Светлана Сырнева - Избранные стихи

• Название: Избранные стихи
• Автор: Светлана Сырнева
• Жанр: Поэзия

В книгу избранных стихов Светланы Сырневой вошли лирические сочинения 1980-х - 2000-х гг. Автор - одна из самых значительных поэтов современной России. Это отмечалось многими выдающимися деятелями отечественной культуры. Среди них: Вадим Кожинов, Владимир Солоухин, Петр Палиевский, Юрий Кузнецов.

Сырнева живет в городе Кирове. У нее вышло пять стихотворных сборников. Стихи публиковались в альманахах «Поэзия», «День поэзии», «Поле Куликово»; журналах «Наш современник», «Москва», «Новый мир», «Подъем», «Русская провинция»; в газетах «Литературная газета» и «Литературная Россия»; во многих коллективных сборниках.

Лирика Светланы Сырневой несет в себе редкие художественные достоинства, философско-интеллектуальное напряжение, изобразительную мощь.

---

* * *

Это сон, это слишком опасная тишь,
значит, лед на стремнине расколется.
Это двинулась жизнь, и, покуда ты спишь,
подступает вода под околицу.

Твой поток беспощаден, твой рокот силен,
неумолчная ночь разрушения!
И таинственным гулом весь мир населен —
гулом гибели и воскрешения.

Ни единая в небе не светит звезда
над лесами, полями, бараками.
И спасенье идет, как приходит беда, —
оперенное теми же знаками.

Пусть над черною бездной белеет окно
и глядится в свое отражение,
но на части разъять никому не дано
своевольной свободы движение.

Это завтра наступит пора ремесла —
время тяглое, чистое, мутное.
И не вспомнит река, как она унесла
все мосты и заслоны минутные.

2005

Дождь

Ближе движется эта завеса
и крадет горизонты, крадет.
Вот не видно окольного леса,
вот и тополь сейчас пропадет.

Как обманчиво все постоянство,
как зыбуче дождя вещество!
Занимай же пустое пространство —
по России так много его.

Это будет, наверное, в полдень.
Это там, где мы жить не смогли.
И мучительным гулом наполнен
весь объем от небес до земли.

Это там, где ни дома, ни сада,
где не вспыхнул огонь, не погас,
где растет дождевая громада,
навсегда заместившая нас.

2005

Поклажа

Скрипнет калиткою, хлопнет дверьми,
тихо к прощальному выйдет порогу.
Все суетится: «И это возьми».
Полно, всего насовала в дорогу!

Что там, в кошелке? Сметана, блины,
квас деревенский... Родная, куда мне!
Во поле выйду, не чуя вины —
молча оставлю поклажу на камне.

Душат любовью в родной стороне,
путами травы лежат под ногами,
тянутся ветви из сада ко мне, не понимая,
что пропасть меж нами.

Пой, соловей! Заливайся навзрыд,
нежный певец, замурованный в роще!
Видишь, пространство меж нами сквозит
все нестерпимей, больнее и жестче.

Легкая лодка скользит по реке,
старую улицу ливни умыли.
Горько вы плакали там, вдалеке,
стало быть, сладко меня позабыли.

Тенью луга затянулись на треть,
солнце садится, до завтра сгорая.
И хорошо мне на это смотреть
из моего отдаленного рая.

2005

Вагон Сумасшедших

Дороги, вагоны, мосты, купола,
вокзалов промозглая сырость.
И жизнь настоящая вкратце прошла,
а вся остальная – приснилась.

Из тамбура в черное поле взгляни:
лишенные смысла и слова, бегут,
отстают постовые огни
оседлого счастья чужого.

Клокочет, свистит по путям бытия
бессонный вагон сумасшедших —
бездомных, железных, таких же, как я,
– последний рубеж перешедших.

Спеши настрадаться, натешиться всласть,
катись в этой доле былинной,
где русская почва распалась,
снялась и мчится куда-то лавиной.

И лишь фотографий беззвучный
напев к живой возвращает печали,
и город случайный, навек замерев,
стоит за твоими плечами.

2005

Общее солнце

К нам из полярной синевы
приходит северное лето.
Клонилась в сторону Москвы
травы безмолвной эстафета.

И мне никто не запретит
под ветром встать на ровном месте:
он через сутки долетит
до ваших окон и предместий.

Быстрей доходят поезда,
быстрей промчится жизнь земная.
Но пусть никто и никогда
об этом даже не узнает.

И уповать уже смешно,
когда остаток жизни тает,
что солнце светит нам одно
и общий ветер пролетает.

Среди полей, стогов, сорок
не помышляю я о чуде
и жду, когда нас общий Бог
по справедливости рассудит —

как он не раз уже судил:
рукой неслышной, запредельной
по дальним далям разводил
и приучал к судьбе отдельной.

2005

Поэт Фоменко

Свершилась поколений пересменка,
круги дождя распались на воде.
И часто снится мне поэт Фоменко,
который долго жил в Караганде.

Потом он в Шахматове пил жестоко,
сторожки темной обживал углы.
Он выходил во двор – и образ Блока
ему являлся из вечерней мглы.

И Блок смотрел с безмолвной укоризной
секунды три из пелены дождя,
и растворялся в небе над Отчизной,
в ее туман легко переходя.

Леса теряли желтое убранство,
клонились долу желтые цветы,
и было ливнем занято пространство,
в которое рискнул вернуться ты.

Срывай, поэт, листы бездомных лилий,
глуши вино в попутных поездах!
Нам негде жить: мы слишком долго жили
в Караганде и прочих городах.

Оглянешься на темное, пустое,
за что тебе полвека зачтено, —
и думаешь, что дальше жить не стоит.
Быть иль не быть! – теперь уж все равно.

Не тяжело в бесчувствии глубоком
доматывать уже недолгий срок.
Твоя судьба могла бы стать уроком,
но никому не нужен твой урок.

2005

Дудка

Как из космической мне синевы
виден далекий степной горизонт!
Кверху он выкинет дудку травы,
белый распустит ликующий зонт.

Как хорошо этой смелой траве
в росах расти и ночами белеть,
жить в естестве, умирать в естестве
и никогда ни о чем не жалеть!

Не поминала, чего не сбылось,
и не просила, чего не достать,
белая дудка, вселенская ось,
сил неразгаданных легкая стать.

Возле тебя проступают сады,
ягод лукошки ведут хоровод,
носят крестьяне в корзинах плоды,
всякая овощь привольно растет.

Тут же и он, арендатор земли,
пылью облеплен, ветрами потерт,
лодку берет и застрял на мели:
рыбу ловить удосужился, черт!

Тут и кума принялась горевать,
перебирая в подоле грибы:
«Не было счастья – и дальше: плевать,
некуда, девки, бежать от судьбы!»

Что ж ты, судьба, не лиха, не мила,
дурой растешь, никого не кляня!
Что ж ты, родная, не мимо прошла —
в белую дудку втянула меня!

2006

Лесной царь

Я буду скакать по холмам,
по темной вечерней дороге,
где тени, восстав из лесов,
клубятся в тоске и тревоге.

Гори же, прощальный закат,
не меркни, полоска живая!
Вершины вонзились в тебя,
по капле всю кровь выпивая.

Услышат ли топот копыт
в далеком оставленном стане,
где белая церковь стоит
по горло в вечернем тумане?

И скоро ее навсегда
ночная завеса закроет.
Восходит на небо луна
и низко висит над горою.

Скачи же, мой преданный конь,
по родине, как по чужбине!
Исчадия ночи и зла
тебя не сгубили доныне.

Во мраке дорогу торя,
лети над родной стороною!
Дыханье Лесного царя
все ближе у нас за спиною.

Родимый, давай, поспешай!
Заклятье мне веки сковало.
Держись! В нашей жизни с тобой
еще не такое бывало.

Вперед, златогривый, вперед!
Удача тебя не обманет:
тебе же и солнце взойдет,
тебе же и утро настанет.

2007

II 1990–1998

* * *

Затеряна в кругу светил
твоя заветная звезда
и неземным потоком сил
упорно движима всегда.

Никем не предугадан час,
когда взойдет она в зенит.
Тебя, быть может, только раз
она лучами осенит.

И будет дом, и снег в окне,
и печь затопится в дому,
покуда стрелки на стене
не принуждают ни к чему.

Как бы невидимой рукой
от сердца камень отвели —
стоит торжественный покой
столпом от неба до земли.

Живи в предчувствии чудес
и разбазаривай в гульбе
бесценный миг, когда с небес
бросают лестницу тебе!

Но в час, беспечно спишь когда,
созвездья свой продолжат ход,
и, дрогнув, сдвинется звезда,
и над тобой беда взойдет.

1990

* * *

Скачет телега по стылой стерне,
стоя отец погоняет коня.
Мама в слезах наклонилась ко мне
– это в больницу увозят меня.

Черные ветки по-над головой,
с ними луна затевает игру.
Грех вам! Ребенок-то еле живой —
Милая мамочка, я не умру.

Как вам досталось, родные мои:
холод, болезни детей, нищета.
Только и было, что ноша семьи,
только и было – и жизнь прожита!

Это древнейших времен ремесло —
дыры латать у скупого огня —
к вам от родителей ваших пришло,
а через вас просочилось в меня.

Тяжкой усталости, долгих невзгод
сколько скопилось? За сколько веков?
Вены откроешь – и в землю уйдет
черная кровь, безнадежная кровь.

Легче ль тебе, что ты в землю зарыт?
Все ли с собою унес ты на дно?
Холод. И небо над нами стоит
так же, как вечно стояло оно.

1990

* * *