Сьюзен Коллинз - Сойка-пересмешница

• Название: Сойка-пересмешница
• Автор: Сьюзен Коллинз
• Жанр: Боевая фантастика

---

— Нельзя сравнивать Плутарха, который поднял повстанческое восстание с этими… тремя косметологами, — ледяным тоном возражает Фальвия.

Я пожимаю плечами. — Ну если это ты говоришь, Фальвия. Но что случится, если ты окажешься в стане врагов Койн? Мою подготовительную команду похитили. По крайней мере, они могут надеяться, что хоть на один день вернутся в Капитолий. Гейл и я сможем жить в лесах. А вы? Куда побежите вы вдвоем?

— Не исключено, что в военной стратегии мы имеем чуть более важное значение, чем ты думаешь, — равнодушно отвечает Плутарх.

— Ну конечно, так и есть. Трибуты тоже были очень важны для Игр. До поры до времени, — говорю я. — И тогда мы стали абсолютно ненужными, ведь так, Плутарх?

Больше мы ничего не говорим. Мы ждем в тишине до тех пор, пока моя мать не находит нас.

— С ними все будет в порядке, — сообщает она. — Нет никаких тяжких телесных повреждений.

— Хорошо. Превосходно, — говорит Плутарх. — Как скоро они смогут приступить к работе?

— Вероятно, завтра, — отвечает она. — Но будьте готовы к некоторый эмоциональной нестабильности, после всего, через что им пришлось пройти. Они были совсем не готовы ни к чему подобному, учитывая их жизнь в Капитолии.

— Как и все мы, — говорит Плутарх.

То ли потому, что моя подготовительная команда была выведена из строя, то ли потому, что я сама была на грани, Плутарх освободил меня от обязанностей Сойки-пересмешницы на весь день. Мы с Гейлом пошли на обед, где нам подали фасоль, тушеный лук, кусок хлеба и стакан воды. После рассказа Вении хлеб застревает у меня в горле, так что его остатки я перекладываю на поднос Гейла. Мы немногословны во время обеда и, как только наши миски пустеют, Гейл закатывает рукав, дабы проверить свой график. — Сейчас у меня тренировка.

Я закатываю свой рукав и подношу свою руку к его. — У меня тоже, — я помню, что тренировка сейчас приравнивается к охоте.

Мое желание уйти в лес хотя бы на пару часов берет верх над текущими проблемами. Возможность отвлечься на зелень и солнечный свет, несомненно, поможет мне разобраться в своих мыслях. Как только мы минуем главные коридоры, Гейл и я, словно школьники, наперегонки несемся к складу с оружием, а когда финишируем, я замечаю у себя одышку и головокружение. Напоминающие мне, что я не окончательно восстановилась. Охрана выдает нам наше старое оружие, а также ножи и мешок, который заменяет охотничью сумку. Я позволяю им прикрепить прибор слежения к моей лодыжке и пытаюсь делать вид, будто слушаю их, когда они объясняют, как пользоваться ручным коммуникатором. Единственное, что я помню — он похож на часы — и мы должны вернуться в Тринадцатый в указанное время, иначе нас лишат охотничьих привилегий. И я приложу все усилия для соблюдения этого — единственного — правила.

Мы выходим наружу, на большой огороженный полигон у кромки леса. Охрана без комментариев открывает хорошо смазанные ворота. Было бы невероятно трудно протискиваться через свою же изгородь — забор тридцати футов в высоту, увенчанный колючей проволокой и постоянно жужжащими проводами с подключенным к ним электричеством. Мы идем по лесу до тех пор, пока забор не исчезает из виду. На небольшой полянке мы останавливаемся и запрокидываем головы, греясь в лучах солнца. Раскинув руки в разные стороны, я медленно кружусь, и окружающий мир непрерывно вращается вокруг меня.

Недостаток дождей, который я наблюдала в Двенадцатом, сгубил также и местную растительность, почти полностью лишив деревья листвы, сотворив из них хрустящий под ногами ковер. Мы снимаем нашу обувь. Моя мне в любом случае не по размеру, на так как в Тринадцатом ничего не пропадает зазря, я ношу пару, из которой кто-то уже вырос. По-видимому, кто-то из нас ходит крайне забавно, потому что изношены они как-то неправильно.

Мы охотимся, как в старые времена, в тишине — для общения друг с другом слова не нужны, потому что здесь, в лесу, мы двигаемся как две части одного целого. Предугадывая движения другого, мы прикрываем друг другу спину. Сколько прошло? Восемь месяцев? Девять? С тех пор как мы были свободны? Но это не совсем то же самое, учитывая все, что произошло, наличие датчиков на наших щиколотках и тот факт, что отдыхать подобным образом мне придется часто. Но в настоящее время это единственно возможное для меня подобие счастья.

Животные тут недостаточно осторожны. Им требуется некоторое время, чтобы понять — этот незнакомый им запах означает смерть. Через полтора часа у нас на руках дюжина разнообразной добычи: зайцы, белки и индейки. И закончив охоту, мы решаем провести оставшееся время на берегу пруда, который, должно быть, подпитывается подземным источником, поскольку вода в нем холодная и сладкая.

Когда Гейл предлагает выпотрошить дичь, я не возражаю. Кладу на язык несколько листьев мяты, закрываю глаза и, оперевшись спиной о камень, растворяюсь в звуках. Позволяю палящему дневному солнцу гулять по моей коже, почти в полном покое, до тех пор, пока голос Гейла не нарушает его. — Китнисс, почему ты так беспокоишься о своей подготовительной команде?

Я открываю глаза, надеясь увидеть, что он шутит, но он с гневным взглядом потрошит зайца. — А почему я не должна?

— Хм. Вот смотри. Потому что весь прошедший год они потратили на то, чтобы заставить тебя убивать? — предполагает он.

— Все гораздо сложнее. Я знаю их. Они не злые и не жестокие. Они даже не слишком умные. Обидеть их — все равно что обидеть ребенка. Они не понимаю… в смысле, они не знают… — я путаюсь в собственных словах.

— Чего они не знают, Китнисс? — спрашивает он. — Что Трибуты — не твое трио уродов, а те почти дети, которые вовлечены во все это — вынуждены сражаться до смерти. Что ты шла на ту арену для развлечения людей? Это страшная тайна Капитолия?

— Нет, но они не смотрят на это так, как мы, — говорю я. — Они в этом выросли и…

— Ты их ещё и защищаешь? — одним быстрым движением он срывает кожу с зайца.

Это причиняет острую боль, потому что я на самом деле их защищаю, и это нелепо. Я пытаюсь найти этому логическое объяснение. — Думаю, я буду защищать любого, с кем обойдутся так же, как с ними из-за куска хлеба. Может быть, это напоминает мне о том, что случилось с тобой из-за индейки!

И тем не менее, он прав. И правда странно, что я так сильно переживаю за свою подготовительную команду. Я должна ненавидеть их и желать, чтобы их вздернули на виселице. Но они такие беспомощные, и принадлежат Цинне, а он был на моей стороне, верно?

— Я не хочу спорить, — говорит Гейл. — Но не думаю, что, наказав их за нарушение здешних правил, Койн хотела сообщить тебе что-то. Наверное, она думала, что ты воспримешь это как любезность, — он засовывает кролика в мешок и поднимается. — Нам пора выдвигаться, если мы хотим вернуться вовремя.

Я игнорирую его протянутую руку и, пошатываясь, поднимаюсь на ноги. — Хорошо.

На обратном пути никто из нас не проронил ни слова, но как только мы оказываемся за воротами, я думаю совсем о другом. Во время Двадцатипятилетия Подавления Октавия и Флавий вынуждены были уйти, потому что не могли перестать реветь из-за того, что я вернулась. И Вения с трудом смогла сказать "прощай".

— Я постараюсь и буду держать в голове, что они… изменили тебя, — говорит Гейл.

— Постарайся, — говорю я.

Мы отдаём мясо Сальной Сэй на кухню. Её вполне устраивает Тринадцатый Дистрикт, даже несмотря на то, что — по ее мнению — поварам не достаёт воображения. Но женщина, пришедшая сюда с аппетитной дикой собакой и ревенем, высушенном на солнце, связана по рукам и ногам.

Измученная охотой и отсутствием сна, я возвращаюсь в свою комнату и нахожу её совершенно пустой, и только тогда вспоминаю, что мы переехали из-за Лютика. Я поднимаюсь этажом выше и нахожу комнату Е. Она выглядит так же, как и триста седьмая, но с окном — два фута в ширину, восемь дюймов в высоту — по центру внешней стены. Оно закрывается тяжёлой металлической задвижкой, но сейчас она открыта, и кота нигде не видно. Я растягиваюсь на своей постели, луч полуденного солнца играет на моём лице. Следующее, что я помню — моя сестра будит меня для шестичасового собрания.

Прим говорит мне, что о собрании объявили после обеда. Все жители, за исключением тех, кто на важных заданиях, должны на нем присутствовать.

Мы идем в сторону Зала Заседаний, просторной комнаты, в которой легко могли бы уместиться тысячи людей. Могло показаться, что он был построен для большого приема и, возможно, именно здесь состоялось первое собрание перед эпидемии оспы. Прим спокойно тычет пальцем на последствия этой масштабной катастрофы: рубцы от оспы на телах людей, несколько изуродованных детей.

— Они здесь много страдали, — говорит она.