгляд, после чего последовал легкий кивок. На скамье возникла незаметная подвижка. В ряду грузных тел образовался прогал. Меня приглашали в компанию.

Всегда беру с собой в дорогу гостинцы. На сей раз в кармане оказалась нераспечатанная пачка «Мальборо». Пустил ее по кругу. В то время курево было в жутком дефиците, — и мужская половина села поголовно перешла на махру.

— Хороша «мальборка», — заметил седоусый мош Якоб, бригадный сторож. — Однако одесский «беломорчик» все же получше.

Никто и не спорил.

Бригадир со знанием дела осведомился:

— С заданием или по сигналу?

— Ехал мимо, приглянулось ваше село. Решил узнать, что за люди тут живут?

— Труженики обыкновенные.

— Работать спокойно не дают, под руки толкают, — зло проговорил бровастый дядя с шапкой курчавых волос.

— Арсений, не выступай, — оборвал бригадир оратора. — Рекомендую, — проговорил дружески и качнув головой в сторону курчавого, — один из лучших наших механизаторов. Теперь же чуть было без дела не остался. Комбайн у него скопытился.

Комбайнер смачно выругался и потянулся к пачке за другой сигаретой.

Третьего дня Арсений через час работы остановился. Сгорел редуктор топливного насоса. Колхозные спецы обзвонили все районные службы — безрезультатно. Нет на складах такой детали, дефицитная она. Уже собрали нарочного в Таганрог, на комбайновый завод. В последний момент агентурная разведка донесла: делу готов помочь мош Михай. Его внучатый племяш Андриаш недавно демобилизовался из армии, служил в Германии. И там как раз началось разоружение советских войск и передислокация частей. Чтобы зря не пропадать народному добру, комбат под личную ответственность разрешил солдатам взять с собой сувениры-дембеля, на сумму не более чем на сотню рублей. Андриаш под завязку набил вещмешок железками, уверенный, что все потом в колхозе сгодится. Между прочим, в той торбе оказался и остродефицитный редуктор.

— Спасибо конверсии, — ввернул только что вошедшее в оборот непонятное словцо комбайнер. — А то хоть в подсобники иди.

Сидевший на чурбаке сторож назидательно сказал:

— В колхозе не пропадешь!

И тезка мой, похоже, полемизируя с кем-то, обронил:

— Нам некоторые мозги пудрят: «Кончайте свой колхоз. Разбирай имущество. Прибирайте земельку к рукам. Хватит спины на начальство гнуть».

— Провокации.

— Во-во.

— Ты гляди, кто эту гадскую агитацию распушает? Которые лошадь в каруцу (телегу) запречь не умеет.

— Да подголоски у них те, которые с того берега Прута на нашу сторону переправились, — уточнил, зло глядя в пространство, парень в тельняшке и рваных джинсах.

Разговор как неожиданно возник, так и угас. Вечерело. Пора уж по домам. Кто оседлал свои мотоциклы. Большинство же разместилось на полуторке Николая. Мне была оказана честь: место в кабине, рядом с бригадиром. Покатили с ветерком.

По возможности я старался не докучать хозяевам своим присутствием. После завтрака, прихватив холщовую торбочку с подорожником, уходил бродяжить без определенного плана. По случаю уборочной жизнь в селе перестроилась на боевой лад. Конторы опустели. Иные службы были на замке. Все трудоспособные так или иначе приспособились к хлебоуборке. Большая часть копошилась на токах: то перелопачивая, то перетаскивая с места на место доставляемое из-под комбайнов сыроватое зерно.

Руководил процессом, конечно, председатель колхоза, но издалека, аж из Москвы. Дело в том, что Михаил Георгиевич Думбровану был депутатом Верховного Совета СССР. А как раз шла сессия. Рассматривались исторические вопросы: как жить дальше? Куда идти? Крестьянская душа Думбровану разрывалась на части. Дважды в сутки (в обеденный перерыв и поздно вечером) звонил в Лядовены, требуя подробного отчета о проделанной работе и тут же внося необходимые коррективы. На следующее утро, все от мала до велика, были в курсе указаний Думбровану. Осколки их долетали и до моих ушей. Программы были совершенно конкретные, зримые. «Возле Гадючей балки пшеницу не трогать, руки оторву». «Семена суданки отсортировать сегодня же, до обеда». «Хлеб на заготпункт не отправлять до моего распоряжения». Были также пожелания чисто личного характера, вроде отеческого пожелания: «Советую Корлетяну со свадьбой не торопиться». Оно, конечно, из Москвы видней: что, как, куда и с кем?

Обратной информации, что нового в Кремле и вокруг него, никакой не было. Только однажды сказал: «Завтра, после обеда глядите телевизор». И что вы думаете? На утреннем заседании в Кремлевском Дворце съездов выступал сам Михаил Георгиевич. Все в Лядовянах на разные лады пересказывали друг другу речь председателя. И заканчивали одинаково: «Наш Михей всем им там дал прикурить!»

Очень хотелось мне с Думброваном познакомиться. Посидеть рядом, поговорить о делах, о жизни. Не удалось. Наши пути резко разошлись. Когда я возвратился в Москву, Михаил Георгиевич накануне укатил в свои Лядовены. А вскоре Молдова на весь мир заявила о своем суверенитете, откололась от Союза. Так мы с председателем и не свиделись.

Лядовены — село большое, старинное, в некотором роде историческое. Есть свидетельства, здесь была ставка Потемкина. Останавливались Суворов и Кутузов. Кстати сказать, в борьбе за освобождение Молдовы от турецкого ига местные ополченцы выступали единодушно на стороне русской армии.

То давно прошедшее время казалось почему-то очень близким. Спластавшись, годы образовали сплошной монолит, в нем блестками сверкали радостные моменты бытия. В основной же массе — чернота на блекло-сером фоне. Лишь в последние полвека жизнь на этой земле мало-мальски наладилась. Народ обустроился, приноровился к новым порядкам и требованиям, казалось, только живи. Но откуда-то явились умники и принялись хаять на все лады то, что молдаване с превеликим трудом, надрываясь, смогли сделать с помощью России.

Так рассуждали в Лядовенах люди здравомыслящие под впечатлением странных событий и не менее странных слухов. Недоумевали, терялись в догадках: кому это взбрело в голову ломать и коверкать устои. Да и во имя чего? От добра, сказано, добра не ищут. Лишний раз только небеса тревожить и гневить.

Надо сказать, колхоз имени Кирова крепко на ногах стоял. В восемьдесят девятом, как потом его нарекли «переломном» году, хозяйство реализовало собственной продукции на восемь с лишним миллионов рублей. По тогдашнему курсу семь миллионов долларов. Теперь таких деньжищ не зарабатывает весь Рышканский сектор (район). Вот от чего ушли. А к чему пришли? Об этом позже.

На взгляд жителя средней полосы России, молдавское село производит выгодное впечатление. Тут не так резко чувствовалась пресловутая грань, разделяющая город и село, которую советская власть пыталась стереть или хотя бы зашпаклевать.

Многое узрел я своими глазами. И с каждым днем проникался все большим и большим уважением к хозяевам этого малого клочка нашей планеты, который они, не разгибая спины, возделывали своими руками и в конце концов неплохо оборудовали и приспособили для совместного проживания.

Поймал себя на мысли, что на глаз трудно определить статус Лядовен: то ли село городского типа, то ли городок сельской глубинки. Улицы ухоженные, длинные и прямые. Дома от проезжей части отделяли выстроившиеся шпалерами в ряд деревья исключительно фруктовые. Красиво и практично.

Этим принципом здешние хозяева руководствуются и в большом и малом. В жизни ведь все взаимосвязано, одно из другого вытекает. Чистота, порядок в личном дворе поддерживается на улицах и имеет продолжение — в полях, в садах, на грядах, фермах, мастерских и т. д.